Десять лет назад умер СССР. Десять лет назад закончился век коммунизма, но до сих пор его загадка не раскрыта. Чего хотел Михаил Горбачев, человек, затеявший перестройку, которая разбила тоталитарную систему? Спасти режим от падения, или спасти Россию во время распада СССР? Был ли он всего лишь учеником колдуна или, действительно, великим человеком? На эти вопросы отвечает его бывший пресс-атташе, Андрей Грачев.
"Немного снисходительно", - сказал ему Михаил Горбачев, прочитав свою впечатляющую биографию "Загадка Горбачева". Полиглот, закончивший несколько московских институтов, Андрей Грачев, которому исполнилось 60 лет, один из последних приближенных генерального секретаря, принадлежит к сливкам советского общества, к партийной интеллигенции, которая все знала, все видела, и думала обо всем. Именно это придает его книге возвышенность, отрешенность и отдачу, - в чем все ее значение. Андрей Грачев живет сегодня между Москвой и Парижем.
Горбачев говорил Вам, что, не будь его, другой на его месте также начал бы перестройку, поскольку эта "реконструкция" была неизбежной. А что Вы думаете по этому поводу?
В этой ремарке есть кокетство. Правда, что чувство тупика и старения настолько овладело государственным аппаратом и всей страной, что идея реформ витала в воздухе. Даже Громыко, бессменный министр иностранных дел, один из динозавров сталинских времен, думал, что перемены необходимы. Но какие? Как их осуществить и до какой степени? Давая определенный ответ, рубя сплеча, принимая решения, Горбачев был всего лишь инструментом Истории. Он это сделал. Он знал это.
Слово "тупик" подсказывает, что советское руководство знало о своем поражении, выбирая Горбачева в 1985?
С 1980 года, еще при Брежневе, когда в Польше "вскипела" Солидарность, руководство знало, что не может ввести туда войска, как в Чехословакию или в Афганистан. Неэффективность экономики, тяжкая для бюджета ноша гонки вооружений, провал афганской авантюры, все это вело к признанию поражения. Это было настолько ясно всем, что даже консерваторы, быстро составившие оппозицию Горбачеву, даже путчисты, попытавшиеся его свергнуть в августе 1991, - все они понимали, что дальше так продолжаться не могло. Вот почему его выбирали с таким энтузиазмом, воодушевление было огромным, несмотря на то, что его планы были неизвестны. Он был молод. На одной его молодости и строился консенсус.
В тот момент, никто не знал о его планах. А были ли они?
Все зависит от того, как понимать это слово. У Горбачева в голове не было точного плана, но у него были определения, идеалы, а также политические и моральные критерии, которые он сохранил с молодости. Он был подростком, когда кончилась война. Другими словами, он сформировался в ту эпоху, когда у всех нас было чувство, что все будет хорошо, что мы показали себя с демократической стороны, победив нацизм и борясь за свободу. Это был, в некотором роде, его якорь. Позже он познал надежду, которую подарил 20 Съезд, развенчание культа личности, Хрущев, оттепель, - это была отправная точка для поколения, которое в СССР звалось "шестидесятниками". Это были люди, которые пришли к власти с идеей, что смерть Сталина позволит вернуться к социалистическим идеалам. Как и большинство соратников Горбачева, я принадлежал к этому поколению. Мы создали воображаемое политическое пространство между Лениным и Сталиным┘
"Его не удалось "отделать" в Кремле. Он был прагматиком".
