На съезде польских журналистов и литераторов в Львове в 1894 году Иван Франко (1856-1916, украинский писатель и публицист, писал и по-польски - прим. пер.) сказал: "Во всем славянстве нет двух таких других народов, которые с точки зрения политической и духовной жизни так тесно срослись друг с другом, такими многочисленными узлами были бы связаны, и несмотря на это так сторонились бы друг друга, как поляки и украинцы" Вы родились во Львове в 1933 году, когда польско-украинские страсти были уже весьма накалены.
Это были удивительные времена, отягощенные памятью о первой мировой войне, об украинско-польской войне, времена несбывшейся украинской надежды на независимость. Мы жили в одном городе, но не вместе, а рядом друг с другом. Моя бабушка по отцу была полька, стало быть, отец - наполовину поляк. Но, как и дедушка, он считал себя украинцем. И это стало главной причиной того, что учиться он поехал за границу. Я не хочу сказать, что галицийские высшие школы были совсем закрыты для украинцев, но в случае моего отца было именно так.
Во Львове того времени и во всей Галиции украинский национализм сталкивался с польским национализмом. И места для компромисса тут не было. Организация украинских националистов развивалась очень бурно, дело доходило до актов террора, покушений, убийств. Ответом польского государства были процессы. Суды, аресты, но также и насилие, совершавшееся под прикрытием закона. Но когда приближалась, к примеру, Великая Пятница - по латинскому обряду или по византийскому - наступала тишина, возникало такое состояние умов и сердец, которое позволяло ослабить напряжение. На короткое время, поскольку ни латинская церковь, ни греко-католическая церковь не сыграли значимой роли, которую должна была бы сыграть для объединения обеих народов.
Почему?
В Галиции того времени действовали три обряда: латинский, с которым идентифицировали поляков, византийского, в котором доминировали украинцы, и армянского. Одна общая церковь стала как бы тремя церквями, впутанными в национальные споры, им приходилось противостоять растущему с обеих сторон национализму, и в результате они подвергались националистическим влияниям.
Прежде всего, однако не хватало людей, готовых к единению, понимающих, что согласие и взаимопонимание между украинцами и поляками - это не победа одних над другими, но компромисс. Личностей такого духовного масштаба, как митрополит Андрий Шептицкий, было очень мало. Шептицкий был духовным вождем украинцев, но несмотря на это его голос терялся среди националистических речей, его не было слышно, поскольку атмосфера не способствовала этому. Впрочем, в латинской церкви дела обстояли подобным образом, разумных голосов явно не хватало.
Значительно позже я разговаривал с многими членами семьи Шептицких, теми - из украинской эмиграции, и теми - живущими в Варшаве, а стало быть, поляками. Даже внутри этой необычной великолепной семьи дело доходило до конфликтов и споров на националистическом фоне. Если даже Шептицкие ссорились друг с другом, то что же говорить о других.
И все же несмотря даже на внутрисемейные споры такие, как Шептицкие, были в меньшинстве. Значительное большинство украинцев и поляков предпочитала жить со дня на день, нежели думать о будущем, о пользе, исходящей от единения, о приближающейся катастрофе. Не помню, чтобы в моем родном доме речь шла о ком-то значимом, будь то по польской, будь то по украинской стороне, кто был бы в состоянии смотреть дальше, кто бы понимал, что конфликт двух национализмов может принести страшные последствия. Как сквозь туман припоминается мне, что и в присутствии моей бабушки - польки - говорилось, что правительство II Речи Посполитой не в состоянии справиться с украинской проблемой, не желает принимать во внимание, что в такой сложной ситуации с проблемами национальности и вероисповедания, как в довоенной Галиции и на Волыни, оптимальной была бы деликатность во всех действиях.
За конфликт украинско-польский несет ответственность также и украинский национализм, но это польское правительство, именно потому, что было правительством, должно было сделать значительно больше. Вместо этого проделан был немалый труд для того, чтобы основательно поссорить наши народы.
