Для отношений России и Запада характерны предубеждения и стереотипы. Образ жизни там и там становится все более похожим, однако, взаимопонимания не прибавляется. Причина, считает газета, заключается в том, что Запад просмотрел в том, что происходило и происходит в новой России катаклизм всемирно исторического масштаба.
Европа и Россия сближаются, но ближе не становятся. За десять лет, прошедшие после коллапса Советского Союза, и в Европе, и в России знают друг о друге больше. Знаний стало больше. Именно по этой причине удивляет то, что общение между европейцами и россиянами не принесло с собой атмосферы интеллигентности, не придало обеим сторонам способности и воли понимать мотивы и обстоятельства другого, не прибегая к голым фактам. Напротив, вновь набирают силу старые стереотипы и предубеждения. Запад сожалеет, видя, что Россия никак не желает строить у себя общество по его образцу и подобию. Россия, между тем, разочаровалась в Западе, который вначале проявлял бескорыстность, но никогда не забывал за ней о своих собственных интересах. Российская общественность после десятилетий сердечных объятий проявляет к западной общественной модели существенно больший скепсис, чем прежде. Между тем, два мира и два образа жизни становится все ближе. Неприятие друг друга имеет эмоциональный характер. Оно обращается к мифам и мистификациям, которые возвращают народу часть потерянной им уверенности в себе. Это мало что общего имеет с реальными условиями жизни. Противоречие, которое таит в себе шанс: Россия однажды могла бы оказаться перед воротами Запада, особо того не желая. Собственно, почему бы и нет?
Россия - страна противоречий, место сосуществования различных миров и эпох. Западное восприятие и российская политика никогда не были, со своей стороны, свободными от противоречий. Так, с одной стороны, русских поучали активнее проводить институциональные преобразования в государстве и в обществе. Однако, сам Запад следовал совершенно иным принципам. В то время, как перед нашими глазами раскрывалась картина одного из самых громадных исторических катаклизмов последних столетий, политика отвечала на это тем, что предлагала инструментарий, больше пригодный для пользования в каком-нибудь княжестве позднего средневековья. Считалось, например, что проблемы процесса такого масштаба можно было решить в рамках личной дипломатии, за разговором двух государственных мужей.
Так, весь мир держался за Михаила Горбачева в то время, как его соратники у него дома уже давно покинули тонувший корабль. Горбачева, злодейски преданного своими фаворитами, свергли, а Запад никак не хотел смириться с этим.
Никто не извлек из этого уроков. То же самое повторилось в отношении дряхлого Бориса Ельцина. Он еле стоял на ногах, но, несмотря на это, оставался для Запада единственной гарантией стабильности. То, что эта стабильность, возможно, имела своей ценой введение моратория на проведение реформ, что она потребовала огромных жертв от общества, об этом никто не спрашивал. Между тем, реформирующиеся государства, где происходит частая смена правительств, демонстрируют большие экономические успехи. Страх дестабилизации является, скорее, проекцией западной патологии в вопросах безопасности. В России стабильность, связанная с именем одного человека, блокировала смену элит, замедлила процесс преобразований и, в первую очередь, дезавуировала само понятие демократии.
Десять лет назад сермяжной правдой являлось то, что самая большая страна мира могла выздороветь только в том случае, если бы реформы привели к созданию дееспособного федерализма. И вот теперь новый глава Кремля пытается сделать все наоборот и укрепляет власть Центра. Западу нечего ему противопоставить.
В итоге, международное сообщество способствовало тому, что рецидив исторического недуга, когда в стране все связывается с именем вождя, когда восстанавливается неэффективная централизация, может найти проявление и в новой России.
Легенда основывается на том, что российская экономика после 1991 года потерпела крах. Между тем, плановая экономика, если отбросить в сторону всякие статистические манипуляции, и без того к концу 80-х годов низвела СССР на уровень экономического развития Бразилии. Напомним, что недостатки в экономике вынудили в 1985 году Коммунистическую партию пойти на изменение курса. Сегодня Россия по своему развитию снова вышла на уровень Бразилии. Таким же широко распространенным заблуждением является мнение, что трудности постсоветского периода объясняются одними лишь последствиями "шоковой терапии". Москва, по сравнению с другими восточными европейцами, которые сегодня могут продемонстрировать лучшие результаты, продвигалась вперед осторожно. Российские элиты вплоть до обвала рубля в 1998 году жили на дотациях Центра. Бартерные сделки, безденежный обмен товарами представляли собой не только бездонную бочку государственных субсидий, они способствовали распространению коррупции. Со времени финансового кризиса в деловой практике значительно поубавилось "виртуальной экономики". Теперь зарабатываются настоящие деньги. Однако коррупция по-прежнему остается проблемой. Между тем, предположение, что причиной зла является приватизация, не выдерживает критики. Чем быстрее и масштабнее будут приняты меры, тем меньшей будет коррупции. Это подтверждает положение дел в экономике других стран. То, что в России бакшиш является делом само собой разумеющимся, в большей степени является следствием слабой правовой базы и всемогущества бюрократии, которой так и не коснулись реформы и которая по своему усмотрению может вмешиваться в экономику. Поэтому усиление государства, к чему стремится президент Путин, вызывает противоречивые чувства.
Тот, кто был знаком с состоянием инфраструктуры, руинами, характерными для ландшафта СССР, будет поражен, сравнивая виденное ранее с нынешним днем. В стране, причем не только в городах, царит строительный бум. Для России, которая, как гласит пословица, была всегда вынуждена страдать из-за "дураков и плохих дорог", это не второстепенный вопрос. В прошлом году пятая часть валового внутреннего продукции была вложена в строительство инфраструктуры. Часто восприятие не соответствует действительности. Еще никогда прежде русские не расходовали столько средств на лекарства. Показатели, по которым ВТО оценивает состояние системы здравоохранения, за последние десять лет не ухудшились. Является ли то, что русские женщины стали меньше и позже рожать, свидетельством регресса?
Тем не менее, неважно пока обстоит дело с созданием гражданского общества. Однако оно существует, даже если на эту тему хватает измышлений. Сегодня уже больше не притягивают всеобщего внимания моральные кумиры прошлого и трудно поддающиеся определению диссиденты. Общество дифференцировалось, индивидуализировалось. На это, в частности, указывает председатель московской Хельсинкской группы по правам человека. В прошедшие годы в стране начала работу целая армия советников по правовым вопросам и появилось некое подобие системы оказания правовой помощи. Это является настоящим зародышем гражданского общества.
Если Россию нельзя понять умом, в нее надо просто верить. Этим утверждением поэт Тютчев дал людям, не желающим думать, желанный для них аргумент. Однако Россию можно понять! Нужно только сбросить покрывало социальной романтики.
