Писатель Вихай Махешвари пытается найти след бежавшего сына "сербского мясника" в московской ночи. "В том, что касается Югославии, я сожалею лишь о моих телохранителях┘. Я не дамся, чтобы меня поймали как моего отца".
В свои 27 лет Марко Милошевич (Marco Milosevic), озверевший сын Слобо, бывшего сербского мясника, судимого сейчас в Гааге - это не тот человек, с которым писатель, находящийся в здравом уме, захочет встретиться лицом к лицу. О нем говорят, что он наполнен кокаином как герой Аль Пачино (Al Pacino) в "Лице со шрамом" ("Scarface"). Марко был основным наркодилером Югославии во времена правления своего отца, но, кроме того, он известен тем, что, используя механическую пилу, напал на журналиста-диссидента, располосовав тому лицо, тем, что перевернул вверх дном редакцию одной из белградских газет, в этом ему помогали его вооруженные головорезы, одетые в черную кожу; они искали там журналиста, давшего леденящее душу описание его развратной жизни.
Однажды он даже дошел до того, что ударил своим пистолетом инвалида в одном из белградских кафе, потому что этот человек слишком пристально на него смотрел. Рассказывают, что, перед тем как разбить ему голову, он крикнул: "Сколько пуль ты хочешь получить?". Я поставил себе целью найти его в Москве. Приземлившись в Шереметьево, я начал свои поиски по ночным клубам.
"Он в Казани, спрятался вместе с дружками по делам Борислава (дядя Марко, бывший посол Сербии в России)", - утверждает Дайан Сантовач (Dayan Santovac), один из старых владельцев Jazz Kafe самого популярного ночного клуба в Москве в середине девяностых. "Если бы он был здесь, точно нашелся кто-нибудь кто расправиться бы с ним", - добавляет он, одновременно сплевывая на пол в одном из баров, где мы договорились встретиться.
С багажом, превышающим 300 миллионов долларов (ходят слухи, что он бежал из Белграда с этими деньгами после свержения его отца), у него было бы достаточно средств для того чтобы вести беспутную жизнь в гедонистической столице России. Тем не менее, выходит, что его здесь нет.
ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ
В этом уверены абсолютно все. "Он в Казани, я тебе говорю. А не в отеле Sun в Иркутске, на берегу озера Байкал, в Сибири", - говорит Дайан. И объясняет: "Мой бывший повар работает в отеле Sun и не видел его там". Один американский корреспондент считает, что Марко вряд ли уехал далеко от Москвы, быть может, на несколько сотен километров: "Он ведет разгульную жизнь в окружении шлюх, в то время как его жена и сын остаются в Белграде".
Другие считают, что он в Санкт-Петербурге, а кто-то уверен, что Марко даже не покидал пределов Югославии. "Не думаю, что ему удастся приехать в Москву", - заявляет первый секретарь югославского посольства, в то время, как расправляется со свиной отбивной в шикарном ресторане Acteur в Москве. "Все его деньги хранились на счетах. Которые были заблокированы Коштуницей (Kostunica). Именно поэтому его отцу не удалось бежать┘".
Когда после обеда я спросил у сербского повара ресторана о том, бывал ли здесь когда-нибудь Марко, лицо этого человека, с многозначительной миной "я ничего не знаю", изменило свой цвет.
"Он такой же как Одай (Odai), сын Саддама (Sadam)", - бесконечное количество раз говорили мне сербы. Как и старший сын Саддама Хусейна (Sadam Hussein), Марко жил в окружении телохранителей с тех пор, как ему исполнилось 13 лет. Воспитанный в качестве будущего наследника, он начал заниматься предпринимательством как только окончил среднюю школу. Он сразу, подобно Одаю, который озолотил себя, нарушив эмбарго на иракскую нефть, стал одним из самых богатых людей Югославии, благодаря импорту сигарет, товаров торговой марки Nike, парфюмерии и других продуктов, что было прямым вызовом в адрес западных таран, объявивших блокаду Сербии. Его мать в этом деле была очень важна.
"Она делала для него все что угодно", - утверждает дипломат. Благодаря тому, что она возглавляла партию Фронт Левых, он пользовался специальными налоговыми льготами для импорта в страну алкогольных напитков, сигарет, нефти и других товаров. Если внимательно рассмотреть фотографию Марко, то в статной мужской фигуре можно увидеть черты его матери. Влияние отца было вторичным: "Мой отец перестал ругать меня, когда я купил себе свой восемнадцатый Ferrari".
Из-за того, что его бабушка и дедушка по линии отца покончили жизнь самоубийством, Марко всегда боялся, что его могут убить. "Каждый раз, когда ко мне подходила девушка, я подозревал, что это не из-за любви. Время от времени находится кто-нибудь, кто хочет меня убить", - как-то давно сказал он.
