Вольфганг Айхведе - профессор, руководитель исследовательского центра по проблемам Восточной Европы при Бременском университете.
Правоведы из Европы и Америки слишком долго возвещали в Москве об истинах, которые не выдержали испытания действительностью. И спустя десять лет после смены эпох Западу тяжело с Россией, а России тяжело с Западом. При этом в момент краха коммунистических диктатур в Европе казалось, что до создания единого мира рукой подать. Между тем настроения сильно изменились, а разочарования и неудачи требуют своей дани. На смену чрезмерному оптимизму первых лет после разлома пришел со временем апокалиптический пессимизм. Пришло время освободиться от чувств и эмоций и по-новому осмыслить действительность.
Россия в общественном мнении Германии пробуждает два взаимоисключающих чувства: с одной стороны, отзывчивость и симпатии, с другой, озабоченность и страхи. Раньше боялись силы этой империи, теперь - ее слабости. Большие запасы природных ресурсов - привлекают, проблемы - зовут к осторожности. Политическая философия сегодняшней Федеративной Республики и России заключается в том, что сотрудничеству с Россией и созданию плотной сети совместных структур альтернативы нет. Однако реализации этих принципов пока еще мешают недостатки институционального характера и сдержанность в действиях. Насколько Россия готова принять правила, определенные Европой, и сколь много хочет эта Европа от России, борющейся за свое самоутверждение? Ответственность за ответ на остающиеся открытыми вопросы лежит на обеих сторонах.
Куда направить свои стопы
В 90-е годы Запад не скупился на советы. В тот период, когда по причинам своей несостоятельности и блокады разваливались коммунистические диктатуры, появилась целая армия экономистов либерального толка, наперебой предлагавшая технологические новшества, способные, якобы, дать толчок стремительному экономическому росту. Кому как не "новичкам" империи рынка, демократии и собственности нужно подсказать, в каком направлении следует идти? Целые толпы господ отправились в путь, чтобы показать "Востоку", как превратиться в "Запад". Ведущие экономисты разрабатывали программы трансформации. Некоторые из них выдвинулись даже в советники президента. Чувствам понимания превосходства Запада была противопоставлена драматическая потребность Востока в помощи. Экономические императивы Всемирного банка и Международного валютного фонда сошлись в потрясенной кризисом России, для которой, по ее собственной оценке, характерной была разобщенность. О каком-то национальном консенсусе, как это было в других странах Восточной Европы, не могло быть и речи. Правительство Ельцина поначалу надеялось смягчить шоковый характер реформ и получить позитивный результат за счет их стремительного проведения. Оно глубоко ошибалось. Чем больше надежды, тем горше, когда они не сбываются. К разочарованиям добавилось чувство стыда за то, что поставленная на колени великая держава оказалась в зависимости от программ помощи и поддержки. Неизбежным результатом этого стала потеря уверенности в себе и в партнерах. Государство, казалось, превратилось в игрушку в руках неизвестно чьих интересов, будь то президентская семья, "олигархи", остатки номенклатуры или "новых русских" с грязными руками.
Правительства западных стран и международные организации, кредиторы и советники оказались беспомощными перед социальными проблемами, нищетой, а также перед политическими перекосами. Чересчур глупым выглядело стремление поставить знак равенства между рынком и демократией, слишком уж охотно пытались не замечать того, что в европейской социологической истории борьба за демократию никогда не шла в отрыве от критического отношения к происходящему в сфере рыночной экономики. Представители либеральных философских школ ставили во главу своих проповедей требования к экономике, пытаясь смикшировать социальную сторону дела. Исподволь мы начинали понимать, что Людвиг Эрхард (Ludwig Erhard), будь он "радикальным реформатором", похожим на Анатолия Чубайса, никогда бы не стал символом социального либерализма и экономического чуда, если бы он делал то, чего теперь требуют от России.
Западные ведомства в течение всего лишь одного десятилетия умудрились не раз поставить Россию в положение, когда возникала опасность того, что она никогда не освободится из силков коммунистического прошлого. Страну затем снова видели в тисках неудержимого национализма - идеологии, предлагавшей отдушину для чувств ностальгии по утраченной империи. Почти одновременно диагностировалось усиление центробежных сил и дикостей регионального эгоизма. Даже серьезные аналитики, бросаясь из одной крайности в другую, рисовали картины катастрофического будущего. В западных средствах массовой информации тема "российской мафии" стала основной; быстро распространялись слухи о государственных переворотах; варианты, согласно которым дело в стране идет к установлению диктаторского режима, казались столь же убедительными, как и утверждения о том, что страну ожидает полная анархия.
