Массовая поддержка
Нападения террористов, потрясшие Соединенные Штаты Америки 11 сентября, открыли новую главу в отношениях этой страны с остальным миром. Уже сегодня происходят изменения в составе союзов и передислокации американских войск, а политики во всем мире быстро переписывают свои повестки. Остается неясным, каким будет наш мир, когда уляжется пыль. Но, на пороге новой и неопределенной эры становится все более очевидным, что, точно так же, как соперничество Америки с Советским Союзом определяло вторую половину прошлого столетия, новые отношения с Россией помогают определить контуры нового века.
С 11 сентября и по сей день как президент России, так и ее народ оказывают Соединенным Штатам энергичную поддержку. Расцветающие личные отношения между Владимиром Путиным и Джорджем Бушем-младшим (George W. Bush) на сегодняшний день принесли, быть может, мало практических результатов, но, когда г-н Путин первым из зарубежных лидеров звонил г-ну Бушу-младшему после нападений и через несколько дней снова говорил с ним, казалось, что Москва обещает широко поддержать ответные меры Америки. А тем временем множество россиян — партийные руководители, гражданские активисты, бизнесмены и рядовые граждане — выражали свои соболезнования тем, кто в Соединенных Штатах. По данным одного опроса общественного мнения, 85% москвичей чувствуют, что нападения были направлены не только на Соединенные Штаты, но на все человечество.
У г-на Путина, разумеется, имелись веские причины проявлять солидарность с Вашингтоном, по крайней мере, до сего времени. Российский президент стремится увязать новую битву Америки против терроризма с проводимой его собственной страной военной кампанией против повстанцев в Чечне. И, действительно, параллель, которую проводит г-н Путин, имеет право на существование. В конце концов, Усама бен Ладен (Osama bin Laden) спонсировал акты насилия как в России, так и в Соединенных Штатах.
Однако в долгосрочной перспективе проамериканский настрой г-на Путина может ослабеть. Несмотря на быстро данное согласие сотрудничать, высшие российские военачальники и офицеры разведки уже подталкивают г-на Путина к тому, чтобы вернуться на старые позиции в международной политике: с подозрением относиться к американским войскам в Средней Азии и больше заботиться о безопасности Ирака, чем Америки.
Но, если г-н Путин в самом деле вернется к привычкам времен "холодной войны", он пойдет наперекор определенной части российского общественного мнения. Горячая реакция россиян на нападения на Америку была обусловлена чем то более глубоким, чем просто стратегические соображения. В трудную минуту россияне встали на сторону Соединенных Штатов и продемонстрировали больший проамериканский настрой, чем их собственное правительство, отчасти благодаря своей преданности демократическим устоям. Как показал ряд недавних опросов, российский народ сегодня — несмотря на десятилетие несбывшихся надежд после падения коммунизма — глубоко привержен сердцевинным демократическим ценностям. Западная политика вовлечения России в мировую систему поощряет россиян к демократическим формам управления внутри России и к интеграции страны в западное сообщество наций. Однако переход России от авторитаризма к демократии далеко не завершен. Как бы ни был занят Вашингтон своей новой кампанией против терроризма, невнимание к хрупкости российской демократии было бы грубой ошибкой, причем такой, которая могла бы иметь серьезные негативные последствия для американской безопасности. Пришло время для Соединенных Штатов удвоить свои усилия с целью продвижения демократии в границах своего бывшего противника.
Люди нас любят
Распространение демократии по планете в последнее столетие в огромной степени способствовало безопасности и благосостоянию Соединенных Штатов. В ходе обеих мировых войн американцы сражались против тоталитарных режимов, а после 1945 года именно создание демократических правительств в Германии и Японии помогло превратить эти страны в американских союзников.
