На руках у старушки ребенок, чей анализ на ВИЧ положителен. Она устремляется к нашей машине и начинает кричать. Она кладет ребенка на капот и обращается к полицейским, которые нас задержали: "Вы не занимаетесь нами, никому не интересна наша судьба. Они пришли выслушать нас. Вы не имеете права их арестовывать┘". Другие женщины, также ВИЧ-инфицированные, перекрывают дорогу, чтобы помешать нам уехать. Полиция занята своей рутинной работой: изгнанием иностранных журналистов, которые суют свой нос в деревню Уянг в провинции Хенан, в 900 километров к югу от Пекина, скандально известном районе, где произошло массовое заражение крови.
После столь театрального начала события следуют одно за другим, и мы становимся свидетелями, возможно, первого бунта больных СПИДом в Китае. Они ломают две полицейские машины, и удерживают полицейских в качестве заложников в течении нескольких часов. Корреспонденты "Liberation" сперва спасенные крестьянами от домогательств полиции, становятся также разменной монетой, приманкой для санитарных властей, а затем подвергаются шантажу со стороны весьма возбужденной группы, совсем в иных целях. В конце концов полиция захватывает нашу группу на дорожной заставе, допрашивает нас, отправляет в Пекин и предупреждает, чтобы мы больше не делали попыток попасть в "зараженные деревни"┘
Взрыв насилия в Уянге, свидетелями которого мы стали в прошлую среду, - новый поворот в деле о заражении, новая забота властей, которые держат все в секрете с августа месяца. Перед лицом тысяч разгневанных крестьян, которые вот уже два месяца знают, что умрут, после того как пресса стала открыто говорить о СПИДе.
Приговоренные к смерти, всеми оставленные.
Семь месяцев назад мы посетили эту деревню: крестьянам ничего не было известно о болезни, которая их поразила, и которую окрестили "лихорадкой". Тогда они выглядели безвольными (см "Liberation" от 14 июня 2001). Перемены в поведении поразительны: смирение уступило место бунту. В Китае еще не было прецедента дебатов, касательно доступности медикаментов против СПИДа, потребовалась драма в провинции Хенан, где инфицированные на данный момент практически оставлены один на один с болезнью, чтобы правительство обратило внимание на эту проблему.
Если возмущение не успокоится, то властям Хенана, которые тщетно пытались замять скандал, трудно будет снять с себя ответственность. По их инициативе в начале 90-х началась торговля донорской кровью, которая стоила жизни огромному числу людей: по данным международных медицинских организаций, нет практически никаких сомнений, что в Хенане инфицировано по меньшей мере 1.5 миллиона человек. А в китайской прессе называется цифра 2 миллиона. Два миллиона людей, приговоренных к смерти, из-за жажды наживы некоторых должностных лиц в санитарных структурах, имена которых известны крестьянам, и которые по-прежнему находятся на своих постах. Но гнев больных вызван, скорее, недавними, чем давно минувшими событиями.
"У нас не осталось ничего".
Все утро до прибытия полицейских, двери домов, где живут несчастные семьи, были открыты для нас. И они поведали нам свою скорбь. В деревне 4000 жителей, 80% взрослого населения и многие дети инфицированы ВИЧ, по данным теста, проведенного независимым специалистом из соседней провинции. В Уянге от СПИДа умерло уже 150 человек. Госпожа Ванг (Wang), 45 лет, а на вид ей можно дать и 20, заразилась, после того, как продавала свою кровь несколько десятков раз. Она становится на колени, и ее рыдания перебиваются шепотом: "Спасибо, что вы беспокоитесь о нас┘". Она уже больна, единственное лекарство, которое у нее есть, это жинлонг, народное средство, применяемое против опухолей.