Восприятие России за рубежом не лишено парадоксов. В тот момент, когда встает задача формирования структур, все внимание концентрируется на конкретной личности. Редко случалось, чтобы западная общественность говорила о "новом человеке" столь презрительно, как о Владимире Путине. Он и "Никто", он и креатура КГБ, орудие в руках Ельцина и олигархов, поджигатель чеченской войны, извлекающий из нее выгоды для себя. Те же предубеждения, прежде отличавшие отношение к России в целом, теперь повторяются в отношении к личности Путина. Разумеется, после его победы на выборах было мало времени, чтобы внести корректуры и прийти с ним к соглашению. Тем временем этот "Никто" привел кое-что в движение. То, что многие наблюдатели на Западе считали невозможным: он добился управляемости в полученном от Ельцина наследстве. Предсказывали ожесточенную борьбу за власть, неизбежные столкновения между уродливым российским капитализмом и коммунистами с их национальной идеей, хаоса в Москве. Этому послушно вторил весь цвет профессиональных экспертов и дипломатов. С сентября по ноябрь 1999 года Путин нарастил свой рейтинг среди российского населения с четырех до 40, а затем до 50 процентов. Сегодня, спустя почти год после выборов, этот показатель составляет вне зависимости от социального статуса опрашиваемого населения примерно 58%. Судя по всему, ему удалось успокоить людей, выполнить их желание консолидации общества.
Вместо того, чтобы определять направление реформ и наводить порядок, президент Ельцин оказался в ситуации, которая могла свидетельствовать лишь о несостоятельности государства. Террористические акты вызывали возмущение. Первоначально Владимир Путин должен был навести порядок во властных структурах, но он уже давно приглядывался и к тем, кто сделал из него короля. Президент не без мастерства продемонстрировал тщеславным олигархам, что приоритеты не за ними, а за государством. Пошло на пользу ему и улучшение экономических показателей. Стабильность и порядок стали "основными понятиями", указавшими на место сначала гражданским свободам. Реформы нацелены на "оздоровление" и достижение управляемости, но не на развитие плюрализма. То, что при этом собственные службы безопасности стали для нового президента опорой, заботит больше Запад, чем российское население.
Путин агитирует за "российский путь". Еще Ельцин учреждал премию за разработку приемлемой государственной идеи. Насколько серьезна необходимость в том, чтобы ликвидировать институциональный дефицит и вернуть государству дееспособность, настолько серьезна и опасность того, что протесты по поводу "особого пути" России сослужат хорошую службу для утверждения здесь государственности. А исторический опыт учит, что она базировалось на средоточии властных полномочий и бюрократическом контроле, но не на деловых качествах и экономических приоритетах. "Русский путь" Путина подразумевает "идеологическое", но никак не политическое размежевание с Западом.
В том месте, где Ельцин расколол общество, на том же месте Путин пытается обрести для этого общества единство. Если верить опросам общественного мнения, то о конкретных успехах президента склонна говорить лишь меньшая часть опрошенных. Большинство убеждено в том, что он выведет страну из кризиса. Стиль поведения и образ мышления Путина - это все равно, что "слепок" с широко распространенных страстных устремлений с одним лишь исключением: защищая рыночные отношения, он следует за меньшинством, от предпринимательского духа которого, следуя курсом модернизации, он не может отказаться.
Среди европейской общественности сохраняется озабоченность, она по-прежнему гадает по поводу личности молодого главы Кремля. Однако президенту удалось перевести внешние отношения своей страны в спокойное русло. То, о чем московское руководство заявляет во всеуслышание, а потом с осторожностью добивается большего внимания к своему голосу на пространствах от Токио до Гаваны и от Пекина до Нью-Дели, воспринимается без всякого ажиотажа. Есть, правда, один необычный акцент в деятельности Путина: он равнодушен к США, ему значительно ближе Европа.
Рынок без рынка
Тот, кто едет из Шереметьево к центру Москвы, следует через шпалеры огромных рекламных щитов. Это связующе звено между российской метрополией и мировым бизнесом. Все, что сегодня в моде: высокие технологии, товары широкого потребления, известные на всем пространстве от Сингапура до Нью-Йорка, - их изображения придают нарядный облик улицам вокруг Кремля. В стране еще не сложились рыночные отношения, но различные варианты стратегии развития рыночной экономики уже глубоко затронули социальную жизнь всех слоев населения. Варианты опережают действительность. Здесь говорят о видении общества потребления, там - идет презентация истории. В панораме Москвы после восстановления Храма Христа Спасителя появились новые золотые купола. Уже давно происходит слияние в единый поток процессов нарождения капитала и символов государства.
До сих пор символом постсоветской эпохи была свобода прессы. За бурными годами строительства и созидательной эйфории в среде критической журналистики вскоре последовали ограничения, которые все же обеспечивали плюрализм в подаче информации. Но вот теперь "путинизм" угрожает демонтировать хрупкую независимость мира средств массовой информации. Если страна рассчитывает на свое динамичное развитие, она должна постоянно знать все о себе и мире.
Болезненные конфликты неизбежны и впредь. При этом возможности влияния у Запада невелики. И все же он в состоянии избежать ошибок и дать понять, что в его представлениях защита принципов демократии является частью процесса развития рыночных отношений. Дать понять, что Запад хочет видеть в лице России партнера, у которого есть свои интересы, а не страну, которая плетется в его хвосте.
Перевод: Владимир Синица