С началом "холодной войны" Соединенные Штаты занялись обхаживанием антикоммунистических режимов во всем мире и обращали мало внимания на то, были ли те диктаторскими или демократическими. Однако раз за разом оказывалось, что наиболее эффективными и надежными союзниками Вашингтона становились именно демократические режимы. А тем временем те сомнительные выигрыши, которые Соединенные Штаты получали от своего партнерства с авторитарными режимами — к примеру, с шахом Ирана, с г-ном Сухарто (Suharto) в Индонезии, с моджахедами в Афганистане или с правительством белого меньшинства в Южной Африке — сводились на нет вследствие ухудшения американской безопасности и унижения американских идеалов, которые были, кажется, неизбежным следствием отношений с авторитарными режимами.
В последнее десятилетие, однако, поддержка демократии нигде не давала такой солидной отдачи, как в Восточной Европе. Падение коммунистических режимов в этом регионе и в более позднее время падение диктаторов в Юго-Восточной Европе радикально улучшило безопасность континента. А в отношениях США — Россия мирные дивиденды еще выше. Пока в Москве правили ортодоксальные коммунисты, Советский Союз представлял уникальную угрозу американской безопасности. Но, когда коммунистический режим развалился, и новое, ориентированное на демократию правительство начало укреплять свою власть, эта угроза Соединенным Штатам исчезла почти в одночасье. Сегодня мир уже не мучается кошмарной перспективой советско-американской ядерной конфронтации.
Тем временем в экономическом плане Соединенные Штаты, по оценкам специалиста по России Андерса Аслунда (Anders Aslund), сэкономили более 1,3 трлн. долл. Вместо того, чтобы воевать самим или финансировать войны своих ставленников во Вьетнаме и Анголе, американские и российские военные сегодня вместе несут службу в Боснии и Косово. Ни расширение Организации Североатлантического договора (НАТО) с включением в свой состав стран Восточной Европы, ни интервенция альянса в Югославии — обеим этим шагам Москва изо всех сил противилась — не привели к свертыванию новых отношений.
Российская внешняя политика остается сфокусированной на интеграции страны в западное сообщество и в глобальные институты, а не на подрыве позиций или сдерживании Запада. И реакция России на террористические нападения на Америку 11 сентября лишь подтверждает эту тенденцию: сегодня то, что объединяет эти две страны, зачастую перевешивает то, что их разъединяет.
Смена правящего режима — не единственная причина драматичных перемен в поведении Москвы. Россия сегодня стала также значительно слабее в военном и экономическом отношениях, чем был Советский Союз всего лишь 10 лет назад. Даже если бы Россия и желала поддержать антиамериканские выступления в третьих странах или создать какой-нибудь союз против НАТО, это ей, возможно, оказалось бы не под силу. Но и различия в державной мощи до конца не объясняют новой позиции России, точно так же как военные вопросы были не единственным объяснением советско-американской враждебности во время "холодной войны".
Фактически новый конструктивный подход России к Западу не должен удивлять. Скорее, тот факт, что демократизирующаяся Россия стремится к позитивным, мирным отношениям с демократическими Соединенными Штатами укладывается в устоявшуюся схему международных отношений. Почти любой демократический режим в мире сегодня имеет сердечные отношения с Вашингтоном, а в числе ее врагов демократических стран нет. Не все диктаторские режимы враждебны Соединенным Штатам, однако все враги Америки — Афганистан. Куба, Ирак, Иран, Ливия, Северная Корея и, возможно, в будущем Китай — являются диктатурами.
Как глубоки перемены?
Таким образом, представляется очевидным, что падение коммунизма в России вполне отвечает также и американским национальным интересам. Но эти выгоды не являются необратимыми. Установившийся при Борисе Ельцине в 1990-х годах политический порядок, возможно, и считался выборной демократической властью, но в то время таковой безусловно не являлся и даже сегодня не стал устоявшейся либеральной демократией. А с декабря 1999 года, при президенте Владимире Путине, хрупкие российские демократические институты значительно ослабли.
