Президент Международного комитета Красного Креста (CIСR) Якоб Келленбергер (Jakob Kellenberger) высказывает свою точку зрения по поводу заключенных в Гуантанамо и говорит о начале процесса реструктуризации в генеральной дирекции организации, предназначенного для улучшения эффективности принятия решений
Le Temps: В связи с противоречиями по поводу военнопленных, заключенных в Гуантанамо Красный Крест вновь в огне прожекторов. Параллельно, в управлении организации намечены важные перемены. В чем заключается процесс изменения, и в каких целях он ведется?
Якоб Келленбергер: Мы начали размышлять об этом в сентябре месяце. Два представителя руководства покинули свой пост: Поль Гроссридер (Paul Grossrieder), генеральный директор и директор оперативного отдела, Жан-Даниэль Токс (Jean-Daniel Tauxe). Мы сочли момент благоприятным для урегулирования проблем в руководстве. Ассамблея, полностью поддерживая разделение власти между правлением и администрацией, потребовала увеличения ответственности и полномочий генерального директора. В настоящий момент он является "первым среди равных" в коллегиальной дирекции, которая действует по принципу консенсуса. В будущем он должен обладать правом принимать решения самостоятельно. Также он будет нести ответственность перед Ассамблеей за принятие и выполнение решений. Кроме того, мы планируем увеличить число дирекций (в настоящий момент их - три, прим. пер.) до четырех и, может быть, до пяти.
-Что не устраивает Вас в нынешней системе?
-Все идет хорошо. Позиции Красного Креста прочны, в том числе и в финансовом плане. Дирекция проделала большую работу. Нет никакой необходимости изменять режим работы. Следовательно, наступил идеальный момент, чтобы осуществить перестройку в полной ясности и спокойствии. Мы провели множество консультаций внутри организации, которые подтвердили мою собственную точку зрения по этому вопросу. С одной стороны, организация "Красный Крест" значительно расширилась, и уже не похожа на себя, какой она была несколько лет назад. Новые действующие лица неожиданно проявили себя в гуманитарной сфере. К тому же, многие сотрудники желают, чтобы роль главы администрации была лучше обозначена. Даже если иногда даются уклончивые ответы, людям нравится жесткая рука в дирекции: решения принимаются, решения выполняются. Ибо применение метода "мозгового штурма" в нашей организации таково, что иногда бывает трудно определить, на какой стадии находится та или иная идея: над ней еще размышляют? решение уже принято? на каком уровне? что должно произойти? Конечно, размышлять необходимо, но это не может длиться вечно. Есть время на рефлексию, время на принятие решений, и время действовать. В этом смысле привносимые изменения должны улучшить ситуацию.
- Принимая решение об изменениях, в каких областях Вы надеетесь повысить эффективность работы?
- Речь идет не о революционных изменениях, а об обновлении. Я не являюсь адептом реорганизации: зачастую - это самое простое решение, и оно принимается главой организации, чтобы поддержать марку. А я больше думаю о личных качествах персонала, чем об эффективности структур. Но, если в результате скромных изменений можно добиться существенных результатов, то было бы абсурдно отказываться от перемен. В этом направлении мы и движемся. Нужно предупредить возможные тупиковые ситуации, которые могут возникнуть в системе, основанной на консенсусе.
- Можете ли Вы привести конкретные примеры блокирования решений?
- Я воспользуюсь примером, выбранным произвольно: пусть правовая дирекция международной гуманитарной организации хочет выступить с инициативой в юридическом плане, в то время как операционный отдел погружен в работу на местах и не хочет поднимать шума. Система может оказаться парализованной, а новые функции генерального директора позволили бы избежать этого: он принимал бы решения, выслушав обе стороны. Кроме того, это облегчило бы сотрудничество между президентом и директором, поскольку первый имеет более полное представление о деятельности организации. Такое новшество не помешает согласованной работе, напротив, такая структура дирекции будет способствовать установлению партнерских отношений между сотрудниками.