Мы шли из дома в дом и нас умоляли выслушать одну и ту же историю, одну и ту же трагедию. Кровь, которую продавали 10 лет назад, давала прибавку к зарплате, необходимую в этом бедном сельском регионе. Мужчина показал нам свои предплечья, все покрытые следами от уколов. "Больше тысячи",- говорит он словно о рекорде, который в то же время означает верную смерть. "Тогда говорили "слава донорам", - вспоминает он с горькой иронией. Потом появились первые симптомы, головная боль, и боли в животе, лихорадка, головокружения┘ Диагноз, поставленный в результате благотворительного исследования, проведенного независимым врачом из соседней провинции, или же платного анализа - в местной больнице (60 юаней, примерно 9 евро), фатален. Зернохранилища практически пусты, с тех пор как мор поразил округу. "У нас ничего не осталось", говорит Чен Фа Ху (Chen Fa Hu), 32 года, заразился, как и его жена. Он не в состоянии долго работать за швейной машинкой, которая возвышается посреди их скромного дома, совершенно бесполезная.
"Мы не знаем, как протестовать".
Полное отсутствие ухода и даже внимания со стороны местных властей - стало лейтмотивом жалоб, которые мы слышали в каждой семье. Больница? "Я там никого не знаю, - говорит мужчина, чей анализ дал положительную реакцию на ВИЧ. - Я не могу достать лекарств. Если никого не знаешь, просить бесполезно┘". "Чтобы получить один или два флакона с лекарством, нужно по нескольку раз ходить выпрашивать", - жалуется другой. Официальная помощь? "Может быть, она и оказывается "шишкам", - говорит женщина, - но они берегут ее для своих┘".
Официальное признание правительством этой драмы, в августе, и большой план действий по борьбе со СПИДом, ничего не изменили здесь и пять месяцев спустя. В соседней деревне Венлу, которая больше на слуху, был открыт диспансер: это "витрина", это напоказ. Но в Уйане, здание "охраны здоровья, построенное еще год назад, все еще под замком, и никто не знает, ни когда там появится персонал, ни какой уход будет обеспечен. Что делают санитарные власти? Жительница деревни, в эпоху Мао (Mao) бывшая "врачом с голыми пятками", лечившая на дому, только смеется в ответ на вопрос: "Ответственные лица даже не хотят провести расследование: если тест покажет слишком высокий уровень заражения, тогда не избежать бунта".
А вот комментарий, произнесенный, словно между строк: "Мы хотим протестовать, но не знаем как┘". Прибытие полиции в целях задержания нас дало им повод. Самопроизвольный бунт, без руководства, без порядка. Молодой полицейский пытается вступить в бесполезный диалог. Он говорит о бюджетном дефиците, о дороговизне лекарств, о прогрессе страны┘ Перед ним стоит мужчина в хаки, инфицированный, как и все, кто окружают полицейского, мужчина делает скептическую мину, каждый миг готовый применить силу. Теперь страшно уже полиции.
"Вы все умрете, один за другим".
У толпы единственное требование: пусть виновные объяснятся. Наконец прибыл заместитель директора по здравоохранению в округе Шанхай. Но диалог быстро нарушается, когда бюрократ вдруг неловко бросает: "Вы все умрете, один за одним┘". Крестьян охватывает бешенство, они переворачивают белый Фольксваген чиновника, под бессильными взглядами полиции, - один полицейский фургон также перевернут, а другой захвачен инфицированными женщинами и детьми┘ Такого еще не было в стране, где силы порядка знают, как заставить уважать себя. Ветер безумия проносится над деревней, толкая некоторых на отчаянные поступки. Поведение людей, которым нечего терять, и на кого уже не действуют разумные доводы. "Два дня назад я потерял жену", - говорит в качестве объяснения исступленный мужчина, который обвиняет в своем несчастье весь мир, в том числе и команду "Liberation". Другой угрожает заразить "своих тюремщиков", ранив их, если попытаются бежать.
Ничем не сдерживаемое насилие.
Это - самый ужасный аспект в данной беспрецедентной ситуации: сотни тысяч людей запертых между болезней и нищетой, предоставленные сами себе. У них нет иного способа заявить о себе, как через взрыв насилия, разнузданного, бесконтрольного, перед которым власти бессильны, с тех пор как эти мужчины и женщины обречены на смерть. Какими еще угрозами можно на них воздействовать? Каким жестоким наказанием грозить? Больше чем от отсутствия ухода, они страдают от общественного презрения. Из разговоров можно понять, что они знают, что местные власти столь подлы, что готовы пустить все на самотек, что бедные и безвестные крестьяне падают, как плоды с дерева, под ударами болезни. Последние события показывают, что вряд ли они согласятся умирать молча.