Менее всего радует безразличие г-на Путина к правам человека в Чечне. Безусловно, Россия имела право защищать свою территориальную целостность, когда летом 1999 года чеченские повстанцы вторглись в соседний Дагестан, чтобы освободить эту мусульманскую республику от Российской Федерации. Если первоначально использование военной силы было оправданным, то дальнейший ход российской военной кампании — нет. Войны всегда жестоки, но деяния России в этой кампании в рутинном порядке являются бесчеловечными, нарушают Женевские конвенции и Всеобщую декларацию прав человека. Крестовый поход г-на Путина против чеченских "бандитов" был фактически настолько жестоким, что породил внутри Чечни еще более сильные фанатичные чувства и тем самым сделал всю Россию менее безопасной.
Также при путинской вахте Федеральная служба безопасности (ФСБ) России, наследница советского Комитета государственной безопасности (КГБ), усилила преследование занимающихся расследованиями журналистов, активистов правозащитных организаций, лидеров экологических движений, членов западных неправительственных организаций и религиозных групп, а также их российских приверженцев. Новые правила контактов с иностранцами ограничили интеллектуальную свободу российских ученых; кое-кого из них даже обвинили в измене Родине. Кремль постарался сделать так, чтобы российским неправительственным организациям было трудно получать финансирование через международные организации.
Г-н Путин и его ставленники пытаются ликвидировать независимые средства массовой информации (СМИ). Разгром этой весной крупнейшего в России независимого медиа холдинга "Медиа-Мост", в который входил также и телевизионный канал НТВ, наглядно продемонстрировал нетерпимость г-на Путина к журналистам, которые осмеливаются его критиковать.
На альтернативные центры власти внутри страны также была надета узда. В 1999 году союзники г-на Путина изобрели новую партию "Единство", чтобы соперничать на парламентских выборах. Впоследствии эта партия завоевала почти четверть голосов избирателей, что позволило сделать Государственную Думу гораздо более послушной президенту. Реорганизация Совета Федерации фактически выхолостила этот орган. И, хотя попытки восстановить главенство Москвы над российскими регионами оказались менее успешными, все еще наблюдается явное угодничество местных администраций перед Центром.
Вышесказанное не означает, что после г-на Ельцина не было нужды в некоторых ведомственных изменениях, или что все путинские реформы являются антидемократичными. Например, планы г-на Путина по реформированию судебной системы, в ходе чего будет ограничена власть прокуроров и введены суды присяжных, прогрессивны по духу и могут в конечном счете укрепить демократию. Экономическая политика президента также является радикально либеральной и в свое время может дать позитивные результаты для демократии. Тем не менее с тех самых пор, как г-н Путин пришел во власть, Россия в общем и целом стала менее демократической.
Однако президент остается популярным. Ширина его поддержки фактически подвела многих наблюдателей к выводу, что россияне, должно быть, действительно хотят, чтобы ими управляли "железной рукой" — или даже хотят неприкрытой диктатуры. Некоторые комментаторы идут на шаг дальше, утверждая, что культурные традиции россиян — православная церковь, патерналистские устои деревенского быта, столетия царского правления и, в более позднее время, социализм от колыбели до могилы — делают их предрасположенными к авторитаризму. С этой точки зрения эксперимент России с демократией в 1990-х годах был культурным и историческим отклонением, а новая траектория ближе к норме для страны. Расширить роль России в НАТО — значит не только напроситься на раскол в альянсе, но и вынудить НАТО скомпрометировать некоторые из заявленных целей этой организации. Такой аргумент не кажется г-ну Путину неудобным, и поэтому его ловко распространяют аналитики и политики в его окружении.
Власть народу
Наши исследования укоренившихся в российском народе отношений заставляют усомниться в этих пессимистичных предположениях. Хотя полученные нами результаты не противоречат тому факту, что многочисленные характеристики нынешней российской политической сцены стали нелиберальными, они все же заставляют предположить, что недостатки системы проистекают главным образом не из общественного мнения.
Российские граждане, быть может, и не очень счастливы тем, как работают их национальные институты, однако большинство из них не высказывает презрительного отношения к демократическим ценностям или идеям как таковым. Даже сподвижники г-на Путина в большей мере настроены в пользу демократии, чем заставляет нас думать авторитарная тенденция России.