Что и принесло страшные результаты во время II мировой войны - убийства на Волыни, в Галиции, но также и на западной стороне Буга и Сана.
Украина в течение столетий оставалась под польским влиянием. Наша совместная история богата различными эпизодами, хотя, к сожалению, основной ее чертой была глупость. Нашей глупостью пользовались соседи, умышленно поддерживая напряженность, проводя такую политику, чтобы между украинцами и поляками не было согласия.
II мировая война - это апогей ненависти. Но после войны немногое изменилось. Прекратилось насилие, но нашей взаимной ненавистью воспользовался большевизм. Он всячески укреплял ее, обращал себе на пользу. Хуже всего, что такое мышление одержало верх. Советы действовали весьма результативно. Мы помним о сотнях тысяч переселенцев - украинцах, поляках. Такие вещи легко не забывают, а виноватым всегда будет тот, кого ненавидели долгие годы. До сих пор эта ненависть отдается, как икота, она постоянно присутствует в нашей жизни.
Как совладать с этой ненавистью?
Я не вправе говорить о польской ситуации. Единственное, что мне позволительно сказать о поляках, это то, что над единением помимо греко-католической церкви должен работать также церковь римско-католическая.
Мне кажется, что украинские и польские политики уже добрых несколько лет тому назад поняли, что единение и взаимное прощение необходимы, они определяют наше будущее, дают нам шанс на сотрудничество. Но существует еще изрядный багаж эмоций. А в борьбе с эмоциями политика бывает беспомощна.
В 1987 году украинский и польский епископаты выпустили совместную декларацию, нацеленную на единение. Это был красивый жест и, к сожалению, жестом остался, хотя его и освятили кардиналы Любачивский и Глемп. Может это было еще преждевременно, может еще не возникла соответствующая атмосфера, однако за этой декларацией не последовали очередные шаги.
Польско-немецкое единение, во имя которого так много сделал польский костел, должно быть примером наших совместных действий. Мы должны совместно сесть, с чистым сердцем и разумом, не отрицать того, что произошло, поскольку прошлое мы изменить не в силах, но мы должны смотреть в будущее. Тут я вынужден сокрушенно признать, что на Украине, внутри греко-католической церкви, а также других восточных церквей с этим у нас большие сложности.
Откуда они берутся, если волей вашего святейшества является единение народов и церквей?
В течение столетий присутствия на Украине римско-католическая церковь была по сути чужеземной церковью, к ней принадлежали поляки, немцы. Сегодня ситуация изменилась. Многие прихожане этой церкви считаются украинцами и говорят по-украински. Однако по-прежнему многие ксендзы, работающие на Украине, - это иностранцы, а большинство из них имеют польское происхождение. Они не всегда понимают украинскую специфику. Многие годы польский костел стремился евангилизовать Восток. Кое-что от этого осталось, иногда такая установка ощущается, может быть даже подсознательно, но это не благоприятствует сотрудничеству.
Я не скрываю, что греко-католическая церковь сегодня на Украине слаба. Тем более римско-католическая церковь должна быть очень деликатной. Надо понимать, что это происходит на территории другой культуры и другого обряда. Миссионеры должны понимать, что те люди, которые говорят, что не принадлежат ни к какой религии, своими корнями, своим наследием относятся к византийскому обряду. Это более важно и эмоционально более глубоко, нежели национальное сознание. Обряд настолько интимно связан с культурой, что подобную принадлежность, даже забытую, следует трактовать весьма деликатно.
Греко-католическая церковь должна договориться с епископатом Польши и создать специальную комиссию, которая очень открыто и реалистично рассмотрит эти проблемы. Мне кажется, что такая комиссия должна работать вне территории Украины.
Почему, коль скоро она должна заниматься украинскими делами?
