Я сижу в самолете Аэрофлота и лечу навстречу своим стереотипам: в Москву. Там, как известно, чистая вода и холодно, церкви - круглые, а женщины - стройные. Будучи представителем Запада ничего не понимаешь в кириллице, но платишь в долларах. Самое подходящее место для отпуска в конце года. Самое подходящее место, чтобы совсем забыть о работе и раздумьях!
Но оставшихся дома заботят не головы, а ноги молодых людей, отправляющихся в Россию. Любимая советует купить тяжелые сапоги, "не слишком дешевые" - советуют друзья, "меховые" - настоятельно советует бабушка, которая, основываясь на фактах своей биографии, относится ко всем, кто едет в Россию, скептически. Русские носят шитую обувь, а не подбитую гвоздями, утверждает один коллега, и упорствует на тезисе, что план "Барбаросса" во время оно провалился только потому, что "холод проникал в сапоги немецких солдат через гвозди". Мрачная глава немецкой истории заставила меня уже в аэропорту опустить глаза, чтобы установить, что спустя 60 лет после Великой Отечественной войны многие россияне топчут свою родную землю в обуви из кожезаменителя. А швы лишь видимость того, что обувь пошита.
Гитлер (Hitler) так и не дошел до Москвы. Но странное дело: встречаешь в российской столице немца, и мертвый диктатор становится вездесущим. Студенческий друг, который приютил меня в своей московской комнате, рассказывает на своем собственном примере о трудностях для немцев, возникающих в связи с воспоминаниями у русских о нацистских временах. Он исследовал советские архивы на предмет принудительного труда на немцев и прервал работу, когда дело дошло до свидетельств очевидцев. Слишком часто бывшие рабы рассказывали ему за чашкой чая о том, что было плохо в Йене, Дессау и Берлине, но вряд ли было лучше после возвращения в победоносный Советский Союз. Но у нищеты должны быть начало и конец. В первом виноваты преступники, во втором - освободители. Иначе это невыносимо. Так что квалифицированный атеист исследует теперь трансформацию православных праздников в праздники советские, случившуюся после революции. Научная область, чье значение раскрывается кредиторам не сразу. Побочное занятие для молодого немецкого историка явление редкое в стране, где женщины-профессоры работают гардеробщицами. Однажды мой друг почти устроился актером на съемки одной ленты на киностудии "Мосфильм". Он должен был сыграть роль офицера СС, которого берут в плен семь ребят. Режиссеры, в конечном счете, решили остановиться на другой кандидатуре. При этом эксперт по фашизму отвечал всем требованиям для исполнения роли палача-эсэсовца. Он был высок ростом, был блондином и мог без акцента произносить фразу: "Здесь нас еще больше".
В определенном смысле это соответствует действительности. В Москве сегодня можно встретить пятидесятилетних ирландских предпринимателей, которые хотят продавать станки, сорокалетних японских извращенцев, которые ищут русских девушек, и тридцатилетних американских журналистов, надеющихся попасть в Кабул. И двадцатилетних немцев, которые проводят экспертизу преступлений своих дедов. Я не хочу быть неверно понятым: забота немецких добровольцев о бывших узниках ГУЛАГа, организованная "Символом искупления" и другими подобными организациями, конечно, достойна благословения. Однако для молодого человека из Оснабрюка или Эккернферда может оказаться не под силу выносить одновременно бремя российских будней и германо-российской истории.
Я, во всяком случае, по горло сыт мрачным прошлым. Между стенами Кремля и Мавзолеем Ленина, где история превратилась в декорацию, она не должна быть мертва, она не может жить и обременять собой приезжих! Одна российская подруга повела меня вечером перед отъездом на Красную площадь. Все выглядит совершенно по-современному. Даже человек в форме у могилы революционеров в хорошем настроении и шутит. "Do you want to see Cremlin wall?" - переводит моя спутница и предостерегающе поднимает брови: "Чекист". Сотрудник правопреемницы КГБ принял нас за американо-российскую парочку. Он, говорит, любит Америку, но что касается поп-музыки, он предпочитает "одну немецкую группу". Немецкие поп-группы? Я предполагаю худшее, и действительно охранник Ленина рычит почти на всю Красную площадь: "Рррррамштайн!"
