Немецкий космонавт делится своими впечатлениями о полугодовом пребывании на борту космической станции "Мир".
SZ: Господин Райтер, Вы провели более полугода на борту космической станции "Мир". Скоро гордость российской космонавтики дематериализуется, так, кажется, это называется на профессиональном жаргоне. Что Вы чувствуете в связи с этим?
Томас Райтер (Thomas Reiter): Трудно избавиться от сентиментальности, когда проживешь так долго с российскими коллегами в таком привлекающем всеобщее внимание месте, когда накопишь столь много личного опыта. Тем не менее, я встречаю кончину "Мира" и со слезами и в то же время с улыбкой.
SZ: А почему с улыбкой?
Райтер: На этапе строительства находится МКС - международная космическая станция. Смотришь, конечно, на нее и говоришь себе: это будущее пилотируемой космонавтики. Для всех участников проекта - это огромная техническая и, конечно же, политическая задача. И это как-то облегчает болезненное чувство, возникающие, когда думаешь, что большая часть станции "Мир" сгорит в атмосфере Земли, а ее остатки уйдут на дно Тихого океана.
SZ: "Мир" будет умирать и в огне и в воде. Расскажите подробнее, как все это будет происходить?
Райтер: В последние дни и недели идет постепенный процесс торможения и снижения станции. Теперь на высоте 230 километров начнется заключительный этап.
SZ: В буквальном смысле слова - горячая фаза.
Райтер: Да, верно. Пристыкованный к станции непилотируемый корабль типа "Прогресс" даст импульс торможения, который позволит контролировать ее падение. Она войдет в слои земной атмосферы не над населенными районами планеты, а над Тихим океаном. На высоте 60-90 километров станция начнет разваливаться. Ее большая часть из-за огромной температуры превратится в пар. Тем не менее, предполагается, что некоторые части весом от 30 до 50 тонн упадут в океан.
SZ: Это почти пятая часть станции, если учитывать, что ее общий вес 140 тонн.
Райтер: Да, это так. Предполагается, что самые тяжелые детали, которые достигнут поверхности Земли, могут весить около 500 килограммов. Конечно, никто не думает, что все оставшиеся обломки станции упадут в одном месте. Они разлетятся на площади длиной от 2 тыс. до 3 тыс. и шириной около 200 километров.
SZ: Будет ли это представлять угрозу морскому судоходству?
Райтер: Соответствующие предупреждения получат не только морские судоходства, но также и авиакомпании. Так что на определенное время эти районы будут изолированы.
SZ: Сейчас появились опасения, что станция рухнет раньше намеченного срока, а потому ее остатки упадут не там, где запланировано, быть может, даже в Германии. Насколько обоснованны эти опасения?
Райтер: Я исхожу из того, что все происходит по плану, как это было обычно с приземлением пилотируемых космических кораблей. Капсулы с экипажами любой космической станции "Союз" возвращались на Землю с помощью таких импульсов торможения. Мы возвращались точно также.
SZ: В Москве кончина "Мира" не стала поводом для каких-то торжеств. Есть ли в этом факте осознание того, что российская космонавтика обанкротилась?
Райтер: Здесь нужно понимать, что российская космонавтика, начиная от Гагарина и кончая станцией "Мир", часть национального самоутверждения, то, чем люди могут гордиться. Поэтому понятно, что завершение работы станции воспринимается болезненно, особенно сейчас, когда в России не все гладко в экономике и где понимают свою зависимость от Запада. Есть, конечно, и страх, что страна больше не сможет быть самостоятельной в принятии решений, касающихся космонавтики.
SZ: Разве не так было в недавнем прошлом? Америка покрывала 50% расходов на содержание станции. Знал ли об этом российский обыватель?
Райтер: Конечно, всего не скроешь. Однако, что касается точных данных о помощи, зависимости российской космонавтики от западного финансирования, то информации на этот счет, действительно, не так уж и много.
SZ: Говорят, что ежегодное содержание станции обходилось в полмиллиарда долларов США.
Райтер: Официальных данных с российской стороны я никогда не слышал. Однако говорить о 20 млн. долларов США чисто эксплуатационных расходов в месяц, по меньшей мере, нереалистично. При этом мы не говорим о стоимости стартов ракет "Союз", с помощью которых экипажи выводятся на орбиту.