Потому, что сегодня на Украине нет ясности мышления. Мы умеем жить в спокойствии, делать маленькие жесты, но нам не удается глубоко, целиком искренне говорить друг с другом. Это как бы замкнутый круг, поскольку над нами довлеет история, ложное сегодня понимание того, что церковь - украинская, а костел - польский.
Мое положение здесь исключительное и комфортное. Мне было 11 лет, когда моя семья была вынуждена уехать с Украины. Во Львов я вернулся уже пожилым человеком. Но ни в Австрии, ни в США, ни в Италии, где я жил, у меня не было случая получить столь драматичный опыт, который стал уделом украинцев и поляков. У них история сидит в костях, их эмоции, их реакция отличается от моей, я должен это понимать и уважать. На Украине происходят глупые вещи, группка людей горланит: "Не отдадим костел латинянам".
Созрела ли украинская греко-католическая церковь для того, чтобы стать лицом к лицу с обидами, причиненными полякам украинцами?
Кое-что на поле единения уже происходит. Однако эти инициативы, хоть и прекрасные, весьма ограниченны. Как представитель церкви я отношусь к числу тех, кто присуждает Награду Единения. Со стороны польского католического костела - это кардинал Хенрик Гульбинович. В прошлом году в ходе визита папы во Львов эту награду вручили профессору Ежи Клочовскому из Люблина и профессору Ивану Вакарчуку - ректору Львовского университета имени Франко. Я был очень счастлив, когда это произошло, хотя понимаю, что это только жест, пусть и важный.
То и дело я приглашаю к себе представителей львовской интеллигенции. Неоднократно спрашивал их, что они думают о поляках, о сближении, о единении. Я был приятно удивлен, поскольку все говорили об этом в очень позитивном тоне. Оказывается, влиятельные люди умеют смотреть в будущее и на них можно рассчитывать.
Но, желая быть откровенным, должен сказать, что на поле единения мы еще сделали недостаточно. Церковь еще не умеет признать украинскую вину и увидеть польские обиды. До этого мы должны дозреть. Процесс этот нелегок, он требует много, очень много труда.
Может быть путь к единению - это деятельность многонациональных и многоконфессиональных групп: немецкие протестанты и католики, польские католики и протестанты, украинские и белорусские католики и православные. Поляки и немцы переносят опыт взаимного единения на Восток. Все вместе стараются понять, что нас на самом деле разделяет, что мешает согласию и дружбе. Но эта инициатива еще в зачаточном состоянии.
Вы приводите пример польско-немецкого единения. Начало ему положило письмо польских епископов епископам немецким. Это письмо появилось вопреки власти и общественным настроениям. Люди спрашивал: как поляки, получившие такой тяжелый опыт от общения с немцами, могут просить прощения у своих угнетателей. Но без письма не было бы единения. Может ли епископат Украины написать такое письмо?
Возможно, уже вскоре, хотя сегодня, откровенно говоря, я в этом не уверен.
Но ведь все, что делает ваше святейшество, обращено в этом направлении.
Я сам мог бы написать такое письмо, хотя, согласитесь, в деле единения письма митрополита недостаточно. Чтобы появилось такое письмо, почва должна быть хорошо подготовлена. Было бы ужасным несчастьем, если бы слова о прощении и просьба о прощении не были бы надлежащим образом приняты. Вспомню еще раз декларацию 1987 года, подписанную кардиналами Любачивским и Глемпом. После нее наступила тревожная непонятная тишина, хотя инициатива была искренней. С одной и другой стороны не было серьезной оценки прошлого и не было последующих шагов.
Когда я наблюдал львовские богослужения, которые проводил Ян Павел II, у меня было впечатление, что поляки и украинцы были одним целым. То же самое видел на улицах Львова.
Это братство было действительно необыкновенно, даже эйфорично. А потом все развеялось. Мы не смогли этого должным образом использовать.
Можно назвать причины, по которым городской совет Львова в очередной раз блокирует завершение работ и официальное открытие "Кладбища Орлят"?