В рамках исследовательского проекта по российским выборам авторы совместно со своими российскими коллегами из Института социологии Академии Наук России в период ноябрь 1999 — май 2000 года провели три серии опросов на улице почти 2000 людей по всей России. В последнее десятилетие избранные российские руководители заверяют граждан этой страны, что постсоветская система управления — демократия. Данные наших опросов свидетельствуют, что россияне в целом не верят тому, что им говорят: после десятилетия перемен в правительстве только 20% россиян относят свое государство к категории демократических.
В недавно ставших демократическими странах неудовлетворенность хаосом и лишениями, которые нередко сопровождают введение свободных выборов и рыночной экономики, зачастую помаленьку ослабляет нормативную поддержку подобных перемен. В самом деле, недовольство нынешними порядками настолько процветает в России, что ничуть не удивительно, что многие граждане испытывают ностальгию по прошлому. Большинство все еще высказывает сожаление по поводу распада Советского Союза в 1991 году.
Однако, что примечательно, большинство россиян при этом твердо поддерживает демократические нормы. На вопрос "Поддерживаете ли Вы в общем и целом идею демократии?" примерно две трети россиян отвечают "да", а отрицательно отвечает менее чем каждый пятый. Когда их спрашивают, годится ли демократия для управления Россией, 69% респондентов отвечает, что это достаточно (или даже очень) хорошая модель для страны — то есть почти втрое больше, чем тех, кто считает демократию достаточно (или даже очень) плохой. А когда их спрашивают о демократии и ее альтернативах, большинство россиян высказывается в пользу демократии как лучшей формы государственного управления по сравнению с другими системами.
Россияне также поддерживают реальную демократическую практику еще сильнее, чем высказываются за демократию как концепцию. Когда их спросили, важно ли им, чтобы их лидеров выбирал народ, 87% респондентов в ходе наших опросов заявили, что да, важно, и что долг каждого гражданина — голосовать на выборах. Разумеется, выборы являются не единственным ингредиентом действующей демократии, но российские избиратели также поддерживают многие демократические процедуры. Более 85% респондентов заявили, что им важны такие ценности, как свобода совести, свобода слова и свобода печати.
Теоретики культурного наследия (когда их это устраивает, также и пропагандисты Кремля) утверждают, что русский народ мечтает о сильном президенте, на которого не могут влиять другие актеры на политической сцене. В действительности россияне, как нам представляется, чувствуют себя лучше, когда существует баланс власти между президентом и парламентом. И россияне не хотят, чтобы федеральное правительство обладало неограниченными властными полномочиями над местными губернаторами; наши исследования дают основания полагать, что россияне предпочитают, чтобы власть была распределена между Москвой и регионами.
Из всех российских институтов политические партии пользуются наименьшим доверием общественности. Однако на вопрос, насколько партии необходимы для того, чтобы политическая система была работоспособной, гораздо больше респондентов ответило, что они необходимы, чем наоборот. Тот факт, что россияне, по-видимому, готовы согласиться на существование подобных организаций (которые они, тем не менее, считают негодными, маргинальными и неэффективными) как на неизбежное зло, заставляет нас предположить, что их инстинктивное знание демократической теории и практики, возможно, глубже, чем склонно предполагать большинство западных наблюдателей.
Поддержка путинской войны в Чечне поначалу была очень сильной. Но одобрять военную акцию — одно, а идентифицировать себя с целями путинской войны, а именно, с удержанием любой ценой Чечни в составе Российской Федерации — совсем другое. Наши опросы показали, что общественное мнение было поляризовано уже вскоре после того, как в Чечне началась последняя война. Зимой 1999-2000 года лишь 45% респондентов сильно или умеренно высказывались за сохранение Чечни в составе России "любой ценой", тогда как почти столько же (33%) полагали, что следует дать Чечне независимость. Опрос, проведенный летом 2001 года, выявил, что более половины российского народа желает мирных переговоров с Чечней.
