Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Мать твою!

Сожженные машины и провал референдума по Европейской конституции - это звенья одной цепи, этапы одного, еще весьма далекого от завершения бунта

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Сначала за одну ночь сожгли 1500 машин, потом цифры пошли на убыль - 900, 500, 200, пока наконец не достигли 'нормального' уровня. Вот только тогда мы и узнали, что в нашей милой Франции каждую ночь горит в среднем по 90 машин. Прямо-таки вечный огонь, зажженный в честь неизвестного иммигранта. Как тот, что под Триумфальной аркой в Париже

Сначала за одну ночь сожгли 1500 машин, потом цифры пошли на убыль - 900, 500, 200, пока наконец не достигли 'нормального' уровня. Вот только тогда мы и узнали, что в нашей милой Франции каждую ночь горит в среднем по 90 машин. Прямо-таки вечный огонь, зажженный в честь неизвестного иммигранта. Как тот, что под Триумфальной аркой в Париже. Сегодня этого иммигранта узнали и признали все, хотя многим пришлось произвести мучительный пересмотр своей системы ценностей. Однако мы все еще продолжаем притворяться.

Ясно одно - французская исключительность, обособленность от происходящего в мире - дело прошлое. После Чернобыльской катастрофы мы не верили, что радиоактивное облако сможет просочиться сквозь нашу государственную границу, но это случилось. А сейчас наша хваленая 'французская социальная модель' действительно разваливается прямо у нас на глазах. Однако могу вас заверить - дело не только в одной французской модели, разваливается сам западный образ жизни. Жестокие удары сыплются не только извне (будь то террористическая деятельность или африканцы, бросающиеся на колючую проволоку в Мелилье (испанский город на побережье Северной Африки, через который марокканские иммигранты пытаются прорваться в Испанию - прим. перев.)), но и изнутри.

И первый же вывод, который можно сделать из сложившейся ситуации, в корне противоречит всем этим назиданиям и проповедям, которые нам сегодня читают. Общество, само переживающее процесс распада, не может интегрировать иммигрантов. Их проблемы явились одновременно прямым следствием этого процесса и невольным индикатором степени разобщенности нынешнего мира. Жестокая правда состоит в том, что если сейчас вынести проблему иммигрантов за скобки, мы будем все так же метаться в пустоте в поисках собственной идентичности. Иммигранты и их проблемы - это всего лишь симптомы разложения нашего общества, ведущего борьбу с самим собой. Другими словами, социальные проблемы иммигрантов наиболее ярко и понятно отражают одиночество европейцев в своем собственном обществе (Эле Бежи (Hele Beji) - президент Тунисского международного колледжа - прим. перев.). Вот жестокая, недопустимая правда: мы не можем принять даже наши собственные ценности и поэтому, не неся за них ответственности, мы пытаемся навязать их другим, добровольно или силой, как получится.

Что мы сейчас можем предложить иммигрантам, куда мы собираемся их интегрировать? Франция стала печальным примером 'удачного' сплочения общества на основе стандартного, обезличенного, техничного, удобного во всех отношениях образа жизни. Вот так мы и живем, изо всех сил стараясь больше ни над чем не задумываться. И когда французы говорят об интеграции иммигрантов во имя Франции (хотя им так и не удалось определить, какую именно Францию они имеют в виду), на самом деле они изо всех сил стремятся к тому, чтобы наше общество приняло их самих. И мы не продвинемся ни на шаг вперед, пока не поймем, что в самом процессе социализации неизбежно заложена дискриминация, жертвой которой выбрали сейчас иммигрантов. На самом деле от нее страдают не только они одни. Это слишком большая плата за 'демократию'. Такому обществу придется столкнуться с еще более страшным испытанием, чем враждебные внешние силы: с фактическим отсутствием самого общества, с полным отрывом от реальности. А в результате оно станет таким, каким его и видят эти инородцы, чужаки, отброшенные сейчас на периферию общества. Когда-то оно не приняло их, а сейчас они сами его не принимают. После их жесткого и внезапного выхода на первый план стало ясно, что рвутся связи внутри самого общества, появились первые попытки осознать происходящее. Однако весь парадокс состоит в том, что, если современному обществу удастся интегрировать этих 'чужаков', оно окончательно перестанет существовать в своих собственных глазах.

