У Рона Ассоулайна блуждающий взгляд, в котором избыток драматизма. Не хватает только бокала с ядом. Его эликсир жизни, говорит Рон, - "Гамлет" и жестикулирует так, будто этот бокал у него в руках. Пьесу Шекспира о лицемерии и предательстве, убийстве короля и мести "можно было бы столь же успешно поставить на Ближнем Востоке". И когда Рона спрашивают, что он делает, начиная с декабря прошлого года, он отвечает: "Я веду войну". Войну, ограниченную во времени, мало перспективную, зато по-королевски оплачиваемую. Рон получает 50 тыс. марок на ведение боевых действий, а в придачу - целый дом в промышленном районе Тель-Авива, в котором можно встретить 100 молодых людей. Все они выглядят так, будто только что вернулись с показа моделей Версаче, причем со счастливым номером Эхуда Барака. Задача 43-летнего Рона формулируется просто, но она не так уж и проста. Он должен нанести поражение человеку, который нацелился на трон Барака.
Рон получает 50 тыс. марок, несмотря на то, что может провалить выполнение задания. В этом отношении Рон может быть благодарен человеку, которого он должен вывести из игры. Этот человек одним лишь своим существованием финансирует отделку внутреннего интерьера его нового пристанища в фешенебельном районе в северной части Тель-Авива. "Ведь должно же быть что-то хорошее в том, что он есть", - говорит Рон и сопровождает свое замечание жестом короля Дании, размешивая кофе с молоком для репортера и помощницы. В данный момент у Рона есть три недостатка: он много курит, его внутренний архитектор до сих пор не знает, насколько большой должна быть джакузи в ванной комнате. Друг Рона Алон уже давно бы бросил его, если бы задача не была ограничена временными рамками: "бедный: он звонит и продолжает торчать у моих помощниц". У Рона пять ипостасей, а потому есть столько же причин не застать его на месте. Когда, наконец, встречаешь его, в мокрых брюках, с блокнотом, ровно через пять минут начинает трезвонить серебряный "Эриксон" - и Барак своей собственной высокой персоной желает уточнить, галстук какой расцветки подходит для вечерних съемок. Останавливаются на светло-голубом цвете: это делает тебя оптимистичней, говорит Рон, и выглядит "патриотично", поскольку ярко-голубой цвет - это цвет израильского флага.
Бетховен и виски
За спиной Рона стайка помощниц, ожидающих директив на ведение боевых действий. Рон, однако, сейчас занят болтовней с премьер-министром и министром обороны. Ему хотелось бы знать, когда Барак исполнит для него сонату Бетховена. 7 февраля, обещает Барак, и приглашает Рона на ужин в свою резиденцию в Кохав-Ери. В ту среду, в феврале, у Барака, судя по всему, будет более чем достаточно времени для Бетховена и для бокала виски с Роном. В настоящее время все говорит о том, что 6 февраля Барак проиграет прямые выборы на пост премьер-министра. Его противник, согласно еженедельным опросам, лидирует, получая свои постоянные 20% голосов. Рон совсем не хочет думать о поражении. Этого не может быть, говорит он. Одним словом, Рон отвечает за предвыборную кампанию Рабочей партии Барака, противостоящей Ариэлю Шарону, и за организацию пропагандистской войны против правонационалистического "Ликуда". "Шарон, - говорит Рон, пуская кольцо дыма в сторону пяти помощниц, - это опасность для страны. Он любит войну". Рон разговаривает с помощницей Рахель, которая принесла архивные материалы, относящиеся к 70-м годам. Он хочет доказать, что Шарон голосовал против мирного договора с Египтом. Помощница номер два - Дана из Иерусалима, по образованию историк. Ее задача довести до избирателей историю болезни Шарона. Рон хотел бы пригвоздить к позорному столбу физические недостатки дородного и флегматичного Шарона: скомпрометировать его как неработоспособного кандидата, показав его по телевидению дремлющим на заседаниях парламента. Однако Дана, к сожалению, не смогла найти ничего компрометирующего, кроме нескольких случаев заболевания гриппом и того факта, что у Шарона два разных глаза, что объясняется безобидным ранением в голову во время Йом-Киппурской войны (арабо-израильская война 1973 года. - Прим. пер.). Его склонность к полноте Рон объясняет тем, что кожа у Шарона "толстая, как у слона". Каких-либо жалоб того на тромбозы или на сердце они не нашли. Рон хочет, чтобы помощницы продолжали поиск.
