После 11 сентября внешняя политика России в большей степени определяется соглашениями, чем отказами. В своих отношениях с США и НАТО, Москва больше заинтересована в участии в принятии важных политических и военных решений, на равноправных основах и постоянно, чем в праве накладывать вето для того, чтобы защитить некоторые из своих национальных интересов или в получении утешительных призов за хорошее поведение.
Для Путина гораздо важнее принимать участие в выработке решений всемирного масштаба, чем достигать частичных договоренностей по ограниченному кругу вопросов, в результате чего западные державы будут принимать стратегические решения, определяющие будущие без участия России
Эта новая кремлевская логика, с которой познакомился во время своего недавнего визита в Москву генеральный секретарь НАТО Джордж Робертсон (George Robertson), еще не полностью усвоена ни российскими политиками, ни военными, которые, в большинстве своем, продолжают употреблять традиционные аргументы, противясь расширению НАТО. Тем не менее новая интонация существует и вполне различима, помимо прочего, в потоке официальной информации, и, когда речь идет о пропаганде, и, в более серьезных вопросах.
Предложение Тони Блэра (Tony Blair) привлечь Россию к более тесному сотрудничеству с НАТО, которое могло бы заменить ставшую неэффективной схему 1997 года, наряду с интересом, пробудило у опытных российских экспертов подозрения. По окончании первоначального анализа данного предложения, Константин Козачев, влиятельный заместитель Комитета Думы по Внешним Делам считает, что предложение премьер-министра Великобритании по прежнему отвечает формуле 19+1 (страны-члены НАТО + Россия), а не создает будущий механизм согласия между 20-ю странами. Козачеву кажется недостаточным тот круг вопросов, в рамках которого Россия будет иметь равное право голоса со странами НАТО.
По словам Козачева, в предложении Блэра "ничего не говорится об участии России в системе военного командования силами альянса". Эксперт опасается, что приняв данное предложение, Россия получит право только ограниченного участия в НАТО. России не будет предоставлена возможность участвовать в принятии важных решений, в то время как другие страны будут присоединяться к Альянсу. По мнению Козачева, основной вопрос при вступлении в НАТО прибалтийских государств (Литвы, Латвии и Эстонии) состоит в том, будут ли даны гарантии того, что на территории этих стран не будет размещено оружие массового поражения и не будут осуществляться военные учения НАТО.
Российские военные эксперты полагают, что все речи о том, что НАТО не является враждебным блоком по отношению к России не будут внушать доверия до тех пор, пока Соединенные Штаты продолжат размещать на территории Европы тактическое ядерное оружие (которое для России является стратегическим).
Путин настаивает на том, что Россия "не стоит в очереди на вступление в НАТО", однако намерена зайти в своих отношениях с НАТО настолько далеко, насколько к этому готов сам Альянс. Пока определяются основы и рамки нового сотрудничества, Москва предпочитает работать на долгосрочную перспективу. "Принимая во внимание российский экономический, военно-технический, людской, военный и территориальный потенциал, Россия является самодостаточным государством, способным себя защитить", - заявил Путин на прошлой неделе в своем обращении к двум комитетам по Внешним делам парламента России.
Термин самодостаточный контрастирует с модной сейчас терминологией, связанной с интернационализацией и глобализацией. Аналитики вновь обратили внимание на употребление этого термина на прошлой неделе, когда его произнес министр обороны Сергей Иванов. "С военной точки зрения не имеет смысла говорить о вступлении России в НАТО. Россия является самодостаточным государством. У нас есть интересы и на Западе, и на Востоке, и на Юге", - заявил Иванов в интервью газете "Известия".