Московские сербы, бежавшие из Белграда от репрессий Милошевича почти десятилетие назад, испытывают к нему неприязнь достаточную для того, чтобы подать руку помощи журналисту, пытающемуся установить его местонахождение. Одни сербы, пообещавшие найти его по телефону, встретили меня неправдоподобной новостью: "Он в Африке, можешь за него не беспокоиться".
Наконец, дверь приоткрылась: появился человек (имени его я назвать не могу). Однажды ночью меня отвезли в отвратительный бар Sportland, являющийся частью ночного клуба Метелица, расположенный на одной из главных московских улиц - Арбате. "Сколько?", - спрашивает меня серб, блеснув золотыми зубами, на шее у него на золотой же цепи висит подвеска в форме слоновьей головы. Он говорит, что его зовут Влада (Vlada) и везет меня в самый модный ночной клуб города - Цепеллин. После нескольких больших глотков сливовицы у него развязывается язык. "Я работал у него телохранителем, когда он только-только приехал сюда и еще жил со своим дядей, - рассказывает он. - А сейчас на него работает мой брат"┘ Ночь делается бесконечной, а деньги капают.
Наконец, Влада отходит, чтобы позвонить. Через полчаса, он делает мне знаки, чтобы я подошел к нему. "На, получай его", - говорит он, протягивая телефон к моему уху. Скоро, полу оглохший от музыки, я начинаю кричать в трубку мобильного телефона, чтобы поговорить с Марко Милошевичем. Он открыто смеется надо мной. "Ты не сможешь найти меня, потому что все вы кучка тупиц. А я не так глуп, как мой отец, который сидел сложа руки и ждал, пока за ним за ним придут и как корову отведут на бойню".
Он говорит на английском с сильным акцентом, запинаясь, но, что меня действительно удивляет, так это его насмешки, крикливые, но не злые, как я того ожидал. Его смех был льстивым, заговорщическим, взрывами веселья маленького ребенка, хохотом Питера Пэна.
"Хочешь что-нибудь в стиле Шекспира, как все иностранные журналисты? Я дам тебе это", - бросает он мне, когда мы пытаемся перекричать бьющую хаус-музыку этого клуба: "Я принц Хелл, запомни хорошо, что я тебе говорю, и моя мать, Мирча, ты должен знать это".
Так же как и безответственный и вольный сын Генриха IV, который проводил время, проделывая всякие глупости, в то время как его враги нападали на королевство, на протяжении бомбардировок Югославии войсками НАТО, Марко покинул свой родной город, в котором задержался из-за строительства гигантского парка аттракционов - Бамбиленда, сербского варианта Диснейленда. В то время как в Белграде появлялись плакаты с надписями: "Слобо, куда спрятался Марко? Он в Косово?", он тратил миллионы и миллионы на строительство парка аттракционов.
УБИЙЦА АРКАНА?
Сравнение можно провести еще дальше, если вспомнить, что у принца Хелла был Фальстаф и как он с ним обошелся, у Марко тоже был Треф, Влада Ковачевич (Vlada Kovacevic): его приятель по автомобильным гонкам и компаньон в делах, который позже был убит. Говорят также, что и Аркан (Arkan), жестокий преступник и член сербского парламента, был убит Марко, потому что стал слишком влиятельным.
Так, принц Хелл изменился, пришел своему отцу на помощь и со временем превратился в короля Генриха V, а Марко исчез и все, точка. Его мать, которая некогда привела своего мужа к тирании, сейчас переживает унижение тюремного заключения вместе со спутником всей своей жизни. Его сестра находится под домашним арестом, за то, что стреляла в полицейских, пришедших за ее отцом. Его эффектная жена, Зорина (Zorina) "женщина с огромной силиконовой грудью", как ее описывают в прессе, вернулась в Белград вместе со своим маленьким сыном. Он остался один.
"Чего тебе не хватает больше всего из Югославии", - спрашиваю я его в тот самый момент, когда он грозился отключить телефон. "Ты проверяешь мой телефон, ты проверяешь мой звонок", - повторяет он. Мне показалось, что он отключился, но внезапно телефон вновь возвращает мне его голос: "Своих телохранителей, именно так. Они были преданными. Этих идиотов не интересует ничего, кроме денег. Их ничего не волнует".
Похоже, что он был расстроен, когда закончил разговор, одинокий щелчок на том конце Моторолы. Я думаю, что именно это и помогает ему продолжать действовать, даже в изгнании: его черный юмор маленького ребенка, чувство, что мир не дал ему всего того, что пообещал.
Насколько я смог узнать, он разговаривал со мной, погрузившись в ванну с джакузи. Когда я возвращаюсь, наполовину ошеломленный, за стол, Влада просит принести еще шампанского. "Послушай! Ты настоящий журналист?", - спрашивает он, не отрывая от меня взгляда. Затем он прищелкивает языком и вновь берется за стакан. "Мне плевать! Он такой же кровопийца как и его отец!".