Это отличный пример украинских опасений. С одной стороны тут глупый крикливый национализм, с другой - городской совет не располагает людьми такого формата, чтобы город их послушался.
А что при этом делает церковь? Если бы ксендз кардинал в соборе Святого Юра сказал в проповеди, что это ужас, скандал и глупость┘
Когда я обвиняю других, я должен сказать, что сам немного сделал, что недооценил вес проблемы и ранг символа. Я растерялся. Дело с "Кладбищем Орлят" требует моей решительной проповеди, напоминания.
Но, поверьте, проблема заключается не только в одной-двух проповедях. Это дело более глубокое. Во Львов приезжает много поляков, говорят: "наш Львов". Украинцы не хотят этого слышать.
Но ведь это неопасный сантимент. Украинцы хозяева во Львове.
Я это прекрасно знаю, понимаю польские сентиментальные чувства, меня они не шокируют и не задевают. Но улица думает по-другому.
Городской совет боится принимать непопулярное решение. А греко-католическая церковь не прибавила ему мудрости и отваги. Мы чересчур легко отнеслись к этой проблеме, не осознав как много она значит для поляков. Это наша вина.
Голос церкви в деле "Кладбища Орлят" стал бы прекрасным шагом в сторону польско-украинского единения.
Не отрицаю, это следует сделать и наученные печальным опытом много сделаем в этом направлении. Может быть таким образом нам удастся убрать тень, брошенную на все дело, хотя этого недостаточно. Вопрос о "Кладбище Орлят", действительно, глупо решается по украинской вине, хотя это и не означает, что на Украине полякам отказывают в правах.
Почему церковь не обратила внимания на вопрос о кладбище, хотя им и занимались власти Львова и даже президенты Украины и Польши?
Мы у себя дома, у нас есть прихожане, с трудом, но мы получаем имущество. Греко-католическая церковь борется на Украине за свое существование. Здесь наш центр, в другом месте нас не будет, а латинских метрополий много во всем мире. Для церкви важнейшим призванием являются не поляки, а сосуществование с православными. Православные нас боятся, поскольку мы являемся доказательством того, что можно быть человеком Востока и католиком. Мы относимся к апостольской столице в Риме. Но у нас нет той поддержки, которой пользуются латиняне. Если бы святой отец не интересовался нами, было бы очень плохо. В Риме есть люди, которым церковь мешает. В советские времена римские католики на Украине очень страдали, но могли как-то существовать. Наша церковь была в подполье. Даже сегодня православные легче возвращают имущество римским, нежели греческим католикам. Этому всему мы должны сегодня противостоять.
Это не оправдание. Трудная ситуация греко-католической церкви не объясняет наших незначительных действий в направлении украинско-польского согласия. Но согласие должно идти в паре с пониманием, а римско-католический костел временами не понимает, что происходит на Украине. За границей часто встречался даже с упреками, что греко-католическая церковь преследует латинян. Это неправда.
Беседовал Павел Смоленьский.
Биография кардинала Любомира Гузара.
Кардинал Любомир Гузар стоит во главе украинской греко-католической церкви, которую также называют византийско-украинским костелом, либо в просторечии - униатским.
Родился во Львове в 1933 году. В конце II мировой войны уехал с семьей в Германию, а в 1949 году в США. Учился в католическом колледже в Стамфорде, потом в католическом университете в Вашингтоне.
Был архимандритом (настоятелем) монастыря в Кастель Гандольфо. В 1977 получил сан епископа.
В начале 90 годов переехал на Украину. В 1996 стал епископом-помощником предыдущего главы украинских греко-католиков кардинала Мирослава Любачивского. Поскольку Любачивский был тяжело болен, Гузар практически руководил церковью.
Церковь, которой руководит Гузар, возникла в результате Брестской унии (1596). Часть православных епископов Речи Посполитой тогда подчинилась римско-католическому костелу, приняв его верховенство и доктрину, но сохранив литургию и церковные обычаи.
