Проведя почти 3 часа с Владимиром Путиным, начинаешь понимать, почему он произвел столь сильное впечатление на Бориса Ельцина и Джорджа Буша-младшего (George W. Bush). Он умеет хорошо излагать свои мысли, поразительно владеет предметом разговора, проявляет внимательность к собеседникам и, когда чувствует необходимость, склонен несколько умалять собственные достоинства. Но невольно задумываешься также над тем, сумели ли эти двое понять, что внутрь его мягкой перчатки вложена свинчатка. На прошлой неделе длительное общение с г-ном Путиным дало небольшой группе американских журналистов необычный шанс наблюдать его вблизи. Эта встреча также представила г-ну Путину возможность послать американской администрации адресное сообщение: если, пока он находится у власти, все будет нормально, то г-н Путин будет для них очаровательным коллегой, если же что-то пойдет не так - в области контроля над вооружениями, Чечни или в любой другой области, где, по его мнению, на карту поставлена честь России и ее выживание - он будет с ними решительным и жестоким. Хотя интервью с г-ном Путиным было во многих отношениях захватывающим, данная встреча не позволила журналистам постигнуть, как этот разговорчивый собеседник собирается вытаскивать Россию из многих кризисных ситуаций.
Он прибыл с опозданием почти на 2 часа, прямо с четвертой за день официальной встречи, и говорил почти 3 часа. Ближе к 11 часам вечера, когда пресс-секретарь объявил, что встреча закончена, г-н Путин драматично произнес: "Слава Богу!". Все это время он полностью держал ситуацию под контролем, несмотря на то, что временами позволял себе некоторые реплики в сторону или игриво сетовал на то, что задавать ему вопросы, когда он жует пирожок, нечестно. Его софизмы были хорошо подготовлены, его раскованный стиль был результатом жесткой самодисциплины. Он внимательно всматривался в глаза каждого из тех, кто задавал вопрос. Раздражение лишь изредка прорывалось наружу. Когда один из репортеров в очередной раз задал вопрос об американо-российских консультациях, российский президент резко заметил, что уже отвечал на этот вопрос - затем осекся и дал развернутый ответ. Когда переводчик просил его повторить фразу, он нетерпеливо рубил слова.
Эта встреча позволила получить более конкретное представление о взглядах г-на Путина. Уловить в его словах ревнивую заботу о международном престиже России, а, следовательно, о собственном престиже. Его обеспокоенность угрозами для страны изнутри вроде Чечни и извне вроде терроризма. Его возмущение подрывом государственного могущества в результате приватизации и унижением, которое принесла с собой катастрофа в Чечне. Его пространные комментарии на эти темы свелись едва ли не к обвинениям в адрес своего патрона, Бориса Ельцина.
Однако главной темой его высказываний было то, что Россию не следует воспринимать как нечто самой собой разумеющееся. Москва не питает иллюзий относительно ухудшения своих позиций с момента распада Советского Союза, сказал он, однако она не готова соглашаться на статус второстепенного государства. "На мировой арене все равны, - заявил г-н Путин. - Если одна держава пытается диктовать остальным, они объединятся против "потенциального империалиста". Если США хотят вместе с Россией работать над совершенствованием Договора об ограничении систем противоракетной обороны от 1972 года, чудесно. Если же США пойдут на односторонние меры, то же самое сделает и Россия. Если будет нужно, то она перевооружит свои стратегические ракеты на многозарядные головные части. "Для этого не нужны большие деньги", - предупредил он. Он пожаловался на то, что протесты США против передачи российских технологий таким странам, как Иран, мотивированы желанием помешать России продавать ее оружие на заморских рынках, а не заботами о распространении (оружия массового поражения в мире - прим. пер.). Он даже утверждал, что американские бизнесмены уже контактируют с иранским правительством. "Мы знаем, кто, где и когда встречается, - заявил он. - Я назвал президенту Бушу-младшему кое-какие имена". Г-н Путин не видит особой разницы между критиками и противниками. Он заявляет, что оправдание войны в Чечне - сепаратизм и терроризм представляют смертельную опасность для территориальной целостности России - настолько самоочевидно, что он уже устал его повторять. По его мнению, любая "кампания" в прессе против Чечни есть не что иное, как " сознательная попытка использовать ситуацию в Чечне для того, чтобы подорвать основы Российской Федерации.
Г-н Путин черпает вдохновение не в горбачевском гуманизме и не в ельцинском попустительстве событиям, но в том, что сам именует фрондерской - несколько вызывающей - атмосферой внешней разведки КГБ в 1980-е годы, когда молодые офицеры вроде него самого впервые увидели, что внешний мир противоречит тому образу, который им внушали дома в процессе "промывания мозгов". Они отказались признать пропаганду, но сохранили свой "патриотизм и любовь к Родине", заявил он.
Заявления такого рода поддерживают рейтинг популярности российского президента на высоком уровне. Но российское общественное мнение - вещь довольно странная: любовь чуть ли не за ночь может смениться на презрение, когда люди решат, что их лидер является болтуном. Поведение г-на Путина на пресс-конференции на прошлой неделе не дало и намека на то, как или когда он приступит к осуществлению нужных для России перемен вместо того, чтобы только обещать эти перемены своим гостям.
