Жан-Пьер Ле Гофф (Jean-Pierre Le Goff), социолог. Его последняя работа называется "Пост-тоталитарная демократия"
Мир разбился на два лагеря: господ и рабов (схематично).
Труд Пьера Бурдье (Pierre Bourdier) в социологии вызывал почти единодушное восхищение. Но его наследие не помещается целиком в рамки теории. Признанный в своем кругу интеллектуал, он нимало не сомневался, когда присоединился в 1995 году к бастующим, к беспаспортным, к безработным┘ Когда он был восхищен или разгневан, его речь занимала совершенно особенное место в общем "публичном" пространстве. Его критика дискурса господства и власти, его позиция на стороне униженных, взрывала устоявшееся положение и достигнутую уверенность, заставляя интеллектуалов, политиков и журналистов выйти из своих "гетто". Но не следует ограничиваться простой констатацией факта, не принимая в расчет содержания этой критики и сферы ее применения.
Его анализ феномена Школы, разработанный совместно с Жаном-Клодом Пассероном (Jean-Claude Passeron) ("Наследники" (1964) и "Репродукция" (1970)), во многом касался интеллектуалов-критиков и преподавателей. В этих работах Школа рассматривается как институт, воспроизводящий неравенство, требования и критерии, принятые в системе образования в ущерб классам, поставленным в неблагоприятные условия. Экзамены и конкурсы рассматриваются в качестве механизмов исключения и отбора, позволяя воспроизводить и передавать культурный багаж, и одновременно, механизмов установленного порядка. Анализ претендовал на социологическую констатацию, но дал повод к двусмысленному прочтению, поставив "наследников культуры", преимущественно интеллектуалов и преподавателей в положение, с которым трудно смириться: не являются ли они безотчетно агентами установленного порядка, воспроизводящими его? После такого анализа, как могли преподаватели выполнять свою работу? В 60-е и 70-е годы, эта критика "наследников" нашла отражение в дурном сознании "мелкой буржуазии" бунтующих интеллектуалов, скованных с одной стороны эмблематической отнесенностью к рабочему классу, а с другой стороны буржуазным порядком, восходящим еще к XIX веку. Какова ситуация сейчас?
Бурдьезианский анализ господства может также сослужить службу мифологизации власти, начавшуюся в 70-е годы и продолжающуюся сегодня. Смысловое поле размечено отношениями господина и раба, "символическая жестокость" устанавливает значения и узаконивает их, скрывая отношение силы; habitus превращается во внутренний принцип и диктует образ поведения, восприятия и суждения┘ Из этого можно вывести, чего, кстати, не делает Бурдье, что все есть господство и отношение силы, что "символическая жестокость" всюду, и что мы обусловлены в самом высоком смысле, что также благоприятствует введению принципа общего сомнения относительно социальных отношений.
Многочисленное воинство наследников Бурдье погрязло в этом воззрении. Тема "новых господ мира", связанная с финансовым рынком, питается идеей тотального господства над миром и обществами. В этом свете, проблема состоит не в критике либеральной идеологии и проникновения рыночной модели в различные сферы деятельности, но в представлении о тоталитарности демократических обществ. В этой мифологизации власть, медиа, и в первую очередь, телевидение занимают центральное место. Критика выявляет что, "журналистика реверанса", деградация общественных дебатов и смертоносные механизмы масс-медиа содержатся в почти фантазматическом контроле над умами в мире Большого Брата. После этого кто может делать вид, что им не манипулируют? В конечном счете, не следует ли нам учиться недоверию самому себе, отказываясь от новых видов "опиума для народа", которые отвращают нас от гражданского долга?
Такое простое видение мира является радикальным и манихейским, и имеет большое преимущество: оно предполагает очевидную программу действий, которая избегает сложностей реального мира. Рабы являются первыми жертвами - их поведение во многом обусловлено средствами массовой информации, и можно представить себе широту боевого задания по их просвещению. Но последователи этой логики не отдают себе отчета в том, что сама ее упрощенность делает ее неприменимой, поскольку она легко включается в систему, которую хочет разоблачить: парадокс состоит в том, что такое представление о мире ежедневно передается по телевидению "информационными паяцами", марионетками Всемирной компании, и многие журналисты-критики берут эту модель на вооружение, когда они работают на крупные компании, призванные господствовать над обществом и распространять "либеральные истины". Печатные и аудиовизуальные СМИ стали центральным элементом современной жизни, и не ясно, как можно без них обойтись, кроме как устранившись от дел и удалившись от мира. Вместо того, чтобы бичевать масс-медиа, заняв возвышенную позу пуриста, не лучше ли принять во внимание возможность обсуждения, которая ими предоставляется, задуматься о принципе взаимодополняемости, который может быть установлен между СМИ различного типа.
Это критическое наследие не выражается лишь в круге понятий, связанных со школой, культурой, масс-медиа┘, но также позволяет занять определенную позицию: способ полагать себя и оценивать общество и мир. Последние схематично и бесповоротно разбиты на два лагеря: лагерь господ и рабов. Выбор становится карикатурным, и не выдерживает критики. Воинствующие наследники Бурдье видят себя одновременно двигателями социологической науки и представителями класса рабов. В этом свете, тот, кто не принимает их тезисов, рискует оказаться жертвой манипуляции со стороны "новых господ мира" и СМИ или, еще хуже, вольным или невольным соучастником заговора, - который социологический анализ пытается разоблачить. Это позиция все-отрицания отравляет человеческие отношения и делает невозможным аргументированный спор. Таково сектантство во всех планах: этическое превосходство защиты униженных и оскорбленных, авторитет социологической науки в лице Бурдье, эмблематическая отнесенность к "общественному движению" - знаменосцу новых идей. В "аргументации" - скольжение от одного к другому, чтобы лучше прибить противников к позорному столбу. Идеи Бурдье могут прийти на смену марксизму, пребывающему в кризисе, стать пищей для догматизма, о котором уже начали забывать. Его труд в социологии от этого не перестанет существовать, и как всякий плод мысли, никогда не перестанет порождать вопросы, подчиняясь критике и спору в ином регистре, а именно - в регистре свободного мышления, что упускают из виду некоторые из наследников Бурдье.
Понимание экзистенциальных и социальных трудностей современности требует отказа от схематизма, чтобы задаться вопросом о состоянии культурных и политических ресурсов европейских демократий и разработать ясный план реконструкции. Это не означает потери критического мышления, страсти к дебатам и публичной деятельности, но означает конец манихейства и представления о тоталитарности демократических обществ, которое протаскивается некоторыми представителями левой критики.
