В гонке по созданию первой атомной бомбы проявилась вся слабость нацистов, которые оказались неспособными разработать смертельное оружие. 5 февраля архив Нильса Бора в Дании опубликует письмо известного ученого, объясняющего этот исторический эпизод.
В сентябре 1941 года казалось, что очень скоро вся Европа окажется под сапогом у Гитлера. Великобритания, с весны прошлого года в одиночестве противостоявшая нацизму, была неспособна открыть на континенте второй фронт и была вынуждена довольствоваться сражениями в пустынях северной Африки. За несколько недель до этого границы Советского Союза были нарушены фашистской Германией, советские дивизии постоянно отступали под давлением войск Вермахта. Именно в этот момент немецкий физик-ядерщик Вернер Гейзенберг (Werner Heisenberg) сел на поезд, идущий до Копенгагена, чтобы встретиться со своим коллегой Нильсом Бором (Niels Bohr).
Встреча состоялась ночью в доме Бора, куда Гейзенберг был приглашен на ужин. Вполне возможно, что оба стремились избежать любопытства микрофонов, а, кроме того, просто найти спокойное место, где можно поговорить без постороннего вмешательства. Комментарии Гейзенберга оказались в определенный момент столь надоедливыми, что Бор прервал беседу. И, тем не менее, что именно Гейзенберг сказал Бору и, прежде всего, как это отразилось на ходе войны?
До сегодняшнего дня никто не сомневался, что Гейзенберг сообщил своему коллеге, что нацистская Германия работала над проектом атомной бомбы, который, судя по всему, весьма ощутимо продвигался вперед. Меньше известно о том, в каких словах он раскрыл такую информацию. В 1958 году сам Гейзенберг отметил, что он руководствовался желанием предупредить мир о грозящей опасности в случае, если Гитлеру удастся создать атомную бомбу. Подобные заявления внесли свой вклад в создание своеобразного ореола вокруг немецкого ученого, оправдывавшего его сотрудничество с нацистами и, даже превращавшего его в некое подобие участника внутреннего движения сопротивления. Иными словами, если Третьему Рейху и не удалось использовать атомную бомбу, так это произошло благодаря усилиям одного ученого, изнутри бойкотировавшего проведение работ.
Говоря литературным языком, эта история, несомненно, очень привлекательна, но она представляет собой лишь неполную версию произошедшего тогда события. Сегодня известно, что в том же 1958 году, в июне месяце Бор написал письмо-ответ Гейзенбергу, но так никогда его и не отправил. Именно это послание и будет опубликовано 5 февраля. Таким образом вновь оживет никогда полностью не прекращавшаяся полемика относительно реальных мотивов, которыми руководствовался Гейзенберг. Так было отмечено, что в действительности немецкий ученый только хотел завербовать Бора для участия в программе нацистов по созданию атомной бомбы, узнать, как далеко продвинулся его коллега в своих исследованиях или при благоприятных условиях достичь соглашения, согласно которому Германия откажется от продолжения своих исследований, если союзники поступят таким же образом.
Как бы там ни было, откровения Гейзенберга абсолютно не повлияли на ход конфликта. В действительности, союзники проводили разработки по созданию атомной бомбы еще до упомянутой встречи. Тревожные голоса стали раздаваться, когда в декабре 1938 года немецкий химик Отто Хан (Otto Hahn) открыл реакцию, названную впоследствии расщеплением ядра. Хан подверг нейтронной бомбардировке тяжелый металл уран, в состав каждого атомного ядра которого входит 92 протона, и открыл, что ядра урана распадаются, замещаясь при этом ядрами двух других химических элементов - бария и криптона. Если освобожденные нейтроны смогут привести к распаду других ядер урана, которые, в свою очередь, отдадут больше энергии и больше нейтронов, то произойдет цепная реакции, которая и позволит создать ядерную бомбу.
Но на тот момент, тем не менее, произошла лишь цепная реакция в научном мире. В Копенгагене бывшая сотрудница Хана, Лиз Майтнер (Lise Meitner), которая была вынуждена эмигрировать из-за антисемитской политики Гитлера, написала вместе со своим племянником Отто Фришем (Otto Frisch) исследование о применении того процесса, который они назвали расщеплением ядра. Весь следующий год эксперимент Хана был повторен в различных институтах Соединенных Штатов, а также и в Варшаве, Ленинграде (сегодня - Санкт-Петербург) и Париже. Хотя вероятность создания атомной бомбы и была весьма отдаленной, в ожидании второй мировой войны для научного сообщества было немаловажно знать, что возможность производства такого оружия не является абсолютной химерой.
