Вновь история Балкан проходит через самую маленькую и гордую из наций. Европейский представитель Хавьер Солана (Xavier Solana) возвращается в Белград, чтобы получить ответ, который он уже давно ждет. Выживет ли Федерация, будет ли место для "четвертой Югославии", которая изменит не только имя (Сербия и Черногория), но и формы и государственный порядок? Президент Воислав Коштуница (Vojislav Kostunica) демонстрирует оптимизм, а вот Мило Джуканович (Milo Djukanovic) настаивает: можно создать союз, и, скорее всего, так и будет, но только между двумя независимыми государствами.
- Итак, президент Джуканович, Вы продолжаете думать, что создание новой Югославии - это не очень хорошая идея?
- Гораздо логичнее признать то, что уже было подтверждено фактами: Черногория и Сербия вот уже 10 лет существуют независимо друг от друга. В течение последних десяти лет Югославии не удавалось быть государством. Причем не из-за отдельных личностей: проблема не в том, что в Белграде был Милошевич, а в Подгорице Булатович, а потом Джуканович. Настоящие причины носят конструктивный характер. Никогда не удавалось установить настоящего равенства прав в единицах федерации, в первую очередь, из-за их непропорциональности. Черногория в 16-18 раз меньше Сербии. Поэтому мы считаем, что и для Сербии, и для Черногории было бы лучше признать, что вот уже 10 лет они существуют как независимые государства. Если принять это во внимание, то выход может быть один: союз независимых государств, признанных таковыми на международном уровне, связанных друг с другом дружескими отношениями, но при этом каждое из государств самостоятельно несет ответственность за свои решения и за свое будущее.
- То есть Хавьер Солана должен приготовиться к отрицательному ответу?
- Еще не установлены условия, поэтому мы пока не можем сформулировать ответ, но я могу повторить то, что мы уже говорили Солана: Черногория не предприняла бы пути к независимости, если бы для этого не было убедительных причин. Мы знаем, что не являемся единственным государством на Балканах, и поэтому готовы выслушать как аргументы Евросоюза, так и высказывания государств-соседей. Однако не должно подвергаться сомнению наше право выбирать собственное будущее, поскольку такое право имеют все народы мира. Если кто-то думает, что не имеет его, пусть выскажет это публично. Я не стою перед такой проблемой и, естественно, не должен это доказывать моему народу. Другое дело - это динамика решения проблемы взаимоотношений с Сербией, и я думаю, что, как в интересах Сербии, так и в наших интересах, решить ее в течение этого года. Мы и так уже потеряли десять лет. Вот об этом и стоит дискутировать.
- Пытаясь выстроить схему, Вы сказали: сначала референдум по поводу независимости, а потом союз или конфедерация с Сербией. Верно?
- Переговоры начались с позиций, близких к этой: референдумом о независимости Черногория приобретает признание международного сообщества, и в то же время можно провести реорганизацию союза между двумя государствами. К сожалению, как я уже сказал Солана, - Евросоюз даже не попытался убедить Сербию серьезно отнестись к этому вопросу. Напротив, склоняясь априори к сохранению Югославии, Евросоюз оказал плохую услугу нашим переговорам. Сербия поняла, что нет никаких оснований для поиска компромисса, поскольку Евросоюз делал всю работу за них.
- Однако международное давление растет, дело может дойти до ультиматума. Что Вам предлагает Хавьер Солана?
- Он попросил, чтобы все, что делается в этой области, не разглашалось вплоть до подписания договора, поэтому я не могу ничего сказать. В сущности, все концентрируется на договоре о переходном состоянии, во время которого начал бы функционировать союз между Сербией и Черногорией, при сохранении за Черногорией права контролировать соблюдение пактов и выражать волю своего народа.
- Так называемый мораторий на референдум о независимости: до каких пор?
- Пока шла о договоре на переходный период, который продлится от 2 до 5 лет.
- Воислав Коштуница в Белграде демонстрирует больший оптимизм, чем Вы, он видит начало новой Югославии, и говорит, что готов переместить в Подгорицу некоторые общие министерства. Вам не кажется это конструктивным подходом?
