Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Загнанные в мышиные норы

Медленное умирание - это единственный способ существования для подавляющего большинства беженцев

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Скученность, грязь, горы мусора на улицах, крысы, недостаток питьевой воды, канализации и освещения, босоногая детвора повсюду и бок о бок с отдельными солидными строениями уйма недоделанных домов, словно их неожиданно разбил паралич, и они так и остались стоять - раскуроченные и уродливые - с недостроенной крышей, или стеной, или комнатой. . . Хотя, возможно, скученность здесь была еще больше, словно жилые дома специально теснились и взгромождались друг на друга в запутанном хитросплетении, чтобы лучше использовать пространство и вместить в себя как можно больше людей. . .

Заброшенность, вынужденное безделье и упадок - так Марио Варгас Льоса описывает свои впечатления от посещения трех лагерей палестинских беженцев. В своем репортаже знаменитый перуанский писатель собрал и свидетельства местных жителей, наполненные отчаянием и ненавистью по отношению к израильтянам, и комментарии отдельных политиков, которые не теряют надежду на возможное разрешение конфликта.

Медленное умирание - это единственный способ существования для подавляющего большинства беженцев

Получить пропуск для въезда на израильскую территорию неимоверно трудно, зачастую просто невозможно

В глазах у людей неверие, апатия, сомнение, тоска и гнев

Сектор Газа - самое плотно населенное место на Ближнем Востоке: один миллион триста тысяч палестинцев на площади в 365 квадратных километров. Больше двух третей ютятся в мышиных норах - лагерях для беженцев, возникших в результате израильской 'войны за независимость' 1948 года, когда около восьмисот тысяч палестинцев были оторваны от родных деревень и отправлены в изгнание. Только сто пятьдесят тысяч из них осталось в Палестине. Полвека спустя лагеря для беженцев все еще существуют в секторе Газа, на Западном берегу реки Иордан, а также в Сирии, Ливане и Иордании, где до сих пор живут несколько миллионов палестинцев. Всего палестинцев семь миллионов, из которых один миллион имеет израильское гражданство.

В течение долгого времени Израиль обвинял арабские страны в том, что они спровоцировали этот исход, советуя палестинцам бежать из своих селений, а впоследствии держали их в этих гетто из политических соображений, то есть чтобы приписывать Израилю имперские и колониалистские амбиции, вместо того чтобы интегрировать палестинцев в свое общество. Отдельные израильские историки из числа так называемых 'ревизионистов', такие как Бенни Моррис (Benny Morris) и Илан Паппе (Ilan Pappe), опровергли данное утверждение и доказали, что сионистские лидеры новорожденного Государства Израиль планировали и осуществляли изгнание арабов во время войны 1948 года как массированную операцию этнической чистки.

Несколько сотен арабских деревень и общин попросту исчезли с лица земли, и их останки погребены под цветущими и современными городами Израиля. Я провел целый день в Хайфе, где Илан Паппе преподает в университете, и он показал мне эти места, превращенные сегодня в эффективные промышленные комплексы или сельскохозяйственные угодья. До своего заката в 1948 году здесь находились палестинские селения, ставшие теперь всего лишь призраком в памяти беженцев да нескольких историков-нонконформистов, упорствующих в своем желании вернуть их из забвения.

Я побывал в трех лагерях для беженцев. Два из них расположены в секторе Газа - один, огромный, в Джебалии и самый маленький в Шатии, а третий, Амари, в Рамаллахе. В каждом из трех меня не покидало ощущение, что я хожу по так называемым 'новым кварталам' Лимы - самым бедным и густонаселенным. В восьмидесятые там сооружали свои хибары из глины, а то и просто из жести, циновок и прочего хлама бегущие в столицу из горных районов крестьяне, надеявшиеся спастись от голода и террористов. Несмотря на расстояние и отличия в ситуации, зрелище было практически тем же: скученность, грязь, горы мусора на улицах, крысы, недостаток питьевой воды, канализации и освещения, босоногая детвора повсюду и бок о бок с отдельными солидными строениями уйма недоделанных домов, словно их неожиданно разбил паралич, и они так и остались стоять - раскуроченные и уродливые - с недостроенной крышей, или стеной, или комнатой. . . Хотя, возможно, скученность здесь была еще больше, словно жилые дома специально теснились и взгромождались друг на друга в запутанном хитросплетении, чтобы лучше использовать пространство и вместить в себя как можно больше людей. И точно так же, как на родине, в Перу, четкое ощущение гостеприимства, повсеместное желание предложить чужеземцу хоть что-то, чашку чая или ломоть хлеба.