УБЕДИТЬ ЭЙНШТЕЙНА
Так, уже весной 1939 года, еще до начала конфликта в Европе, Энрико Ферми (Enrico Fermi), Лео Шилярд (Leo Szilard) и Поль Вигнер (Paul Wigner) объединили в США свои усилия, чтобы убедить Альберта Эйнштейна (Albert Einstein) написать письмо президенту Рузвельту (Roosevelt). Они намеревались предупредить его об опасности, которую представляет собой бомба, в основу которой заложен принцип цепной реакции, и о необходимости создания запасов урана для ее изготовления. На другой стороне Атлантики также не прошли мимо такой возможной опасности. В марте 1940 года британский комитет, возглавляемый сэром Генри Тизардом (Henry Tyzard), в задачу которого входило довести до конца исследования, имеющие отношение к изготовлению атомной бомбы, получил два документа для этого проекта, подписанные уже упоминавшимся ранее Отто Фришем и Рудольфом Пайерльсом (Rudolf Peierls), и тот и другой были немецкими учеными, находившимися в изгнании в Великобритании.
Осенью 1940 года Тизард посетил Соединенные Штаты и поставил в известность американские власти о полученных его людьми результатах. Таким образом начиналось сотрудничество, которое даст плодовитые всходы. К середине 1941 года, то есть еще до встречи между Гейзенбергом и Бором, у британцев уже был так называемый Комитет Мауд (Comité Maud), который уже оценил важность плутония как необходимого элемента для создания атомной бомбы.
ЧЕРЧИЛЛЬ-РУЗВЕЛЬТ
11 сентября того же года, почти за два месяца до начала участия Соединенных Штатов в войне, Рузвельт направил Черчиллю (Churchill) личное послание, заключив таким образом договор о сотрудничестве и координации между двумя державами на почве проведения исследований. Это было не только словами. 27 октября Гарольд Ури (Harold Urey), открывший тяжелую воду, прибыл из Соединенных Штатов в Великобританию с целью сотрудничества с англичанами. В начале 1942 года вклад Британии в исследования заметно снизился, и проект практически полностью перешел в руки у американцев. Их позиции укрепилась еще больше, когда Нильс Бор в 1943 году был вынужден покинуть Данию и поселиться в Соединенных Штатах.
Параллельно с проведением исследований союзники также пытались препятствовать продвижению разработок немцев. Вполне возможно, что самым эффективным и действенным способом достичь вышесказанного было проведение экспедиций специальных подразделений в Норвегию, где Третий Рейх запасался такими материалами для своих работ, как, например, тяжелая вода. По этому эпизоду второй мировой войны в 1965 году был снят фильм "Герои Телемарка" ("Los héroes de Telemark"), главные роли в котором исполнили Кирк Дуглас (Kirk Douglas) и Ричард Харрис (Richard Harris). Тем не менее, кажется весьма сомнительным, чтобы этот момент, несмотря на всю его романтику, имел такое уж важное значение, если бы не сопровождался другим, определяющим фактом: тугодумие, которые продемонстрировали сами нацистские ученые в этой области.
По окончанию второй мировой войны появилась целая серия книг, авторы которых настаивали на значительном продвижении нацистов в исследованиях по созданию атомной бомбы. Утверждалось также, что только лишь случай не позволил Гитлеру получить это оружие раньше союзников. Тот факт, что они действительно достигли важных результатов в таких областях как баллистические ракеты и самолеты с реактивными двигателями, лишь давал пищу таким слухам. В добавление ко всему, с этим контрапунктом, слова Гейзенберга, сказанные им в 1958 году, стяжали ему славу героя невидимого фронта и антифашиста, таким он и появляется в театральном произведение Майкла Фрайна (Michael Frayn) "Копенгаген".
НЕДОВЕРИЕ НАЦИСТОВ
Действительность же была гораздо прозаичнее и, прежде всего совершенно другой. Государственная и бюрократическая система фашистского режима не только не стимулировала то, что считалось исследованиями, а, напротив, существенно затормозила их. Неопровержимые подтверждения этому факту дали известные переговоры в Фарм Холл в 1945 году.
По завершении войны немецкие ученые, принимавшие участи в проекте по разработке атомной бомбы, были доставлены в Англию, где и были допрошены касательно результатов, полученных ими в действительности. Результаты допросов, хранившиеся под грифом "Совершенно секретно", были опубликованы лишь через 47 лет и не могли быть более разоблачающими.
Ученые, находившиеся на службе у Третьего Рейха, так никогда и не смогли создать ядерный реактор, а к тому же не умели рассчитывать критическую массу бомбы. Плюс ко всему, они лишь неясно подозревали, что плутоний мог быть элементом 94 в периодической системе элементов, факт, известный британцам уже в середине 1941 года. Исходя из сказанного, не вызывает изумления тот факт, что никто из немецких ученых не поверил в августе 1945 года, что взорвавшаяся в Хиросиме бомба была атомной. Если они, представители высшей расы, не смогли создать ее, как смогла бы достичь этой цели настолько расово неоднородная страна, коей являются Соединенные Штаты?
Напоследок и в довершение ко всему вышесказанному, то, что спровоцировало, в конце концов, поражение немцев в гонке по разработке ядерного вооружения, поражение, не имеющее никакого отношения к триумфу союзников в Европе, было не сомнительными предостережениями, сделанными Гейзенбергом, а комбинацией исследовательского превосходства западного альянса, заложившего хороший фундамент уже в 1940 году, и научной неполноценности в этой области Третьего Рейха. Мороз пробегает по коже, когда задумываешься, что могло бы стать с Человечеством, если бы результат оказался обратным.