Какое пространство? Не было никакого промежутка между Лениным и Сталиным┘
Не было. Но нам хотелось верить, что если бы Ленин не умер, "новая экономическая политика" была бы продолжена. Наш образ жизни строился на противоречии между идеалом и реальностью, мы верили в возможность "чистого" социализма, без сталинизма. Этот миф был в основании самоидентификации "шестидесятников", ставших "тайными реформаторами", разочарованных поражением и раздавленных Пражской Весной. Наконец мы убедились, что невозможно изменить систему. Мы потеряли надежду┘ И вдруг, как с неба свалился этот человек, у которого была та же история, те же разбитые надежды, но непоколебимая вера и три козыря за пазухой┘ Он не только был генеральным секретарем, царем, человеком, от которого все зависело, но также, в противоположность нам, он был сыном крестьянина, - живым воплощением мифического пролетариата, которому революция, теоретически, передала власть. В противоположность нам, интеллектуалам, Горбачев чувствовал законность всего, что он говорил, у него не было комплекса власти, которая со всех точек зрения, принадлежала ему. Это дало ему невероятную силу, удесятеренную чувством, что над ним нет никого, кто дал бы ему алиби, и, если бы он чего-нибудь не выполнит, то не будет ему прощения. И потом, он сделал карьеру в провинции, далеко от Москвы. Это был его третий козырь.
Он не получил образования при дворе.
Точно. Он не был отшлифован в Кремле, с цинизмом и конформизмом. Это был прагматик, но далеко не растяпа, - он изучал право в МГУ, на факультете, где изучаемая дисциплина, даже при Сталине, требовала дебатов, политических и философских отступлений, дискуссий. Он стал другом будущего идеолога Пражской Весны, Зденека Млинара (Zdenek Mlynar). С того времени у него появилась привычка много читать: Маркса, Ленина, но также и Розу Люксембург, Каутского, Плеханова, всю эту задушенную и не прочтенную русскую социал-демократию, книги которой были доступны для людей аппарата. Человек редко создает проекты без помощи книг. Когда он говорит: "Горбачев, или кто другой┘", - он лукавит. Личность играет роль в Истории.
Почему он говорит о себе в третьем лице "Горбачев сказал┘, сделал"? Это непонятно, и неудобно?
Я не знаю. Некоторые видят в этом знак мегаломании, но я, скорее, склонен думать, что это манера не говорить "я", дистанцироваться от своего исторического персонажа. Всегда, чем дальше время шло, тем труднее был его выбор. В начале, все были счастливы. Армия, КГБ, даже аппарат, поскольку они больше не могли, как и население, находиться под управлением стариков, которые не могли уже стоять на ногах, которые не могли уже читать по бумажке. Сначала не было ни консерваторов, ни реформаторов, поскольку все считали, что нужно доверять людям, остановить гонку вооружений, и предоставить самоуправление предприятиям, - короче говоря, модернизироваться. Некоторые шли еще дальше, но все равно, через два года пришлось констатировать, что все блокируется, что ничего не движется, что политический и экономический аппарат инертен, и что требуется приказ свыше, чтобы проявить малейшую инициативу, не говоря уже о том, что созданное пространство свободы оставалось незаполненным.
"С 1998 года он оказался между двух огней, что привело к его поражению".
Итак, зима 1987.
Конец 1987, начало 1988. Горбачев решил расширить пространство свободы решением сверху. Чтобы встряхнуть политический аппарат, у него была идея вдохнуть жизнь в советы, местным, региональным, профессиональным ассамблеям, которые работали формально, но в законности которых аппарат не мог усомниться. Чтобы воссоздать рынок, он разрешил открыть кооперативы, маленькие семейные предприятия. Чтобы вернуть гражданам дар речи, чтобы подул ветерок свободы, он потребовал от журналистов создания свободной прессы. Шаг за шагом страна стала пробуждаться, но дорогой ценой, поскольку аппарат собрался в кулак, консерваторы организовались. На каждом шагу, даже в политбюро, Горбачеву противостояла все более организованная оппозиция. С этого момента, радикалы стали упрекать его, что он действует слишком медленно и робко, консерваторы обвиняли его в том, что он ведет режим к краху. В 1988 году он оказался между двух огней, сцепление и конфронтация этих сил привели к его падению. "Я был в такой ситуации", - говорит он сегодня, "когда должен был укладывать рельсы прямо перед поездом".
Почему он никогда не хотел отделить себя от Партии, стать всенародно избранным президентом Союза, восстать против аппарата?
