Отрывок из речи, прочитанной 9 ноября при вступлении в должность заведующего кафедрой в Коллеж де Франс (кафедра международных отношений, 2001 -2002).
Что вы думаете о растущем неравенстве в мире и об эпидемиях, охвативших его? Или, например о 10 000 смертей от туберкулеза и СПИДа каждый день? Что можно думать о новых техниках, позволяющих остановить или замедлить развитие этих эпидемий, если бы эти возможности применялись там, где в них нуждаются? Что говорить о снижении риска в части "глобального общества", если в обществе в целом риск растет?
Массовое перемещение населения, а, следовательно, и болезней, - это не новость. Новым, с точки зрения одного медика, является то, что у нас есть средства защиты, которых 50 лет назад не было и в помине, и что эти средства распределяются столь же несправедливо, сколь несправедлива и поражающая людей болезнь. Инфекционные заболевания, которые можно излечить - главная причина смерти бедняков на всей планете.
То же самое социальное неравенство, очевидно, порождает череду несчастий, выпавших на нашу долю, от нарушения прав человека до терроризма. Если задача врача -предупредить развитие болезни и вылечить больного, то антрополог должен, в свою очередь, указать обществу на трагедию людей, страдающих напрасно. К чему это приведет? Какая от этого будет польза? Или стоит уподобиться медикам, говорящих о тщете усилий перед лицом бесконечного страдания? Я думаю иначе. И я очень благодарен Коллеж де Франс за то, что он выделил кафедру антропологии человеку, который посвятит свое время оказанию помощи больным беднякам (┘).
Я не надеюсь достичь вершин теории, но просто хочу показать, как концепция "структурного насилия" действует в свете антропологии и других дисциплин, направленных на дешифровку жизни современного общества. Вслед за теми, кто изучал рабство, расизм и другие формы насилия, возведенного в институт, все большее число антропологов интересуются структурным насилием. Кажется, у каждого из них есть свое определение "структуры" и "насилия". Данной теме был посвящен семинар Франсуазы Эритье (Françoise Héritier ) в Коллеже Франции: "Назовем насилием любой вид действия против физической природы, или силу, способную вызвать страх, горе, страдание или смерть живого существа". Современные эпидемии представляют собой симптомы структурного насилия. (┘).
В какой мере индивидуумы могут бороться против этой адской машины и ее символических представлений, - этот вопрос вызывает большой интерес среди антропологов. Мы склоняемся к теории "оружия слабых" (Джеймс Скотт (James Scott)). Многочисленные тексты посвящены формам сопротивления господствующему социальному порядку, его символическим и материальным основаниям. Помимо более или менее реальных надежд, вызываемых этой борьбой, отметим, что во многие исследования касаются проблем крайней бедности и социальной избирательности. Особенно исследования, посвященные жизни трущоб (которые по-прежнему существуют), деревень третьего мира, исчезающих как шагреневая кожа, и, так же часто, жизни американских городов.
В некоторых из этих мест существует настоящее коллективное сопротивление, но эффект его значительно меньше, чем то, что мы воображаем. В этом можно отдать себе отчет, если попытаться учесть точное число жертв (или если попытаться им помочь). Назовем вещи своими именами: с небольшими вариациями, степень давления обратно пропорциональна возможности сопротивления.
Антропология, озабоченная подсчетом жертв должна, конечно, интересоваться мертвыми и умирающими. Она должна заставить себя понять, как умалчивать о страдании. Она должна осознать все сложности, позволяющие прилепить историю и замаскировать очевидные связи между мертвыми и умирающими с одной стороны, и теми, для кого в борьбе за жизнь еще не все потеряно.
Я отстаиваю здесь следующее убеждение: никогда не упускать из виду материальность общества, - это позволит избежать романтизма, неуместного при изучении структуры насилия. Честная оценка победителей, побежденных и общего результата требует исключения экзальтации, особенно экзальтации таких людей, как мы, защищенных от структурного насилия. Я прошу вас простить мне неудачный термин "материальность общества". (┘). Общественная жизнь в целом, и структурное насилие в частности, не могут быть поняты без глубокого материалистического подхода к очевидным этнографическим феноменам. Термином "материальность" я обозначаю экономику, учитывая ее связь с политикой и обществом: экономические структуры построены по социальному принципу. То же касается и биологии, она также моделируется социально. (┘).