Наши опросы также выливают ушат холодной воды на головы тем, кто поддерживает общепринятое мнение относительно российских взглядов на закон и правопорядок. Когда участникам опроса предложили высказаться по поводу голого утверждения, что демократические системы "не годятся для поддержания порядка в стране", респонденты разделились: 35% с этим утверждением не согласились, а 32% — согласились. Российские граждане также не единодушны в своей поддержке часто встречающихся клише о неспособности демократических систем принимать решения или проводить экономические реформы. На вопрос, действительно ли демократические системы "нерешительны и склонным к чрезмерным спорам", больше россиян ответили "нет"(41%), чем "да" (34%).
Почти половина наших респондентов отвергают предположение о том, что при демократии "экономическая система функционирует плохо", и лишь 18% с этим соглашаются. Поскольку у россиян более чем достаточно оснований быть недовольными своей экономикой и своей демократией, эти ответы вновь указывают на достаточно глубокую информированность относительно истоков своих проблем и заставляют предположить, что, вопреки ожиданиям некоторых комментаторов, диктатура в стиле Пиночета (Pinochet) во имя проведения рыночных реформ не стала бы особенно популярной в российском народе. Солидное меньшинство не одобряет введения чрезвычайного положения, цензуры и ограничений на поездки заграницу, которые стали бы платой за больший порядок в стране. Русские также твердо выступают против введения военного управления, хотя армия является самым уважаемым из государственных институтов.
Интересно отметить, что ближайшие сподвижники г-на Путина, кажется, не менее демократичны, чем типичный российский гражданин. Среди тех, кто заявляет, что голосовал на выборах 2000 года за президента Путина, число поддерживающих демократию достигает 68%, чуть больше, чем в среднем по стране. Голосовавшие за г-на Путина также постоянно на уровне или даже выше среднего по стране уровня в вопросе своего приятия или неприятия конкретной демократической практики и либеральных норм. Даже в вопросе о Чечне, который стал для г-на Путина его пробирным клеймом, среди сторонников президента наблюдается чуть больше, чем у среднего российского гражданина, энтузиазма в отношении цели любой ценой удержать республику в составе России.
В свете всех трудностей, преследующих развитие демократических институтов в России, такой уровень поддержки демократических ценностей и практики обнадеживает. Будучи в общем случае недемократичной и антилиберальной в течение многих веков, российская культура, как представляется, наконец, подверглась важной трансформации.
Решительная поддержка
В момент, когда Соединенные Штаты вступают в длительный конфликт с новым глобальным врагом, они стремятся привлечь все страны, включая Россию, в свою новую антитеррористическую коалицию. Создавая эту коалицию, администрация Буша-младшего может испытывать соблазн не подвергать тщательной проверке мандаты тех, кто записывается на войну на их стороне. Следовательно, прегрешения по части демократии внутри России могут и не занимать приоритетных мест в политике США, особенно после того, как г-н Путин начнет оказывать военную помощь, которую он обещал. Откровенно авторитарные режимы в постсоветских Узбекистане, Таджикистане и Киргизстане — которые тоже согласились оказывать поддержку войне с терроризмом — также могут не вызывать особой подозрительности Соединенных Штатов.
Это было бы ошибкой. Соединенные Штаты не должны забывать, насколько важно поддерживать демократию в России, поскольку эта страна не может стать полным партнером западного альянса до тех пор, пока не будет полностью демократической. Все еще существует угроза того, что в Москве произойдет откат, который может снова противопоставить Россию Соединенным Штатам Америки. Укрепление демократии в России, следовательно, очень важно, и администрация Буша-младшего может гарантировать, чтобы это произошло, двумя путями: внося вопрос о демократии в повестки встреч на государственном уровне с Россией, особенно президентских саммитов; и пытаясь найти возможности оказать поддержку демократически настроенным гражданам и обществу.
С учетом того, что г-н Путин хочет сближения с Европой, хороших отношений с Соединенными Штатами и очевидно ценит свои личные отношения с г-ном Бушем-младшим, американские политики, ответственные за принятие решений, уже сейчас используют определенные рычаги влияния при продвижении демократических идеалов по государственным каналам. Г-ну Бушу-младшему и его команде следует воздерживаться от нотаций г-ну Путину по вопросу превосходства американской политической системы и вместо этого заострять внимание на интеграции с Западом — для чего демократия является предварительным условием.
