Дорога на Penn Station, фотографии пропавших без вести - их уже больше пяти тысяч - смотрят со столбов на прохожих. Остатки чернил, которыми написаны имена, возраст и особые приметы выдают горе и надежду людей, потерявших своих близких. Если они не увидят тело или хотя бы то, что осталось от их родных, - неужели они поверят в их смерть? Нам удалось покинуть Манхэттен на поезде, оставляя позади изуродованный пейзаж и столб дыма, который продолжал подниматься от погребального костра Международного Торгового Центра. Уехать из Нью-Йорка, после того, как я, в течение пяти дней, переживала эту трагедию, мне было очень тяжело. Это как прощание с родным тебе человеком у ворот кладбища, зная, что следом придет самое страшное: осознание, что его нет рядом, что кровать пуста, а одежда еще хранит запах тела любимого.
Я зажигала свечи на улицах, я молилась в церкви, я мысленно обнимала тех, кто рыдал у стен домов или на экранах телевизоров. Мы уезжали в Вашингтон с ощущением, что мы лезем в волчью пасть, казалось, что угрозы о начале войны делают из столицы отличную мишень. Укачиваемая перестуком колес поезда, я начала задавать сама себе вопросы.
Поймут ли они теперь, что означает "пропавший без вести"? Я приехала в Соединенные Штаты на презентацию моей книги "Чили, Пиночет и караван смерти" (Chile, Pinochet and the caravan of death), с надеждой на то, чтобы как можно больше американцев узнали о событиях, произошедших в моей стране. В Чили насчитывается около 1200 пропавших без вести во время трагических событий в Латинской Америке в 70-х и 80-х годах; полный же список пропавших превышает 200000 человек. И все мы прекрасно знаем, что множество способов заставить исчезнуть заключенного - этакий инструмент государственного терроризма - были опробованы Пентагоном и Белым Домом.
Поймут ли они теперь, что боль одинаково ощущается, как в Северной, так и в Латинской Америке? Я думаю о богатых людях своей страны, которые по какой-то, совершенно непонятной причине, считают, что бедняки настолько привыкли к страданиям, что их переживания совсем другие. Будто бы те эмоциональные узы, связывающие родителей, детей, братьев существуют только в богатых семьях, будто бы бедняки, благодаря своей маргинальности, сразу рождаются и живут с анестезией против насилия. Поймут ли они теперь, что их снаряды разрушают дома в других точках планеты, оставляя за собой тот же след болезненных потерь?
Выхожу с Union Station, в самом сердце Вашингтона и перехожу Massachusetts Avenue, в то время как вой сирен и полеты военных самолетов постоянно напоминают о возможности войны. И в районе посольств, Embassy Row, попадаю в Sheridan Circle. Именно там 25 лет тому назад, по приказу генерала Пиночета была взорвана бомба, в результате этой террористической акции погибло три человека: бывший министр иностранных дел Чили Орландо Летельер (Orlando Letelier), его помощница Ронни Моффитт (Ronnie Moffitt) и ребенок, которого она носила в своем чреве.
Как могло произойти так, что 25 лет тому назад не было отдано приказа о немедленном аресте генерала Пиночета, интернационального террориста, для того чтобы судить его в Вашингтоне. Ничего не было сделано для того, чтобы расправиться с терроризмом, зародившемся в Южной Америке, потому как именно Соединенные Штаты стояли у истоков нашей страшной диктатуры. Сначала правительство США сделало все возможное для того, чтобы Альенде не попал во Дворец де ла Монеда (Palacio de la Moneda), было даже выслано оружие для того, чтобы убить командующего армией генерала Рене Шнайдера (Rene Schneider) в октябре 1970 года. И затем Северная Америка вложила миллионы долларов в дестабилизацию правительства Чили, спровоцировав военный переворот. Если бы тогда в сентябре 1976 года, после террористической акции в Вашингтоне, Соединенные Штаты потребовали правосудия, сколько чилийцев спаслись бы от концлагерей и камер пыток? Сколько бы людей спаслось тогда в южной части Америки, если бы Соединенные Штаты не поддержали ту роковую Операцию Кондор?
Ответов нет. Есть только аксиома, которую я зубрила в течение почти двух десятков лет кровавой военной диктатуры в Чили: источник любого насилия заключается в страхе. А здесь страх читается на лицах всех граждан США, в том числе, и политиков. Этот страх - предвестник кошмара.
