На первый взгляд все было, как в старые времена: американский президент и глава Кремля говорили о ракетах, боеголовках, о разоружении и обороне. Но даже если эти темы и напоминали о материале, из которого были сотканы прежние американо-советские отношения, они независимо от своей значимости являются иллюстрацией изменений, произошедших с тех пор.
Ведь и действительно старые времена уже давно позади, позади "холодная война", как и последовавший за ней период новой ориентации мировой политики. Быть может, со временем люди придут к выводу, что неизбежным завершением периода после окончания "холодной войны" стало 11 сентября, день когда Америку коснулся террор. После событий этого дня российский президент первым предложил свое сотрудничество и партнерство, будь то из стратегических или тактических соображений. Он открыл для Америки необходимое пространство для борьбы с терроризмом. То, что Путин засвидетельствовал в конце своего визита к Бушу (Bush), можно называть прорывом в новых двусторонних и многосторонних отношениях. Независимо от того, что делает Буш, - имеется в виду также и не только спорный проект создания системы ограниченной противоракетной обороны - это ни при каких обстоятельствах не приведет к новой напряженности в отношениях между Россией и Америкой. Нет никаких признаков возможности появления нового периода похолодания между республиканской администрацией в Вашингтоне и прагматично-авторитарным руководством Кремля.
Перспектива, когда, по словам Путина, наступает лишенный всякой напряженности период отношений между сверхдержавой, испытавшей отрезвляющее понимание своей уязвимости, и страной, статус и значение которой базируются в основном на оружии, сырье и ее внешнеполитическом потенциале, и которая еще не преодолела синдром ностальгии по великодержавности, - это, разумеется, не то, что заслуживает недоверия. Напротив, чем шире и принципиальнее согласие в российско-американских отношениях и в отношении России к Западу, тем скорее станет возможным снижать остроту спорных вопросов, сдерживать геополитическое (и экономическое) соперничество, не говоря уже о выгоде для безопасности и стабильности. Впрочем, если исходить не только с техасско-сентиментальных позиций относительно того, что хотелось бы прежде всего, что возможно и необходимо, то должен быть выполнен целый ряд предпосылок. И при этом неизбежно встает вопрос, как оформить эти отношения в политическом плане (плане безопасности) так, чтобы сохранить их надолго и чтобы они не были обременены проблемами.
Речь идет, в первую очередь о самой России. Никто не станет всерьез утверждать, что крупнейшая республика бывшего Советского Союза с успехом преодолела переход к демократии, правовому государству и рыночной экономике, и все в ней - в лучшем демократическом порядке. Это не так, и поэтому в действиях необходим некий неопределенный по времени период сдержанности. Если он покажет искренность устремлений России, будет и поддержка с Запада. Она будет и в том случае, если Москва в своих действиях в поясе кризисов и волнений на юге страны будет проявлять сдержанность в той мере, в которой она сможет оставлять поле для политического разрешения конфликтов. Требование умеренности касается также российской позиции относительно расширения НАТО и намерения государств Балтии вступить Североатлантический альянс. Истеричные угрозы пусть остаются атрибутами империи, которая распалась. В этих угрозах фальшь, они к тому же вредят своему собственному намерению играть большую роль в европейской политике безопасности.
Для России очень важно играть соответствующую ей роль. Если она и далее собирается быть цивилизованной страной и идет на сделки с проблемными государствами мира, Запад, иными словами Америка и ее европейские союзники, тогда подумают, сколь глубоко Россия может быть интегрирована в процедуры принятия решений и нужен ли для этого новый институциональный механизм. В любом случае, Совет Россия-НАТО оказался не особенно полезным. Из Лондона уже звучит предложение о создании нового Совета Россия-Совет НАТО. Уже больше не исключается даже членство Москвы в Совете НАТО. В Вашингтоне всерьез говорят о том, чтобы предоставить России статус кандидата на вступление в НАТО в качестве компенсации за согласие на прием в Союз других центрально- и восточноевропейских государств, в качестве награды за сотрудничество в борьбе с терроризмом.
Против такой тесной интеграции России, что в перспективе может означать и ее прием в альянс, приводится аргумент, что это может изменить характер НАТО как оборонительного союза. Этот аргумент справедлив. В случае вступления Москвы в НАТО к тому же изменился бы баланс сил, что ослабило бы влияние центрально-европейских стран Западной Европы и, вероятно, привело бы к образованию американо-российского дуэта.
С другой стороны, НАТО изменяется и без того, причем уже не первый год. Она трансформируется в организацию коллективной безопасности, в которой превалируют задачи политического характера. То, что сегодня со ссылкой на статью 5 объявлено о наступлении случая нападения на одного из союзников по альянсу, ничего не меняет. Во всяком случае в борьбе против терроризма НАТО до сих служила в качестве кулис. Как военная организация она играет второстепенную роль. Не потому что так сложились обстоятельства, а потому, что так хочет ее важнейший член Америка.
Таким образом, меняется представление НАТО и самой себе. Однако с военно-политической точки зрения было бы близоруким отказываться от "старой" НАТО и менять ее на панъевропейскую, "новую" НАТО, подобную ОБСЕ. Речь не Это не имеет ничего общего с отказом от адаптации к ситуации, отказом видеть в НАТО гарантии против превратностей жизни и тем самым ее ценность. Мосты, которые необходимо наводить в Россию, должны стоять на прочном фундаменте. Чем они прочнее, тем смелее могут быть в своих проектах архитекторы.