Голова идет кругом от мысли, что в этих жутких условиях живет уже третье или четвертое поколение, то есть подавляющее большинство просто не знает иного способа существования кроме этого медленного умирания. И у большинства даже не было возможности увидеть те места, где по их же собственным словам они родились. Никто из беженцев в лагере, если спросить их, откуда они родом, не ответит 'из Джебалии', или 'из Шатии', или 'из Амари'. Даже самые маленькие назовут селение или город, где родились их отцы или деды, словно это волшебное заклинание помогает им психологически преодолеть трагедию изгнания собственной семьи и одновременно обозначить надежду на возвращение в родные места.

За все время, что я провел в секторе Газа, мне не попалась на глаза ни одна бродячая собака. Работающая в агентстве для помощи беженцам палестинка, христианка по вероисповеданию, объяснила мне, в чем дело. У нее самой пять щенков, и она живет в постоянном страхе за них. Оказывается, собачья слюна ассоциируется в Коране с чем-то нечистым, мерзким, и, согласно преданию, Пророк не любил этих животных. Поэтому так мало мусульман в Газе их держит, а некоторые фанатики даже убивают собак.

Почти все беженцы, с которыми мне довелось беседовать, говорят, что самая большая проблема для них - это отсутствие работы. Среди немногих исключений - одна палестинка из Шатии, из центра помощи женщинам, ставшим жертвами насилия. Отвечая на мой вопрос, она сказала: 'Несвобода в семье'. Плохо или нет, но сектор Газа жил благодаря тому, что палестинцы могли пересекать границу и работать в Израиле - в сельском хозяйстве, промышленности, как ремесленники или прислуга. Начиная с 1991 года правительство Израиля стало вводить ограничения на выдачу пропусков, мотивируя это соображениями безопасности, поскольку многие террористы приезжали из Газы. В результате в секторе выросла безработица, а уровень жизни стал стремительно падать. Чтобы восполнить нехватку рабочей силы, Израиль завозит ее из Румынии, Филлипин, Таиланда и даже Южной Америки. Больше ста тысяч арабов проходили ежедневно через блокпосты на границе в хорошие времена, а сейчас только привилегированные группки по 100-150 человек. Уровень безработицы в секторе Газа достигает сегодня 70%, так что местные города и лагеря для беженцев являют трагическую картину заброшенности, вынужденного безделья и упадка.

Международные организации приводят душераздирающие цифры относительно ситуации в области здравоохранения, заболеваемости, детской смертности и статистики самоубийств в лагерях для беженцев. Доктор Махмуд Сехваиль (Mahmud Sehwail), глава Реабилитационного центра для жертв пыток, поведал мне о результатах одного исследования среди палестинских детей, которое он провел со своей командой из четырех психологов: практически две трети из опрошенных ими детей говорят о том, что хотели бы умереть. Если бы Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР) не занималось распределением продовольствия и не продвигало развитие народных ремесел, мастерских и курсов по обучению безработных - так же, как и другие международные структуры и неправительственные организации, - судьба несчастных жителей Газы была бы еще трагичней. Но какой бы ценностью ни обладали подобные усилия, это лишь капля в море. А потому нет ничего удивительного в том упорном и широко распространенном здесь пессимизме, с которым мужчины и женщины из лагерей для беженцев реагируют на вопрос, надеются ли они на какое-то улучшение в связи с уходом поселенцев и израильских солдат. В глазах у людей неверие, апатия, сомнения, тоска и гнев.

Возмущение беженцев направлено как на израильских оккупантов, так и на Национальную Палестинскую Автономию и, возможно, в большей степени на представителей последней. Обвинения всегда одни и те же: там сплошная коррупция, они не исполнили ни одного из своих обещаний, проворовали все пожертвования вместо того, чтобы сделать хоть что-либо для народа. А когда я допытывался - 'Что, неужели и Арафат тоже?', - мои собеседники начинали колебаться, переходили на другую тему либо уточняли: 'Он-то нет, а вот его люди, все остальные - да'. Большинство при этом приводило в качестве обратного примера членов организации 'Хамас', утверждая что 'они живут так же, как мы, не воруют, открывают школы и больницы, выполняют все свои обещания'. Судя по тому, что мне говорили многие лидеры палестинской оппозиции, симпатия людей по отношению к этой экстремистской исламской группировке продиктована не столько религиозными причинами, сколько программами социальной помощи, которые осуществляются через нее.