Г-н Путин без обиняков заявил, что желает построить в России капитализм и интегрировать ее в западные финансовые институты. Но г-ну Бушу-младшему следует разъяснить ему, что капитализм не будет процветать в России без прочной демократии. За длящийся вот уже десятилетие в бывшем советском блоке переходный период установилась определенная корреляция между уровнем демократии и экономическим ростом. Вашингтон должен указать на это Москве, разъяснив при этом, как демократизация облегчит России участие в европейских институтах. Г-н Путин хочет сделать Россию снова великой европейской державой. Г-н Буш-младший должен ему напомнить, что все европейские страны являются демократическими.
Г-ну Бушу-младшему следует возглавить поход за то, чтобы сделать интеграцию России с Западом более достижимой. Хорошим стартом могло бы стать давление в пользу скорейшего принятия России в члены Всемирной торговой организации (ВТО), снижение тарифных барьеров для российского импорта и облегчение ограничений на поездки российских граждан заграницу. В качестве более смелого шага г-н Буш-младший мог бы в общих чертах обрисовать конкретные этапы вступления России в НАТО. И ему следует откровенно сказать России о той цене, которую ей придется заплатить, если она вдруг скатится к диктатуре — цене, которая включает исключение из важных западных клубов, таких, как "Большая Восьмерка" (семь промышленно развитых демократических государств мира и Россия — прим. пер.).
В тандеме с этими межгосударственными контактами Вашингтону следует сделать продвижение демократии более значительной частью своих программ помощи России. В прошлом десятилетии американская помощь России фокусировалась на снижении ядерной угрозы, на экономической реформе и на гуманитарных проектах, а не на демократизации. Хотя эти вопросы, возможно, и были приоритетными в прошлом, сегодня приоритеты следует изменить. Из общего объема американской помощи России за период 1992-1998 годов 5, 45 млрд. долл. на три вышеназванные области пришлось 4,48 млрд. И только 130 млн. долл. от общей суммы (2,4%) было направлено на демократическую реформу. Сегодня американскую помощь России следует распределять более творчески, пользуясь демократическими настроениями в российском обществе. Старая формула демократии гласила "Измените институты, и народ последует за ними". Сегодня следовало бы переписать ее следующим образом "Отразите волю народа в государстве, и институты последуют за народом". Сегодняшнее российское общество стало более демократическим, чем политические структуры, им управляющие. Весь фокус в том, чтобы заставить эти институты больше считаться с народом.
Судебная сфера являет собой пример того, как можно этого добиться. Почти все согласны, что России нужна более сильная диктатура закона. Традиционно западные проекты установления главенства закона были направлены на то, чтобы трансформировать российские институты, будь то суды или милиция. Но этот подход игнорировал тот факт, что судьи будут в достаточной мере насаждать законность только в том случае, если общество от них этого потребует. Следовательно, поддержка общественных юридических консультаций или российского Союза за гражданские свободы была бы более эффективным способом продвижения главенства закона — снизу. Точно так же укрепление политических партий и независимых СМИ, возможно, стало бы более хорошим способом борьбы с коррупцией, чем попытка переучить чиновников в министерстве внутренних дел.
К счастью, в последние несколько лет американские программы помощи демократии начали двигаться в направлении этой стратегии, в центре которой находятся интересы общества. Но, для того чтобы наступил перелом, эти программы помощи нуждаются в больших ресурсах. Для того чтобы изменить законодательство о выборах, необходимо воздействовать лишь на дюжину специалистов в парламенте. А вот для того, чтобы придать силы национальным организациям и их делу, требуется воздействовать на значительно более широкие аудитории, что, соответственно, обойдется значительно дороже, особенно в такой огромной стране, как Россия.
