Гульхан Дастаир (Gulhan Dastayir) смотрит в пустоту, когда уставшим голосом рассказывает про свою жизнь, отрезанную, как и кисть его руки. Нога его также отрублена до лодыжки. Он навсегда останется калекой, наказанный талибами именем божественной справедливости. Старик до сих пор не может понять, за какие грехи он удостоился подобного. Даже по логике талибов, такая казнь предусмотрена по законам шариата только для закоренелых воров.
Ибо он, боец афганского сопротивления, член службы безопасности в военном госпитале моджахедов, он Богом готов поклясться, что никогда не совершал даже мелкой кражи. Само подозрение ранит его. Его достоинство - все что у него осталось. Ибо, культи означают вечное проклятие в обществе, погрязшем в предрассудках.
Преследование сына. Кошмар начался однажды вечером, в половину одинадцатого, три года назад. Среди ночи группа талибов ворвалась в дом Гульхана Дастаира в Хайхане, бедном пригороде Кабула. Сбиры министерства Безопсности, службы внутренней разведки выполняли функции политической полиции. "Они искали моего старшего сына, которого, к счастью, не было дома. Они обвиняли его в краже, а также в том, что он служил курьером Северного Альянса". Бородачи прочесали весь дом и скоро нашли военную записную книжку старика и членский билет партии покойного генерала Масуда (commandement Massoud) Хамиат-э-ислами. Без суда и следствия они бросили его в одно и помещений 11 департамента. "Одно из самы жутких мест во всем Афганистане". Это было начало крестного пути.
"Когда я прибыл в их бюро, они стали бить меня электрическими кабелями, - продолжает Гульхан,- допрос длился пять дней. Беспрерывно они требовали от меня признания, что мой сын - вор, что он проводит в Кабул моджахедов Северного Альянса, чтобы те готовили теракты. Всякий раз, когда талибы приходили, они избивали меня. Я думал, что скоро умру". В числе своих мучителей старик вспоминает директора 11 департамента, какого-то Рухони, и его первого заместителя Азима. "Этот Азим постоянно повторял мне, что если не найдут моего сына, то тогда я сам заплачу за это своей собственной рукой". Несмотря на угрозы, Гульхан Дастаир не знал точно, что с ним будет. "Меня ни в чем не обвиняли. Я не видел никаких судей. Я не предстал перед трибуналом".
На публике. Утром пятого дня талибы вошли в камеру. "Ничего не сказав мне, оони связали мне руки за спиной нейлоновой веревкой, и надели на ноги цепи. В два часа дня двое из них завязали мне глаза платком, посадили в какую-то машину, открыв предварительно дверь. Я не знал, куда меня повезли". Гульхана Дастаира отвезли на стадион, место, предназначенное режимом для публичной казни. "Я ничего не видел, меня высадили из машины. Люди кричали. Была толпа. Потом я услышал, как громкий голос назвал мое имя. Кто-то сказал, чтоб я дал ему руку, и вонзил туда иглу. Человек, который сделал мне укол сказал мне, чтобы я дышал глубоко".
Гульхан Дастаир очнулся двадцать четыре часа спустя в госпитале Вазир Акбар Хан, крупнейшей лечебнице Кабула, в кровати. " Я почувствовал тупую боль в правой руке и левой ноге. И тогда я понял, что случилось. У меня больше не было ни руки ни ноги. Мне их отрубили. Я не понимал, за что. Я был ни в чем не виноват. Глубокая скорбь охватила меня. Моя жизнь остановилась".
Два дня спустя, несмотря на то, что раны еще не зажили, старик был отправлен к себе домой без малейшего объяснения. Но это была короткая передышка. Спустя неделю после его возвращения, талибы из министерства Безопасности снова вышибли у него дверь. На этот раз они были из 3-го департамента. Люди муллы Йоссина (mollah Yossin)обвиняли его в участии в организации сети радиоточек Северного Альянса.
"Кома". "Несмотря на мои раны, они стали бить меня. Допросы были еще страшнее, чем в первый раз. Они били меня до тех пор, пока я не терял сознания. Я вышел их комы в госпитале министерства Безопастности. Я истекал кровью, мои раны не успевали зарубцеваться. Возникло заражение. Прошло шесть месяцев, прежде чем я поправился. Пришлось ампутировать еще одну часть моей ноги". Полное выздоровление наступило в камере каторжной тюрьмы Пул-е Шарки, исправительном заведении с ужсной репутацией, в окрестностях Кабула, в свое время использовавшееся для пыток коммунистов.
За три года Гулхан Дестаир познал, какая судьба ждет врага талибов. Были запрещены даже прогулки по двору. Семья не могла встретиться с ним, хотя обязывалась доставлять ему пищу, деньги, одежду, необходимые для выживания. "В течение трех лет, пока я был в тюрьме, 150 заключенных умерли от голода, болезней или от побоев тюремщиков. Перед тем как меня освободили моджахеды, я уже потерял всякую надежду. Сегодня я опять стал думать о будущем. Я образованный, по профессии я -санитар, если мне удасться найти протезы, чтоб я мог ходить и писать, я начну работать".