SZ: Большой донор США заставил Россию отказаться от "Мира" и сделать выбор в пользу Международной космической станции. Однако, МКС ассоциируется, прежде всего, с западными технологиями. Насколько оправданны опасения русских по поводу того, что они могут оказаться в зависимости от американцев?
Райтер: Здесь необходимо уточнение. Что касается количества и величины отдельных модулей МКС, то Россия представлена в проекте прилично┘
SZ: ┘ при этом финансирование, как и прежде, осуществляет Америка.
Райтер: В известной мере это так. Доставку в космос первого модуля МКС профинансировали США. Но он был построен в России и с ее техническим обеспечением. Российская сторона профинансировала даже большую часть бытового модуля, который был выведен на орбиту в июле прошлого года. Если рассматривать партнерство с точки зрения, что на станции произведено в России, какое применение нашли российские технологии, то говорить о том, что Россия слабо представлена в проекте, не приходится.
SZ: Можно было бы сказать, что важным вкладом России в новый проект является ее многолетний опыт работы с космической станцией "Мир"?
Райтер: Абсолютно верно. То, что Россия может внести в проект помимо чисто технологического вклада, так это гигантский опыт организации повседневной жизнедеятельности на борту станции, постоянно вращающейся вокруг Земли.
SZ: Наверное, также и опыт работы со сменными экипажами? На станции "Мир" работали более 100 космонавтов.
Райтер: Вы затронули еще одну важную сферу, многоплановую культурную среду. Конечно, на борту находились преимущественно русские, но были и рабочие визиты космонавтов других стран. Среди них был и я. Для всех нас это был важный опыт. Тебя помещают на длительное время среди людей, представляющих совершенно иную культуру. На МКС в этом плане будут еще более сложные условия.
SZ: Если взять все вместе - политику, экономику и науку, то какую пользу принесла станция "Мир" Советскому Союзу, а позднее России?
Райтер: Если сделать небольшой экскурс в историю космонавтики, то можно увидеть, что Советский Союз все же проиграл США соревнование в гонках к Луне. У России ведь тоже была программа полета на Луну. Однако у ракеты-носителя, созданной для этой цели, было много недостатков┘
SZ: На стартовой площадке произошел взрыв, в результате которого было много погибших.
Райтер: Это был трагический случай. Русские тогда поняли, что они по сценарию "холодной войны" с американцами останутся, что касается Луны, в проигрыше. Поэтому было решено сконцентрировать внимание на другой области. Они решили стать первыми в том, что касается постоянного пребывания человека в космосе. Это решение было реализовано запуском первой станции "Салют-67" и, наконец, в 1968 году - запуском станции "Мир".
SZ: ┘ в сфере, где не требуются сложные технологии.
Райтер: Конечно, чисто орбитальная техника может быть простой. Однако, и здесь есть свои сложности. Например, как состыковывать на земной орбите объекты такой величины. Русские, в конечном итоге, полностью автоматизировали процесс стыковки. И это одна из областей, где они в прошлом выглядели очень неплохо.
SZ: К станции "Мир" было пристыковано пять модулей. Каждый из них представляет собой лабораторию, причем приоритет в исследованиях отдавался астрономии.
Райтер: На различных модулях находились астрофизические датчики. Были также видеокамеры для наблюдения за поверхностью Земли, с помощью которых исследовалось влияние деятельности человека на экологию┘
SZ: ┘ и с помощью которых можно было вести также военную разведку?
Райтер: Насколько я знаю, со станции "Мир" не велась военная разведка, на ней не проводились исследования военного характера. На "Мире" не было такого уголка, который не был бы доступен для меня, и не было ни одного прибора, о предназначении которого я бы ничего не знал хотя бы в общих чертах. Черного ящика, о котором предпочитают не говорить, там не было. В этом плане станция "Мир" представляла собой проект, ставивший своей задачей проведение научных исследований, действительно, исключительно гражданского характера.
SZ: Помимо наблюдений за Землей и космосом какие еще проекты осуществлялись на станции?
Райтер: Был модуль с установленной в нем плавильной печью для проведения материаловедческих экспериментов. В период работы международных экипажей, как это было в случае с моими европейскими коллегами, добавлялись крупные медицинские программы. Аппаратура, которую доставляли с собой иностранные гости, оставалась в распоряжении русских.
SZ: В последнее время российские космонавты были заняты больше устранением неполадок. Вы заметили возможность появления проблем, когда были на станции пять лет назад?
