Мужчина пенсионного возраста хочет купить в одном из киосков в Риге пачку сигарет, свою просьбу он высказывает на латвийском языке, говорит, спотыкаясь на каждой фразе, с очевидным русским акцентом. Продавец, которой буквально только что говорил с ним по-латвийски, отвечает ему на беглом русском языке. Это возмущает мужчину, и он начинает ругаться: "Десятилетиями мы были вынуждены слушать то, как вы говорите на ломаном русском. Теперь, пожалуйста, послушайте, как я говорю на ломаном латвийском языке!" Этот эпизод ходит по Латвии как анекдот, но в нем заключена горькая правда. Суть ее один латыш видит в том, что его маленький народ даже сегодня, в период свободы и самоопределения, продолжает рефлексивно чувствовать себя подчиненным господствующей силе. И он смеется над анекдотом, который кажется ему большим преувеличением, поскольку вообще не соответствует реальности: в частности, в том плане, что та часть населения Латвии, для которой русский язык, бывший до недавнего времени на положении господствующего языка, является родным, добровольно будет использовать латышский язык в качестве нового государственного языка и не станет ждать, что с ней, само собой разумеется, заговорят по-русски.
Политика в области языка и национальное самосознание
Языки были и остаются для центрально-европейского региона, подверженного сложным историческим переплетениям и отступлениям, важнейшим средством идентификации. Но вновь обретшие национальное самосознание проснувшиеся народы этого региона повсюду не готовы или очень неохотно предоставляют возможность самоидентификации при помощи языка и его применения национальным меньшинствам. Впрочем, балтийские государства, а именно, Латвию и Эстонию, в меньшей мере - Литву, в данном случае следует рассматривать в качестве исключения. В период 1944-1991 годов Москва проводила в отношении их политику, с помощью которой она пыталась подавлять национальное самосознание этих народов сначала крайне жестокими методами, такими, как депортация и запугивание, а позднее - путем заселения и русификации. Эта политика привела, например, в Латвии к тому, что к моменту распада Советского Союза латыши составляли в своей стране только половину от общей численности населения. Это обстоятельство было решающим в том, какую языковую политику стала проводить независимая Латвия после 1991 года. Политолог Артис Пабрикс (Artis Pabriks) из латышского Центра по правам человека и этнических исследований, который не считается националистом и является одним из прогрессивных политиков в области прав национальных меньшинств, считает справедливым, что русскому языку было отказано и отказывается до сих пор в статусе второго государственного языка. Поскольку, если бы допустить употребление русского языка в официальном общении, этот язык, аргументирует он, тут же превратился бы в основной, по крайней мере, в больших городах, где русские до сих пор составляют большинство населения.
Обмен ролью между латышами и русскими
Возвращение Латвии в 1991 году независимости диаметрально изменило отношения среди населения: латыши, являвшиеся в советской империи, скорее, незначительным этническим меньшинством, превратились в титульный народ, а русскоязычная часть населения, та группа, которая жила в стране с сознанием права говорить от имени мировой державы, стала меньшинством. Обе группы должны свыкнуться со своими новыми ролями, однако это, как считает Пабрикс, приводит иногда к появлению проблем.
Неожиданно возникшее русское меньшинство, а также Москва, как страна, покровительствующая русским в "ближнем зарубежье" вскоре жестко выступили против дискриминации в сфере применения языка и политически прав, чем привлекли к этим проблемам внимание международных организаций. Между тем, ситуация в Латвии, в отличие от других государств на востоке Центральной Европы, где меньшинства добиваются своих прав, находится в другой политической и психологической плоскости. С точки зрения русскоязычных граждан в Латвии требование признания их языка в качестве официального языка общения могло бы рассматриваться на чувственном уровне как право иметь привычки. Поскольку в Советском Союзе они со своим русским нигде не сталкивались с необходимостью говорить на языке национального меньшинства.