Во всех палестинских домах, где я побывал, обязательно был кто-то из молодых или старшего поколения, отсидевший в израильских тюрьмах. Кто-то из детей, братьев, родителей и прочих родственников до сих пор находится в заключении. Именно поэтому иврит настолько распространен в секторе Газа и на западном берегу Иордана. Каждый знает по собственному опыту, как вламываются в жилище патрули израильских военных или полицейских; каждому приходилось видеть, как сравнивают с землей дома. Любой ребенок, когда я спрашивал, доводилось ли ему бросать камни в израильских поселенцев или солдат, утвердительно кивал в ответ головой - с гордостью либо хитринкой во взгляде - и показывал сжатый кулак. Порою мне было трудно дышать - столько горечи и ненависти витало в воздухе.

Чувство клаустрофобии, постоянное ощущение того, что ты живешь за закрытыми воротами в концлагере, а суровые охранники используют любой предлог, чтобы сорваться, подрывает дух беззащитных беженцев больше, чем гнев по отношению к оккупантам или отчаяние от того, что нет работы. Получить пропуск для въезда на израильскую территорию неимоверно трудно, а зачастую просто невозможно. Также тяжело было добиться разрешения, чтобы свободно передвигаться внутри самого сектора Газа, зарешеченного оккупантами и обнесенного с четырех сторон блокпостами. Каждый был загнан на свой крохотный участок, как зверь в клетку зоопарка.

Можно ли преодолеть когда-нибудь ту эмоциональную пропасть, которая разделяет сегодня евреев и арабов в Палестине? Доктор Хайдар Абд аль-Шафи (Haidar Abd al-Shafi), с которым я беседую на террасе с видом на море в Газе, верит, что да. Он вспоминает проведенное в Хеброне детство и одного раввина - лучшего друга своего отца, - который постоянно бывал в их доме. В свои девяносто с лишним аль-Шафи держится молодцом и сохраняет полную ясность мысли. Представители всех течений уважают этого человека и считают его отцом палестинского движения за создание собственного государства. Обладая потрясающим чутьем, аль-Шафи был одним из немногих палестинцев, которые не побоялись пойти наперекор большинству и поддержали резолюцию ООН 1947 года о разделе Палестины на два независимых государства. Если бы его послушали тогда, можно было бы избежать последовавшего кровопролития, палестинское государство стало бы реальностью, и территория его была бы куда шире той, о которой мечтают сегодня.

Аль-Шафи был оппонентом и суровым критиком Арафата. 'Я не доверяю харизматичным лидерам', - говорит он и добавляет, что мир наступит, как только Израиль согласится на то, чтобы вернуться к границам 1967 года. 'В этом случае нам осталась бы одна четвертая территории прежней Палестины, - поясняет Аль-Шафи. - Куда уж меньше?' Будучи убежденным демократом, он не испытывает страха перед растущей популярностью 'Хамаса' среди беженцев: 'Надо создать Совет, в котором будут представлены все до единого течения. Если экстремистские организации возьмут на себя политическую ответственность и начнут работать внутри государственных структур, они постепенно демократизируются. Идеология начнет уступать место реальному взгляду на вещи и здравому смыслу, так всегда происходит при работающей демократии'.

Как ни странно, но очень похожее мнение - о том, что 'Хамас' мог бы смягчить свою позицию, отказаться от терроризма и действовать в условиях демократии - я слышал и от одного из ведущих израильских экспертов по вопросам безопасности Эфраима Халеви (Efraim Halevy), который являлся советником Шарона в этой области. 'Думаю, что на парламентских выборах в Палестине 'Хамас' сможет соревноваться на равных с движением 'Фатх' (al-Fatah) Абу-Мазена (Abu Mazen), и в этом случае превратится из одной огромной проблемы в возможное решение всех имеющихся проблем, - говорит он. - Это представительная организация, которой доверят народ. Если она изменится так, как мне это представляется, то сумеет противостоять 'Аль-Каиде' (al Qaeda) и удержать Ислам от падения в пропасть, куда его подталкивает Усама бен Ладен (Osama ben Laden). Вы не поверите, но вот уже некоторое время люди из 'Хамаса' пытаются завязать диалог с высокопоставленными израильскими руководителями'.