- Идет ли речь о том, чтобы Международный Комитет Красного Креста активнее выступил на общественной сцене и в СМИ?
- Стратегическая коммуникация - одна из приоритетных задач организации. Я не говорю о "точечных" связях, которые мы поддерживаем в большом масштабе, но о заявлении роли организации и ее миссии. Забота об этом составляет часть наших размышлений о дирекции в самом широком смысле, помимо облика генерального директора, каким он нам видится.
- Расширение дирекции влечет за собой два вопроса: роль женщин в организации, и интернационализация руководства.
- Я не хотел бы предсказывать состав будущего руководства, это дело генерального директора, но очень желательно, чтобы CIСR на самом высоком уровне был представлен женщинами. Это означает, что главным остается вопрос о личных качествах, то же касается и критерия национальности. Интернационализация Красного Креста быстро продвигается вперед. Если я сосчитаю сотрудников, работающих за рубежом и занимающих посты, то получится, что около 9000 служащих работают в миссиях организации по всему миру, и из них примерно 40% - не швейцарцы. В прошлом году, практически половина делегатов, впервые приступивших к работе в миссии - были иностранцами.
- Вернемся к вопросу о судьбе заключенных в Гуантанамо. Конфликт дошел уже и до американской администрации, до сих пор не выяснен их статус: пленные они или нет? Отсюда вытекает главный вопрос: нарушается ли Женевская Конвенция?
- В настоящий момент США сомневаются насчет их юридического статуса, но готовы обращаться с ними как с военнопленными. У нас есть доступ к заключенным, мы можем оценить условия их содержания под стражей и можем разговаривать с ними без свидетелей. Для Красного Креста презумпция статуса военнопленного будет иметь юридическую силу до тех пор, пока какой-либо компетентный суд не определит иного статуса. Мне кажется небесполезным напомнить, что Красный Крест посещает не только заключенных в Гуантанамо, но также лиц, которые содержатся американцами под стражей в Афганистане, не говоря уже о посещении 5000 тысяч заключенных в афганских тюрьмах, о чем никто не говорит. Мы впервые столкнулись с такой ситуацией, можете мне поверить! В прошлом году CIСR, по различным поводам посетил 200 000 заключенных в 72 странах, но мир интересовался их судьбой куда меньше.
- Однако на этот раз споры свидетельствуют о необходимости пересмотра норм международного гуманитарного права (DIH) и Женевской Конвенции, в свете новых "террористических" конфликтов.
- Даже в Соединенных Штатах вопрос далеко еще не решен, и предлагаются совершенно противоположные аргументы, при очевидном политическом подтексте. И речи быть не может о том, чтобы скоропалительно менять соглашение под действием этих дебатов, но важность вопроса побуждает к глубокому размышлению. Компетентный суд может установить статус, отличный от статуса военнопленных. Правила III Конвенции отныне не применимы для этой категории лиц. Но суды, перед которыми эти лица предстанут, должны дать обычные юридические гарантии, независимость, право на адвоката, и так далее. Для лиц, чей статус военнопленного будет подтвержден компетентным судом, предусмотрено два варианта. Те, кто не будут обвиняться в совершении преступления, должны быть освобождены по окончании боевых действий. Те, на кого падет обвинение, могут быть подвергнуты судебному преследованию, конечно, получив обычные юридические гарантии. Здесь правила III Конвенции применимы.
- Но по закону, военнопленные не могут подвергаться допросу. Ибо, во имя борьбы с терроризмом, велико искушение допросить этих людей, чтобы получить информацию о сети, к которой они, как подозревается, принадлежат. Такое получение информации не входит в процедуру уголовного преследования┘
- Это один из ключевых спорных вопросов, но, однако, иногда забывают, что в судебной процедуре уголовного типа обвиняемый может также отказаться говорить со следователем. Применение норм международного права не мешает борьбе с терроризмом.