Партия была для него партией отца, партией пехотинцев, у которых не было никаких привилегий, кроме одной: быть расстрелянными. Он не только вышел из партии, не только не хотел лишить себя оружия и совершить прыжок в неизвестность, но он сознавал также, что Партия и СССР - едины. Для тупого консерватора -склеротика КПСС была единственным инструментом управления политической, экономической и общественной жизнью страны. Если ликвидировать этот аппарат, думал он, тогда не останется никакого. Тогда будет анархия в чистом виде, как раз то, что произошло потом, когда Борис Ельцин упразднил компартию, после попытки путча, в августе 1991. Горбачев хотел идти так далеко, насколько возможно, но он хотел избежать новой революции. Он надеялся выработать одновременно медленный и бойкий ритм, согласно которому новая политическая система была бы запущена в ход, параллельно Компартии. Увидев, что восстановление Советов ни к чему не привело, он решился организовать в 1989 году первые свободные выборы, объяснив Партии, что демократия не "буржуазна", но "универсальна". Именно в этот момент режим умер, но Горбачев думал, что новый Парламент даст ему возможность создать универсум, который будет существовать параллельно с универсумом однопартийного государства. Он думал, что у него будет время спокойно работать, позабыв о враждебности аппарата, по-королевски игнорируя национализм и регионализм, главные особенности этого государства, - что было непростительной ошибкой.
В вашем обзоре правления Горбачева, эту сторону можно записать в пассив. В актив - свободу, прогресс перестройки, выдержавшие даже Путина. В пассив Горбачеву идет также распад СССР, но можно ли было его избежать?
Горбачев потерпел еще одно поражение, параллельно с распадом СССР. Он надеялся, что конец советской системы вызовет к жизни русскую социал-демократию. Это была возможная гипотеза, гораздо более желанная, чем Дикий Запад Ельцина, но разрушение управляемой экономики привело к победе противоположной тенденции - к дикому капитализму. Вот к чему привели реформы СССР. Горбачев хотел преобразовать единое советское государство в экономическое сообщество, перейти от империи, сколоченной Сталиным к восточному варианту ЕС.. Это был, конечно, умный и прекрасный проект. Многие страны, вышедшие из СССР считают, что это было бы лучшим выходом, чем разрыв 1991 года. Но мог ли Горбачев реализовать этот проект, принимая в расчет те силы, которые он выпустил тогда на свободу? Идея добровольного содружества наций была похоронена вместе с ложью советской идеологии. Другой основой Союза было принуждение, но от него осталось лишь воспоминание, поскольку народы СССР и республиканские элиты знали, что Горбачев не верит в силовое воздействие, и не введет войска на их территорию, как он не ввел их в Берлин. Повсюду поднял голову национализм, воодушевленный Борисом Ельциным, который желал независимости России, чтобы избавиться от советского президента; национализм имел глубокие основания в странах Балтии, в других республиках он был лишь инструментом спасения для местной элиты, которая перекрасилась, чтобы сохранить свои посты.
Другими словами, падение было неизбежным┘
Факт, что оно произошло, но решающим оказался человеческий фактор, как и в случае с перестройкой. Накануне путча, Горбачевым был разработан новый союзный договор. Он должен был быть подписан по его возвращении из отпуска, но когда он вернулся в Москву, после провала путча, республики больше не желали подписывать его, поскольку были напуганы событиями в центре, тем что может произойти поворот назад. Если бы у путчистов было хоть немного ума, проект сообщества мог бы быть реализован. Осенью 1991 года, оставшийся в одиночестве, раненый, но не сломленный, Горбачев попытался вновь собрать все по кусочкам. Был подготовлен новый договор. Он должен был быть подписан. Он мог быть подписан, но президенты России, Украины и Белоруссии, - Ельцин, поскольку он хотел попасть в Кремль, двое других, - так как хотели остаться на своих постах - тайно собрались, чтобы объявить о распаде СССР. Горбачев мог призвать на помощь армию. Он имел на это право. Но он предпочел самоустраниться, так как не знал ничего, что было бы хуже гражданской войны. В этом величие этого человека. Он дал российской истории мораль и добродетель.
