Его знаменитые предки придают больше света его ауре, но при этом вызывают и раздраженную критику. 39-летний Тарик Рамадан (Tariq Ramadan), внук Хасана аль Банна (Hassan al Banna), основателя Мусульманских Братьев Египта, убитого в 1949 году, и сын его любимого ученика, ведет со своей кафедры Фрибургского Университета (Швейцария) работу по реформированию исламского мышления, сотрудничая в этом отношении с ассоциациями мусульман-эмигрантов. Его обширные труды, тем не менее, не убеждают других ученых, старающихся приклеить ему ярлык "современного неофундаменталиста" и обвиняющих его в том, что он "расписывает свежими красками старую риторику" своего деда. По приглашению Института Catala de la Mediterrania Рамадан посетил Барселону.
Вопрос. Вы являетесь духовным наследником Хасана аль Банна?
Ответ. Я не откажусь от своего деда, чтобы быть принятым. Я не буду отстаивать ни лаицизм ("laicismo" -
светский, мирской - прим.пер.) без нюансов, ни отказываться от покрывала Ислама. Я не хочу нравиться любой ценой. Нельзя смотреть на моего деда через призму того, что некоторые радикалы сделали с его наследием. Разрешите мне напомнить Вам, что Хасан аль Банна, выступал против колонизации, он был сторонником получения образования женщинами - он дал его своим дочерям - западных методов преподавания и парламентарной системы. Но он был человеком, а не святым, человеком сороковых годов, которого необходимо рассматривать в контексте истории.
В. Вы считаете себя консерватором или реформатором Ислама?
О. Я приверженец реформаторской традиции. Я убежден в том, что можно быть одновременно и хорошим мусульманином и хорошим европейцем. Некоторые мусульмане критикуют меня, потому что им кажется, что мой Ислам слишком soft (мягий - прим. пер.). Некоторые европейцы, наоборот, обвиняют меня в том, что я пытаюсь говорить на двух языках. Очень сильное влияние на моих собеседников оказывает то, что я пытаюсь говорить изнутри, основываясь на своих религиозных знаниях, но при этом мне хорошо знаком и образ мысли Запада. Недаром, свою докторскую диссертацию я писал о Ницше.
В. Существует ли уже ислам европейский, как существует ислам саудовский?
О. Несмотря на то, что иногда кажется, и в США и в Европе происходит настоящая интеллектуальная революция. Мы прошли через переходный период, когда рефлексия на Западе питалась за счет исламского мышления стран Востока. Но сейчас появляются интеллектуалы и мудрецы, живущие на Западе. В США их больше, чем в Европе, потому что 15 миллионов эмигрантов на этом континенте имеют более скромное происхождение. Потоки мышления перераспределяются. То, что делают представители европейского ислама с каждым разом все больше интересует мусульман в странах их происхождения. Их интересует новое прочтение фундаментальных концепций и роль мусульман в правовом государстве.
В. Некоторые мусульмане полагают, что правовое и светское государство, правящее в Европе несопоставимо с корректной практикой ислама.
О. Необходимо лучше знать европейскую конституционность и законность и параллельно работать над адаптацией источников ислама. Благодаря этому, мы поймем, что мусульманское право практически не сталкивается с принципами правового государства. Моменты несогласия единичны. Приведу пример: для того, чтобы работать по некоторым специальностям необходимо застраховаться, то, что мусульманин сделать не может. В этом конкретном случае необходимо провести адаптацию, выпустить фатву [императивный указ в Исламе], чтобы разрешить эту проблему.
В. Таким образом, мусульмане могут чувствовать себя комфортно в светском государстве?
О. Границы лаицизма были выработаны с участием католиков, протестантов, иудеев и представителей других конфессий, но без мусульман. Раньше мне казалось, что эти границы требуют минимальной приспосабливаемости. Но сейчас не полагаю даже этого. Я считаю, что необходимо принятие закона никоим образом не дискриминирующего мусульман. Тем не менее, я сделал бы некоторое временное исключение. Не думаю, что европейские государства должны оставить мусульман на произвол судьбы, чтобы те сами занимались вопросами своей веры. Они могут сделать это с христианами и иудеями, но мусульманам они должны помочь, предоставив места для их культа. До тех пор пока они не станут делать это, правоверные будут обращаться к другим государствам, начиная с Саудовской Аравии, за помощью в строительстве мечетей. А с финансированием придет и идеология, которая не может быть более ископаемой, чем в Саудовской Аравии. Это исключение в лаицизме - цена, которую надо заплатить за то, чтобы европейский ислам был независимым. Это сегодняшнее исключение позволит завтра более объективную аппликацию лаицизма.
В. Могут ли еще что-нибудь сделать европейские государства для появления ислама, раскрашенного в цвета Европы?
О. Да, три вещи. Первое - это принять, что ислам уже является частью их культуры, а не только следствием эмиграции. Нельзя желать появления реформированного ислама и обсуждать эту проблему с посольствами Саудовской Аравии и Марокко. Во-вторых, нельзя ждать возникновения ислама, соответствующего времени, и оставаться при этом другом нефтемонархий или других арабских диктаторских режимов без нефти. Защищая свои интересы на короткий период времени, европейцы копают траншеи для будущего. Но Европа не только должна отдалиться от этих стран-диктатур, но и поощрять демократические процессы на юге. Это может подразумевать использование, в первый момент, Европой средств, не благоприятствующих ей, но позднее установятся связи на более здоровой основе. В Иране, например, уже поняли, что с Западом надо вести диалог.
В. Почему правовые государства и парламентарная система практические не существуют в мусульманском обществе?
О. Я отношусь к тем, кто признает наличие проблемы, которую нельзя поставить в вину другой, внешней. Начиная с XIII-го века исламские общества превращаются из доминирующих в управляемые. Существует коллективная одержимость пределами, мимо которых нельзя пройти. Колонизация акцентирует это явление, руководствуясь политическими целями по установлению своей власти.