Дурные последствия структурного насилия (болезни, ранения, смерти, порабощение и страх) - материальны. Для антрополога, который изучает бедность, смешение двух членов цепи событий, или исключение одного из них опасно. Структурное насилие проявляется напрямую в повседневной реальности. (┘) Тациту приписывают следующий афоризм: "Благословляя мир, они превращают его пустыню". Эта фраза применима к архитекторам структурного насилия: в интеллектуальных вопросах их излюбленная уловка - приклеивание истории. Отказ истории в существовании, либо ее искажение - необходимая часть процесса десоциализации, нужной для создания гегемонии в интерпретации событий и их причин. Рудиментарный ревизионизм, который состоит в чистом отрицании существования события, возможен, но он не является ни убедительным, ни эффективным на путях власти. С другой стороны есть забвение, биологический, естественный процесс. Время лечит все раны, как говорится, в том числе и те, которые никогда не переставали болеть и угрожают открыться, - что может стать большим "сюрпризом" для тех, кто забывает (┘)
Когда изучают социальные последствия террористического акта, новой эпидемии или постройки гидроэлектростанции (это как раз мой случай, так как я живу в деревне, заново отстроенной после затопления долины), вероятность риска может быть очень большой. Рискуют не учесть всех составляющих явления, если не прибегают при этом к обширному анализу, историческому и географическому. Можно учесть лужи, но нельзя рассчитать вероятность урагана и еще меньше подвергаются оценке вызывающие его облака.
Оба аспекта, исторический и географический, важны при построении объясняющей модели. Те, кто удовольствуются дешифровкой настоящего с помощью изучения истории какой-либо местности, не смогут учесть систему власти, которая влияет на уровень бедности, и параллельно идущих, но не очевидных процессов (┘).
Когда я начал изучать и лечить два инфекционных заболевания, которые поразили Гаити, - туберкулез и СПИД, одно - старое, другое - новое, я пользовался "теорией мировой системы", как ее окрестили в антропологии. Речь не шла о сильно теоретическом приближении. Подход состоял в смене явных этнографических феноменов в рамках социальной и экономической структурах, которые моделировали существование индивидуумов вплоть до их жизни или смерти. (┘)
За отсутствием лучшего термина, я использовал понятие "неолиберальный", взятое из политической экономии, чтобы обозначать множество идей, приложимых сегодня в коммерции, в развитии и работе механизмов власти. Не все идеи были связаны между собой, но они были приняты большим числом людей в экономиках с развитым рынком. (┘) Эта неолиберальная мысль необходимо удостоверяется современным развитием, цель которого состоит не в уменьшении бедности и социального неравенства, а в управлении ими. (┘)
Туберкулез и СПИД влекут за собой миллионы преждевременных смертей каждый год. В мире эти две болезни являются первопричиной смертности взрослых, от инфекционных заболеваний. Тот, кто размышляет о структурном насилии, должен еще больше интересоваться этими болезнями и их бытованием в социальной структуре. Как рассуждает Альфред Кребер (Alfred Kroeber), антропологический подход должен быть в то же время биологическим и социальным. Пьер Бурдье (Pierre Bourdieux) формулирует это следующим образом: "тело пребывает в социуме, а социум в теле".
Позвольте мне проиллюстрировать этот тезис на примере туберкулеза, более известного из двух заболеваний. Принято считать, что "белая чума", как ее уже давно называют, начала развиваться вместе с промышленной революцией и затем исчезла. Историк Катрин Оттс (Katherine Otts), однако, замечает, что "туберкулез не появился вновь у тех, кто боролся с ним всю свою жизнь и кто был вынужден был стать исключенным из общества по факту болезни". Треть населения в мире заражены возбудителем заболевания. Можно ожидать от 8 до 10 миллионов случаев болезни и от двух до трех миллионов смертных случаев. (┘)
Я обнаружил, что большинство слов, употребляемых в конце XX века в сельских районах Гаити, напрямую происходят из лексики рабских плантаций. Большинство наших больных считает, что туберкулез был им "послан".