Помощь не только следует увеличить и перенацелить, но финансовые ресурсы следует направлять непосредственно российским социальным деятелям и организациям через программы небольших грантов. Если, как представляется вероятным, Москва нарастит свои усилия по приручению и привлечению на свою сторону гражданского общества, предложив собственные программы грантов и правила, внешние источники поддержки станут еще более важными, чем когда-либо. Американским благотворителям не следует, как они это делали в прошлом, шарахаться от поддержки самых политизированных групп. Малый бизнес, профсоюзы, ассоциации учителей, организаторы бесплатного питания населения на улице и антрепренеры Интернета все тоже могут вносить вклад в демократию и поэтому также должны быть учтены.
Одним из уроков 1990-х годов стало то, что распространение информации о демократии через систему образования является выгодным для вооружения народа знаниями и продвижения демократических ценностей с точки зрения критерия "стоимость-эффективность". Однако сегодня российские университеты почти не имеют программ по общественной политике или планов обучения демократии. На более низких уровнях в курсе "социологии" все еще преобладают идеи советской эры и марксистские тексты. По данным управления иммиграции и натурализации США, на удивление мало выходцев из России обучаются в Соединенных Штатах: в 1999 году в американских высших учебных заведениях обучались всего 5329 студентов. Что еще хуже, американское правительство финансировало обучение лишь очень небольшой части этих студентов. Следует увеличить эти цифры на порядок.
А тем временем другим важным инструментом являются СМИ. Соединенным Штатам следует выделять больше денег радиостанциям "Свобода, Свободная Европа", "Голос Америки" и Интернету, все из которых вносят вклад в свободный поток новостей и информации. Нужда в иностранных программах лишь возрастет, если Кремль будет продолжать нападки на независимые российские СМИ. Независимые СМИ заслуживают больше помощи от США, поскольку они имеют тенденцию выступать за большую прозрачность и вынуждают государство больше прислушиваться к народу и его требованиям. Следует увеличить помощь также неправительственным организациям, которые контролируют государственные расходы и осуществляют мониторинг при подсчете голосов избирателей. Возросшая способность российского общества осуществлять мониторинг деятельности правительства посредством как СМИ, так и неправительственных организаций идет на пользу также интересам законопослушного делового сообщества. Реальная демократия и реальный капитализм могут быть взаимоусиливающими.
Международные обмены являются третьим путем, который способствует потоку идей и размывает барьеры между российским и западным обществами. Соединенные Штаты могут наилучшим образом способствовать продвижению демократии и свободных рынков, демонстрируя их преимущества на собственном примере. Обмены в военной области, программы городов-побратимов или стажировки в американских фирмах и неправительственных организациях могут способствовать тому, что больше россиян узнают обо всем лучшем, что им могут предложить Соединенные Штаты. Такие программы должны подчеркивать, как демократическая практика улучшает повседневную жизнь американских граждан, будь это муниципальные слушания об установке нового светофора на улице маленького городка или национальные выборы, которые принуждают кандидатов высказываться по существу по крупным политическим проблемам.
Наконец, американские усилия по продвижению демократии требуют лучшего мерила и более реалистичных стандартов для темпов перемен. Сегодняшний упор на кратковременные стандарты, такие, как количество неправительственных организаций или прошедших на выборах подготовленных Западом кандидатов, почти не способствует пониманию долгосрочного эффекта от программ помощи. Даже в самых благоприятных обстоятельствах на Западе потребовались десятилетия, если не столетия, чтобы укрепить демократическую практику. Россия не прошла и половины пути трансформирования своего общества, экономики и политики. Программы помощи и оценки ее результатов должны это учитывать, оставаясь реалистичными, но без того, чтобы становиться пораженческими.
Сейчас, когда Вашингтон начинает свою новую войну, администрации Буша-младшего не следует забывать также об уроках "холодной войны". Тот конфликт закончился не потому, что победили военные на поле боя или контрразведчики. Настоящий мир наступил лишь после падения советского режима и укрепления во всей России демократических ценностей. Однако этот процесс все еще не завершен, и поскольку Соединенным Штатам снова нужны союзники, он стал важнее, чем когда-либо.