На следующий день во всех газетах страны появляется сообщение о том, что состояние здоровья Шарона "нестабильное". "Ликуд" говорит о кампании клеветы, которая исходит из штаб-квартиры Барака. Лишь телевизионное интервью в прямом эфире с лечащим врачом Шарона, отдыхающим именно в этот момент во Вьетнаме, снимает последние сомнения относительно физического состояния Шарона. "Мой пациент абсолютно здоров", - восклицает из Сайгона доктор.
И все же иногда он стоит на ногах не совсем твердо, правда, с кем этого не бывает: Шарон и мэр Эхуд Олмерт в сопровождении более 20 телохранителей протискиваются сквозь толпу на овощном рынке "Махане Ехуда" в Иерусалиме. Шарон - это человек, подвергающийся в Израиле самой большой опасности и занимающий в Израиле самое опасное место. Его краткий визит на площадь Храмовой горы вызвал к нему ненависть всех мусульман и разжег интифаду. И рынок, по которому он несет свое тяжелое тело мимо виноградных гроздей и огурцов, - излюбленная цель для палестинских террористов-смертников, когда те собираются взрывать израильтян. Не далее чем два месяца назад в результате взрыва бомбы, заложенной в автомобиль, здесь погибли два израильтянина. Но Шарон невозмутим. На крышах расположились снайперы, на входе и выходе рынка стоят полицейские и пограничники. Кордон настолько плотен, что Шарон вынужден напрягаться, чтобы протянуть руку для приветствия рыночным торговцам. А те кричат - "Король Арик!". Это кличка Ариэля, которая означает - "лев". Шарон наслаждается тем, что находится на рынке среди своих сторонников, ему больше не надо скрывать свою убежденность в том, что "Иерусалим останется нашим!". Навстречу Шарону из сотен ревущих глоток рыночных торговцев в его адрес нарастает волна приветствий: "Король Шарон!"
Военный от природы
Он кормит своих клиентов-пролетариев ничего не значащими обещаниями, жонглирует словами-лозунгами "мир" и "безопасность". Он верит в то, что в свои 73 года сможет добиться для Израиля и того, и другого. В то же время черты лица Шарона выдают, что ему противен физический контакт. Он пожимает руку, но с таким выражением лица, которое больше похоже на отвращение, чем на улыбку. Шарон любит власть, а не людей. Он купил себе дом в мусульманской части старого города, который посещает достаточно редко, но над которым постоянно развевается израильский флаг. Он одержим страстью к политической жизни Израиля, единственные ключевые слова которой - Арафат, "война", "мир" и "насилие". Для него ничего не значат такие темы, как "образование", "Интернет" или "глобализация". Его лучший друг Амазия Чен говорит: "Арик позвонил мне только вчера и заявил, что хочет стать премьер-министром, чтобы выполнить свою миссию. Он не успокоится до тех пор, пока спокойствие не воцарится в Израиле". Кладбищенского покоя опасаются враги Шарона.
Со стороны неприступный и флегматичный, Шарон мягок в обращении. Чтобы сгладить имидж безжалостного человека, он говорит мягким голосом: "Нелегко быть палестинцем" или "Я не ем арабов на завтрак!". Два месяца назад он сказал корреспонденту газеты "New Yorker": "Арафат - лжец, убийца и злейший враг". Одновременно он заверяет поселенцев, что не бросит их на произвол судьбы. Говорит, что знает, как ему, светскому еврею, добиться благосклонности ультраортодоксов, и это при том, что в последнее время он к их неудовольствию регулярно по пятницам появляется в ток-шоу, нарушая тем самым шаббат. Он обещает, что после победы на выборах больше никогда не будет выходить из дома по пятницам. Шарон умеет устраиваться в условиях, когда о мире можно только мечтать. В мире, где царит мир, он, как и Арафат, изгой.
Военный до мозга костей, он обожествляет страну, в которой родился в семье эмигрантов из России. Он застройщик большинства еврейских поселений, поскольку до сих пор считает, что только таким образом можно избавиться от своего внутреннего врага - палестинцев. Им необходимо вдолбить "психологию вечных пораженцев", используя для этого контрольно-пропускные пункты и изоляцию. Шарон принадлежит к последнему поколению сионистов, которые создали и отстояли Израиль. "У Шарона мало друзей, он сам в себе, он - созерцатель", - говорит его самая давняя соратница Амазия Чен из деревни Кармей, что в центральной части Израиля.
Чен видит в Шароне "гуманиста" и одновременно - жертву "клеветнической прессы", которая наклеивает на него ярлык поджигателя войны. Примечательно, что Шарон написал свою автобиографию, которая называется "Воин". Они боролись вместе и проиграли. Амазия была рядом с Ариэлем и в ходе последней большой войны, которую в прошедшие полтора года Шарон пытался выиграть и проиграл. Жена Шарона Лилли заболела раком и умерла. Она похоронена на территории большой фермы, занимающей 600 га, перед окнами спальной комнаты Шарона. "Они очень любили друг друга. Я видела, как Шарон плакал", - говорит Амазия.