Доктор Хайдар Абд аль-Шафи не думает, что право на возвращение для двух миллионов представителей палестинской диаспоры является неразрешимой проблемой в том, что касается подписания мирного договора с Израилем: 'Главное, чтобы израильтяне признали следующий принцип: те, кто был изгнан, имеют право вернуться на свои земли. При условии, что они согласятся с этим, мы сможем сесть за стол переговоров и обсуждать оптимальные способы осуществления этого плана, например, экономические компенсации, обмен территориями и прочие возможные схемы'.

Лидер ООП Ясер Абед Раббо (Yasser Abed Rabbo) считает, что достаточно немного доброй воли с обеих сторон, чтобы найти компромиссное решение палестино-израильского конфликта. Такое же, как Женевское соглашение, подписанное им и Йосси Бейлином (Yossi Beilin) в 2003 году. Наша беседа проходит в офисе Абеда Раббо в Рамаллахе в присутствии его жены - романистки и автора сценариев Лианы Бадр (Liana Badr), которая, кстати, досконально знает направление 'магического реализма' в латиноамериканской литературе. 'Вы не представляете, что такое иметь феминистку в доме!' - жалуется он к явному удовольствию супруги, которая воспринимает эти слова как комплимент. 'Еще как представляю!' - улыбаюсь в ответ. Без долгих предисловий я говорю, что в каждом из трех лагерей для беженцев все мои собеседники поливали грязью Национальную Палестинскую Администрацию и утверждали, что она насквозь пронизана коррупцией. Абед Раббо соглашается, что эти обвинения во многом верны, хотя и преувеличены, поскольку в них проявляется накопившееся чувство отчаяния и бессилия. Сейчас прилагаются огромные усилия, чтобы покончить с коррупцией, утверждает он.

Неприметный, мягкий и обходительный в разговоре, Абед Раббо связал свою жизнь с ООП вот уже четверть века назад. За спиной у него не одно тюремное заключение, причем 'не только в Израиле, а еще и у братьев-арабов', и несколько моментов, когда он был на волосок от смерти. Он участвовал в мирных переговорах 2000 года в Кэмп-Дэвиде, организованных президентом Клинтоном, а также в тех, которые проходили в Табе. Почему Арафат отказался тогда от столь щедрого предложения со стороны Израиля? 'На самом деле, они предлагали вернуть не 98% оккупированных территорий, а всего лишь 94%, и по поводу Иерусалима тоже предлагали непростую схему: разделить город на пять секторов и установить над некоторыми из них совместный суверенитет, а в других - автономное правление. Но переговоры сорвались в итоге потому, что были абсолютно не подготовлены. Все обсуждалось с нуля, не было никакой предварительной работы, которая необходима, чтобы расставить вехи, обозначить соглашения и оставить для финальных переговоров только отдельные детали. Клинтон настоял на проведении этой встречи и хотел форсировать подписание соглашения, однако все было слишком поспешно и хаотично. Отсюда провал. В Табе как раз было иначе. Там уже была проделана серьезная работа и заложена некая основа для важных договоренностей, однако было слишком поздно: несколько дней спустя должны были состояться выборы, которые Эхуд Барак (Ehud Barak) явно должен был проиграть. Поэтому руководитель израильской делегации Шломо Бен Ами (Shlomo Ben Ami) заявил о невозможности подписать в этих условиях соглашение, которое не будет выполнено, как заранее объявил Шарон. Тем не менее, мы немало продвинулись, и диалог между палестинцами и израильтянами был весьма оживленным. Обычно мы собирались в гостиничном номере Шломо Бен Ами, который назвали между собой 'борделем' из-за обилия красного бархата и зеркал'.

Ясер Абед Раббо говорит, что ничего не потеряно и что Женевское соглашение - один из способов возродить тот дух взаимопонимания, который царил в Табе и, возможно, еще утвердится в будущем. 'Отлично, - командует Лиана Бадр. - А теперь оставим на время политику и феминизм и поговорим лучше о литературе!'.

Марио Варгас Льоса - перуанский писатель

___________________________________________________________

Избранные сочинения Марио Варгаса Льосы на ИноСМИ.Ru

'Столкновения культур нет, Аль-Каида это антикультура, это варварство' ("ABC", Испания)

"Абу-Грейб и Газа" ("Reforma", Мексика)