Райтер: Действительно, признаки, свидетельствовавшие об износе станции, были и в момент моего пребывания на ней. Например, пробоина в системе охлаждения, возникшая из-за ржавчины. Сначала это кажется относительно безобидной вещью. Однако нельзя забывать, что система охлаждения обеспечивает работу большого числа агрегатов, поддерживающих жизнеспособность станции и всего того, что находится на ней. Необходимо переключаться на аварийную систему. Нам пришлось это делать.
SZ: А аварийный выход не исключался?
Райтер: У нас была спасательная лодка, которая бы доставила меня и моих коллег, если бы мы не справились с ситуацией. Однако ситуация была не столь уж драматична. Но я хотел бы добавить одну важную вещь: такие поломки имеют очень полезный эффект. Учишься не допускать ошибок, а если уж они случаются, то буквально выживать. Для меня был в высшей степени интересен опыт, приводить в рабочее состояние сложные бортовые системы, используя для этого гаечные ключи, паяльники и другие подручные средства. Когда все позади, переживаешь чувство настоящей победы.
SZ: Драматическую ситуацию пришлось пережить два года назад экипажу во главе с космонавтом Василием Циблиевым. Экипаж, что называется, выжил.
Райтер: Вы имеете в виду ситуацию, когда Василий вместо того, чтобы пристыковывать транспортный корабль "Прогресс" к станции "Мир" в автоматическом режиме, был вынужден делать это вручную.
SZ: Сам он опасался этого маневра.
Райтер: Есть много разных мнений на этот счет. Вернее всего, что он поставил в известность Центр управления полетом о том, что он не совсем уверен в себе.
SZ: Видимо, так и было. Транспортный корабль столкнулся с модулем "Спектр" и пробил брешь.
Райтер: Это поставило экипаж в очень затруднительное положение. Станция тут же лишилась воздуха, упало внутренне давление. В подобном случае есть совсем немного времени, чтобы предпринять хотя бы что-то, прежде чем воспользоваться аварийным выходом для перехода в отсек "Союза", предоставив станцию самой себе. Слава богу, что экипажу удалось установить модуль, на котором образовалась брешь, и загерметизировать люки, которые вели к нему. Модуль, однако, был потерян. И не только модуль: не стало источника энергии, которую через него поставляли солнечные батареи. А это не так уж и мало - почти 40% всех энергетических возможностей. Пришлось сначала обрезать соответствующую электропроводку, а позднее прокладывать новую, чтобы все же восстановить электроснабжение.
SZ: Циблиев находился в двойном стрессе. Он был вынужден проводить ремонтные работы на орбите. К тому же его обвиняли на Земле. Из него сделали козла отпущения.
Райтер: По крайней мере, косвенным образом. Бывший тогда президентом России Ельцин заявил спустя несколько дней после происшествия, что оно произошло не по технической причине. Естественно, какой вывод? Ошибку совершил человек. Меня это шокировало. На Западе специалисты изучают случаи авиационных катастроф со всех сторон. В тот момент я пожалел, что у русских это не так.
SZ: Циблиев вернулся на Землю раньше намеченного срока. У него были проблемы с сердцем. Он реабилитирован?
Райтер: Василий сейчас занимает высокий пост в управлении российской космонавтики. Полетит ли он еще раз, я сказать не могу.
SZ: У другого жителя "Мира" - космонавта Сергея Крикалева была своя, особая история со станцией. Он покинул Землю, являясь гражданином Советского Союза, а, вернувшись, - такой страны не обнаружил. Поэтому в заключение еще один вопрос: каким выглядит мир с большой высоты, какими представляются оттуда политические события на этой Земле, насколько они там вообще актуальны?
Райтер: Когда появляется время, чтобы взглянуть в иллюминатор и насладиться прекрасным видом Земли, конечно задумываешься. Не видно никаких границ. Оглядываешь целый континент и приходит чувство, что ты ведь, собственно, гражданин Земли, а не представитель какой-то определенной нации. Сергей, наверно, тогда подумал об этом же. Мне бы хотелось пожелать, чтобы политики тоже имели возможность встречаться действительно на нейтральной почве, на земной орбите, которая представляет взору Землю, которой они управляют.
SZ: Чтобы преодолеть национальный эгоизм?
Райтер: По крайней мере, они поймут, что мир не заканчивается границами их государств.
Перевод: Владимир Синица