В этом контексте нужно видеть причину того, что среди латышских политиков существует широкий консенсус относительно того, что за рубежом языковая проблема "не граждан" (таковы языковые правила, которыми здесь пользуются) рассматривается не во всей ее комплексности и без увязки с историей. Президент страны Вайра Вике-Фрайберга (Vaira Vike-Freiberga), отвечая на вопрос, рассматривает ли Рига критику международных организаций, таких, как ОБСЕ, как необоснованную и несправедливую, тоже без всяких колебаний ответила на него однозначным "да". Однако признается, что за последнее десятилетие были сделаны также крупные и никому не нужные ошибки.
Интеграция вместо конфронтации
И это сама президент, у которой два года назад, непосредственно сразу после вступления в должность, хватило мужества отказаться от предложения в адрес парламент о внесении проблематичной поправки в Закон о языке. Тем самым, она подала сигнал, что усилия государства после завершения первой (быть может, неизбежной) фазы ограничения теперь в большей мере должны быть направлены на интеграцию. Это смелое начинание, по мнению редактора крупнейшей латышской газеты "Diena", вышло с тех пор на добрый путь. Например, число русских семей, которые отправляют детей в латышские начальные школы, растет, хотя есть школы, где предметы преподаются на русском языке. Это показывает, что стремление к интеграции есть с обеих сторон. Причиной этого может быть то, что русская группа населения все явственней чувствует разницу в уровне жизни по сравнению с Россией и постепенно все больше идентифицирует себя с латышской государственностью. Недавно во время одной телевизионной дискуссии, рассказывает редактор, выступала одна женщина-предприниматель русского происхождения, которая говорила о том, что она понимает под местоимениями "мы" и "они". Под "мы" она понимает население Латвии и, таким образом самое себя, а под "они" - русских в России.
В остальном же, партнеры по этой дискуссии в Риге твердо придерживаются точки зрения, что в стране обеспечена свобода культур, что начальные школы будут и впредь давать возможность получать образование на языке национальных меньшинств (не только на русском, но и на украинском, белорусском или польском языках). Имея в виду Россию, которая всегда найдет что сказать, если дело идет о политике Латвии в отношении национальных меньшинств, особо подчеркивается, что единственная во всем мире школа, где учат на украинском языке за пределами Украины, находится в Латвии, а не в России.
Наряду с проблемой употребления языка второй областью, где латвийская политика вызывает упреки со стороны международных организаций, - это вопрос прав граждан. В отличие от Литвы, где принято решение предоставить русскому меньшинству, которое составляет 9 процентов всего населения, гражданские права сразу же после основания государства, Латвия пойти на этот шаг не может по демографическим причинам. Из нескольких сот тысяч русских, которые проживали в Латвии в 1991 году и оказались после получения страной независимости в плане гражданских прав в вакууме, лишь десятая часть воспользовалась возможностью получить без всяких формальностей в российском посольстве в Риге гражданство России. Так, Латвия стало государством с двумя, почти одинаковыми группами населения, которые имели различный статус, а это - питательная почва для проблем. До 1994 года - первой вехи по приобретению прав гражданства - русское меньшинство существовало в некоей неопределенной серой зоне. А когда правила стали понятны, ему пришлось в плане гражданского равноправия вступить в конфронтацию с различными ограничениями.
Значительные уступки
Однако в последнее время, говорит президент Вике-Фрайберга, и в этой области сняты существовавшие преграды и установлены правила, которые либеральнее, чем, например, в Германии. Тест на знание языка становится абсолютно условным делом, значительно уменьшены сборы за получение права гражданства, а целый ряд групп лиц вообще освобождены от них. Однако на пути к цели создания общества, в котором было бы интегрировано в качестве его граждан и русское население, есть еще преграды, считает политолог Пабрик: люди старшего поколения, выросшие в условиях советской системы, часто дожидаются, когда к ним обратится государство, вместо того, чтобы предпринимать что-то самим. А мужчины моложе 30 лет часто случается, что не хотят получать гражданство, так как в этом случае их не могут призвать в армию.