- Мне кажется, что господин Коштуница продолжает пытаться проводить психологические маневры, нацеленные на определенную пропаганду на политической арене, и надеется, что все это повлияет на его борьбу с премьером Зораном Джинджичем (Zoran Djindjic). Но если вместо союза независимых государств он надеется создать что-то вроде твердой конфедерации, то мы не согласны.
- Но в таком раздробленном регионе, с постоянно открытой проблемой Косово, Вам не кажется, что еще одно отделение может осложнить ситуацию?
- Я не понимаю, почему нужно сравнивать эти ситуации, я даже думаю, что эта история раздувается для того, чтобы придать нашим решениям оттенок драмы. Косово - это часть Сербии, а Черногория - государство. Кроме того, пусть кто-нибудь мне докажет, что если Черногория изменит свои идеи насчет государственности, то хоть один албанец пересмотрит свой взгляд на Косово. Эти две ситуации совершенно независимы друг от друга, и большинство албанцев придерживаются весьма твердой позиции. Внимание: я не говорю, что разделяю ее, я просто констатирую факт. Более того, мне кажется, что в региональной стабильности вопрос Косово может создать новые осложнения в отношениях с Албанией. Кажется, пришло время задаться вопросом, а могут ли на Балканах вообще существовать гегемонии, типа Великой Хорватии, Великой Сербии или Великой Албании. Может быть, пора расстаться с некоторыми иллюзиями?
- Я попробую повернуть вопрос другой стороной: есть ли что-нибудь в переговорах с Евросоюзом, чего Черногория никогда не могла бы принять?
- Самое главное, с чем мы никогда не сможем согласиться, - это ограничение нашего права выбирать свое будущее: мы считаем это дискриминацией. Если Европа так не думает, то пусть соберет совет и прямо заявит, что Черногория не может этого сделать. Но я думаю, что некоторые права являются неоспоримыми.
- Но что может потерять Черногория в новом союзе с Сербией?
- Я отвечу, упомянув четыре разумных основания, которые рекомендуют не повторять прежний опыт. Во-первых, если что-то не удавалось в течение десяти лет, то нет смысла на этом настаивать. Во-вторых, за последние десять лет Черногория приватизировала 60 процентов общественных предприятий, а Сербия только сейчас начинает это делать. Мы используем евро, а Сербия сохраняет свою валюту. У нас таможенные сборы составляют 3 процента, а в Сербии - больше 10, мы сняли ограничения с импорта на 98 процентов, а Сербия - на 84. То есть мы уже прошли модернизацию, а Сербия только-только приступает. Но и это еще не все. Другие глубокие причины касаются нашей истории: борьба Черногории за сохранение своей независимости длится веками, как случается с любой маленькой страной. Мы никогда не подвергали сомнению историческую и традиционную близость с сербами, но всегда были против гегемонических настроений, которые в Белграде сохраняются по сей день. И наконец, система безопасности. Сербия полагает, что ей угрожают внешние враги, и поэтому она содержит многочисленное войско, и траты на вооружение составляют значительную часть бюджета. А мы считаем, что из-за границы нам не угрожает никто, и поэтому содержим только полицию, которая в состоянии обеспечить внутреннюю безопасность. Надеюсь, я достаточно четко объяснил, почему необходимо отказаться от старых схем максимального объединения.
- И последнее. Среди множества поощрений, которые получила Черногория в эти дни, послание Сильвио Берлускони вызвало обиду вашего министра иностранных дел. Почему?
- Я получил десятки посланий от американских и европейских лидеров. Блэр, Пауэлл, Шредер признали за Черногорией заслуги в политике, проводимой в эти годы на пути вместе с Западом в трудные моменты. А вот итальянское послание, и по содержанию, и по форме, было совсем иным, содержало тона нетерпимости, что и вызвало соответствующую реакцию.
- Инцидент исчерпан?
- Что касается нас, то мы защищаем национальное достоинство. Разумеется, нашим желанием является поддерживать хорошие отношения с нашим самым важным соседом, но при равенстве всех прав.