Со времени основания в 1985 г. наша клиника помогала безземельным крестьянам и детям из деревень, разбросанных вокруг плотины, воды которой в 1956 г. затопили земли в долине, и лишили крестьян дохода. Нам кажется, что мы делаем доброе дело, но мы ошибались. Три года спустя, в 1988 г. три человека сорока лет от роду умерли от последствий туберкулеза. Команда собралась в срочном порядке. Почему нам не удалось предотвратить эти смерти?
Предлагались разные варианты ответа, но одна составляющая была постоянной: больные часто оставляли выполнять наши рекомендации по дороге. Врачам, которые жили в тех же условиях, что и больные, казалось, что чем беднее последние, тем меньше у них шанс поправиться. Большинство гаитянских врачей и сестер, видели в смерти последствия веры в колдовство. Наконец, некоторые считали, что больные теряли всякий интерес к лечению, когда симптомы исчезали.
В течение двух последующих месяцев мы осуществили план, направленный на улучшение обслуживания пациентов и проверяли наши гипотезы. Мы не изменили поведение больных, мы изменили наш способ работы. Мы организовали почти ежедневный обход пациентов, которым мы также оказывали финансовую помощь и доставляли пищу. Меньше чем через год процент выздоровления повысился от 48 до 100. Через 10 лет, никто уже не умирал от легочной формы туберкулеза в атмосфере, полной возбудителями заболевания.
За этот год изменились верования? Мы долго расcпрашивали пациентов: большинство из них не исключали возможность наведения порчи, но это не повлияло на соблюдения правил лечения новой программы. Однако, представления о болезни не были неизменными. Через десять лет произошла эволюция "культурных верований". Все большее число жителей стали рассматривать туберкулез как инфекционное заболевание, передаваемое дыхательным путем. Конкретнее: эти люди стали считать, что заболевание излечимо. Сама болезнь перестала быть стигматом. (┘)
Что касается СПИДа? Эта болезнь квалифицируется как "социальная". Исследователи в области общественных наук, в том числе антропологи, интересуются болезнью с самого ее появления. Вышло изрядное количество текстов на тему. Один университетский преподаватель начал говорить об "эпидемии знаков".
Как и многим другим антропологам, мне приходилось, из-за отсутствия внимания должного внимания к вопросу, разделять социальную и материальную составляющие. Но вирус иммунодефицита прогрессирует соответственно социальному расслоению, и он столь же материален, как и любой микроб. Раз проникнув в тело, он оказывает глубокое социальное и биологическое воздействие. Поскольку он разрушает иммунную защиту клеток, бедные люди, заразившиеся СПИДом, умирают чаще всего от ┘ туберкулеза. В прошлом году ВИЧ стал основной причиной смертности среди взрослых, опередив при этом туберкулез. Но, на деле, две эпидемии тесно связаны.
Мы не можем анализировать структурное насилие без понимания истории. То же самое можно сказать о биологии. Каким способом структурное насилие извлекает выгоду? Иногда с помощью пуль и бомб, даже при посредстве самолетов, трансформированных в летающие бомбы. Однако терроризм и реакция на него, хотя и эффектны, но второстепенны, из-за числа жертв, которые они уносят с собой. Структурное насилие лежит в основе многих войн и актов терроризма, и оно действует медленно: его жертвы гибнут мало-помалу, особенно часто от инфекционных заболеваний.
СПИД - био-социальная угроза со всех точек зрения. В пространстве одного поколения, он сводит к минимуму желание жить в некоторых странах Африки, в районе Сахары, последствия чего трудно даже вообразить, например, влияние на структуры родства. Число сирот, родителей которых унесла эпидемия, составляет 14 миллионов, из них в Африке - 10.