Но, повторюсь, эта дискриминация по-французски - всего лишь микромодель мирового разлома. Два несовместимых мира пытаются сопоставить друг с другом, на этот раз под девизом глобализации. Анализ нашей ситуации вполне может быть перенесен на глобальный уровень. К тому же, международный терроризм - это тоже симптом расслоения мировой власти, ее внутреннего разлада. Те, кто на разных уровнях ищет выход из этого положения, будь то ситуация в наших неблагополучных кварталах или проблемы стран исламского мира, совершают одну и ту же ошибку, одержимы одной и той же иллюзией. Им кажется, что если весь мир поднять до западного уровня, проблема будет решена. Но пропасть между двумя мирами куда более глубока, и даже если бы все западные державы объединили свои усилия (в чем у меня есть все основания сомневаться), они не смогли бы ее уменьшить. Сам механизм самосохранения и обеспечения своего превосходства не позволяет им этого сделать, механизм, который, несмотря на все благочестивые речи об общечеловеческих ценностях, работает лишь на укрепление их мощи. А также подпитывает устремления других стран ее сокрушить, сплотившись в некую враждебную коалицию.

К счастью или к несчастью, мы уже упустили инициативу из своих рук и не можем больше распоряжаться событиями, как это было раньше, на протяжении долгих веков. Нам грозит еще много таких вот непредвиденных пожаров. Можно, конечно, сейчас постфактум оплакивать это поражение западного мира, но ведь 'Бог смеется над тем, кто жалуется ему на боль, что причинил себе сам'.

Пожары в наших неблагополучных пригородах имеют прямое отношение не только к общей ситуации в мире, но и еще к одному, совсем недавнему и точно так же непонятому эпизоду нашей истории. К моему удивлению, о нем не только постарались как можно скорее забыть, его вообще не упоминают сегодня, не связывают с тем, что произошло. Я имею в виду провал референдума по Европейской конституции. Те, кто голосовал против, вряд ли смогут внятно объяснить, почему они так сделали. Просто потому, что не хотели играть в эти игры, где их так часто подставляли, а еще потому, что не хотели вот так сразу, по чьей-то указке сверху, принять уже 'готовую' Европу, созданную без их участия. Этот отказ был выражением воли тех, о ком система представительной демократии просто забыла, воли отверженных ею. А ведь иммигранты тоже стали изгоями системы социализации. Так же несознательно и безответственно, как иммигрантская молодежь, которая подожгла свои же собственные кварталы и школы, как негры из Уоттса и Детройта в 60-е гг. (в 1967 г. в США произошло более 160 расовых столкновений в 128 городах - прим. перев.), французы попытались подложить мину под свой общий европейский дом.

С культурной и политической точки зрения, добрая часть нашего населения вот так и живет, словно иммигранты в своей собственной стране, которая даже не может дать определение своему народу. Мы все к чему-то неприсоединившиеся, как выразился Робер Кастель (Robert Castel, профессор социологии - прим. перев.). А ведь от неприсоединения до того, чтобы бросить вызов обществу, один шаг. Все эти изгои, все неприсоединившиеся, неважно, где они родились и выросли - в пригородах Парижа, в Африке или во французской глубинке, обращают свое неприсоединение в вызов и рано или поздно переходят от слов к делу. Нападение - единственный способ для них больше не быть ни униженными, ни изгоями, ни иждивенцами. Ведь я не уверен - и в этом другой аспект этой проблемы, о котором умалчивает типично французская политическая социология, - я совсем не уверен в том, что они так хотят (как мы надеемся) интегрироваться в наше общество, хотят, чтобы мы о них заботились.

Очевидно, что на наш образ жизни они взирают с той же снисходительностью или равнодушием, с каким мы смотрим на их проблемы. Может быть, им даже больше нравится жечь машины, чем кататься на них - у каждого свои радости. Я не уверен, что их реакция на слишком хорошо просчитанную заботу не будет такой же, как на изгнание из общества и физическую расправу. Западная культура держится лишь на стремлении всех остальных получить к ней доступ. А когда появляются малейшие признаки ослабления этого желания, она теряет не только свое превосходство в глазах остального мира, но и привлекательность в своих же собственных глазах. А ведь жгут и грабят самое лучшее, что она может предложить - машины, школы, торговые центры. Детские сады! Именно то, с помощью чего мы так хотели интегрировать иммигрантов, мы собирались нянчиться с ними! . . 'Мать твою!' - вот, в сущности, их ответ. И чем больше мы будем пытаться с ними нянчиться, тем чаще они будут посылать нас по матери. Нам надо бы пересмотреть нашу гуманитарную психологию.

Наши политики и просвещенные интеллектуалы упорно продолжают считать эти события мелкими и неизбежными инцидентами на пути к демократическому примирению всех культур, но факты, напротив, говорят о том, что это последовательные этапы одного большого бунта, который еще только разгорается. Я очень хотел бы завершить мою статью на более жизнерадостной ноте, но где ее взять?

___________________________________________________________

Избранные сочинения Жана Бодрийяра на ИноСМИ.Ru

В поисках абсолютного зла ("Liberation", Франция)

Порнография войны ("Liberation", Франция)

В царстве слепых ("Liberation", Франция)