Из-за смерти своей жены Шарон любит уединяться на своей ферме в глухомани пустыни Негев, где растут арбузы, бананы, сельдерей. И где он слышит журчание ручья и где он плещется с внучатами в бассейне и не упускает случая приласкать немецкую овчарку по кличке Шварц. В контрасте с идиллией посреди овец, лошадей, внуков - неспокойный мир за забором фермы. На уединенной ферме "Шиким" Шарону удалось установить мир, чего он не может добиться за ее пределами. Так или иначе, жизнь Шарона - это испытание на прочность. Его первая жена погибла в автокатастрофе. После этого он женился на ее сестре Лилли. Третий сын Шарона в возрасте одиннадцати лет играл с оружием, которое никто никогда не считал заряженным, и по случайности застрелил сам себя. Два старших сына, которые живут вместе с отцом на ферме, носят сегодня оружие заряженным. Мы должны быть в состоянии защитить себя сами, говорит им отец, который, к его собственному сожалению, никогда не был начальником Генерального штаба. Занимая должности министра сельского хозяйства, обороны, промышленности, по вопросам инфраструктуры, министра иностранных дел и министра торговли, он отдавал себя своему любимому проекту: строительству сети поселений, которые бы не позволили Палестине стать независимой. Максимум, что он ей мог бы предложить, - это автономия.
Удары судьбы не превратили тельавивца Шарона в размазню. Наоборот, они сделали из него Рэмбо, поражения которого на выборах в феврале хотели бы Клинтон и Вольфганг Тирзе. В Израиле они называют его "бульдозером", "израильским Милошевичем". В арабских государствах его ненавидят как "убийцу". В своей биографии Шарон отвергает обвинение в том, что в 1982 году допустил резню в палестинских лагерях Сабра и Шатила, и пишет: "В политической жизни Израиля можно оказаться и наверху, и внизу". Сейчас Шарон плывет на волне страха и демагогии навстречу своей победе. Напоминая ежедневно о стрельбе и камнях, о линчевании палестинцев, он предлагает в качестве рецепта одно: неразделенный Иерусалим и находящееся под контролем Израиля государство для соседей, если таковое вообще должно быть. Сегодня даже проявляющие апатию левые силы страны сомневаются в том, что готовность Барака пойти на разрешение концессий не приведет ко второй интифаде. Шарон лишь одним своим существованием как бы дает альтернативу страстному стремлению многих израильтян к безопасности, поскольку за свое существование они беспокоятся. Шарон ведет себя как отец нации, которая никогда не была так близко и одновременно так далеко от желанного мира. Он знает что делать, причем из своих взглядов не делает секрета.
"Он их уничтожит"
Они будто бы предвещают новую дорогу в Ливан, приказ на вторжение в который отдал в 1982 году министр обороны Менахем Бегин. Томас Фридман из "New York Times" пишет: "Шарон не играет в игры с противниками. Он их уничтожит. Если речь идет о Шароне, то с ним палестинцы никогда не будут свободными в решениях о своей судьбе: пусть уж с территории сектора Газа поставляют грейпфруты и помидоры, которыми он лакомится, бывая на овощном рынке. Амазия Чен, которая по дружбе и будучи идейно убежденной сидит в штаб-квартире партии "Ликуд" в Тель-Авиве, отправляя плакаты и дежуря на телефоне, говорит то же, что и ее друг: "Только такой человек, как Арик, прошедший все войны и сам познавший страдания, может принести стране мир". Эти слова одновременно и лозунг избирательной кампании "Ликуда". Нет фотографии Шарона, вместо нее - секси Израиль, которая с улыбкой вещает: "Я чувствую себя безопаснее, когда мир обеспечивает Шарон". Шарон слепо верит в возможность военного решения конфликта, имеющего столетнюю историю. Однако для его разрешения требуется больше гибкости, чем танков и пистолетов. Вторжение в Ливан Шарон окрестил изящным определением - "Мир для Галилеи". Мирный процесс, инициированный в Осло, он называет "мертворожденным", он никогда не протянет руки Арафату.
Тем не менее, он не боится контактов с его народом. Вечером помощница номер три Рона торжествует по поводу находки, которую предлагает шефу в качестве сенсации: арбузы и сельдерей на ферме Шарона собирают палестинцы.
Перевод: Владимир Синица, Анна Черемушкина