Все это одновременно интересно и ужасно. Что можно было бы сделать, чтобы избежать смерти от двух микробов? Что можно сделать уже сегодня? По крайней мере, по туберкулезу, мы вправе рассчитывать, что до решения проблемы рукой подать. Не существует нечеловеческого компонента болезни, и, следовательно, было бы достаточно выявлять и лечить все случаи заболевания в активной фазе┘ Но деньги и политическая воля представляют собой препятствие, и это приводит в нас к структурному насилию и гегемонии, на которых оно основывается. Короче говоря, на материальности социума.
Можно возразить, что случай СПИДа гораздо более щекотливый, поскольку мы не знаем, как лечить эту болезнь. Вспомним, однако, что средствами терапии удалось значительно снизить уровень смертности а США и в Европе. Хитрость заключается в том, что нужно предоставить медикаменты тем, кто в них нуждается. Это потребовало бы значительных капиталовложений в последующие годы, хотя и менее значительных, чем те средства, которые выделены американскими властями на спасение авиакомпаний.
Идеологии гегемонии отныне и впредь будут заявлять, что СПИД представляет неразрешимую проблему. Доказательства этого положения - чисто казуистические. Так, высокопоставленный функционер из американского казначейства, который предпочел не называть себя, считает, что американцы имеют "иное понятие о времени", и не смогли бы следовать лечению по расписанию. Директор американского Агентства по международному развитию, назвал главным препятствием недостаточное количество наручных часов в Африке. Но, как мы видели в случае с туберкулезом, связывать неудачу в лечении с "верованиями" больных - ошибка. Некоторые были более честны, они указывали на высокую стоимость лечения, и отсутствие санитарных структур в странах, наиболее сильно затронутых эпидемией. Другие все еще выказывают недоверие к способности медикаментов сопротивляться вирусу. Это также обычный аргумент специалистов по туберкулезу или излечимым хроническим заболеваниям в странах, где эти болезни наносят непропорционально большой ущерб бедным слоям населения.
Распространение СПИДа и туберкулеза, как когда-то - рабовладения - есть историческая данность и экономическая модель. Каковы общие черты, которые связывают беды прошлого и сегодняшние несчастья? Социальная несправедливость - ядро структурного насилия. Расизм в той или иной форме, неравенство полов, и все растущая бедность на фоне изобилия, - все эти драмы соотносятся с программами и проектами которые ведут к безудержному росту современного рабства. Эти несчастья одновременно являются и причиной и следствием миграции населения, объявленных или тайных войн, затаенной ненависти, взрыв которой может удивить только тех, кто не знает исторической подоплеки современных конфликтов. Расизм и сопутствующие ему явления (презрение или даже ненависть к бедным) подразумевает отказ решать эти и другие проблемы.
Структурная ненависть представляет собой естественное выражение политического и экономического порядка и также старо, как и рабство. Эта социальная сеть давно начала приобретать характер глобальной. Что касается экономического порядка, который этому сопутствует, то он предполагает понятие успеха: все больше и больше людей, я повторяю, получают доступ к благосостоянию в той или иной форме. Отныне структурное насилие располагает символической основой более мощной и убедительной, чем большая часть аргументов, которые мы могли бы противопоставить.
Антропология структурного насилия - суровое предприятие. Наша задача состоит в том, чтобы как можно тщательнее, как можно честнее показать сложные механизмы огромной машины, основанной на политической экономии, которая может быть какой угодно, но только не хрупкой. Слабость скорее присутствует с нашей стороны, в нашей борьбе с амнезией и попыткой работать, не уходя от реальности. И нужно без сомнения дождаться, пока песчинка не остановит действие механизма, чтобы, наконец, осознать цену структурного насилия, которую платим не мы, защищенные от него, но те, чья невыполнимая задача состоит в том, чтобы выжить, в то время как другие купаются в роскоши.
Поль Фарме - врач и антрополог.
