Никто не припомнит, чтобы какой-нибудь из президентов США в недалеком прошлом вызывал столь острую реакцию, прежде всего, в Европе, как президент Джордж Буш (George Bush) в связи со своим высказыванием по поводу "оси зла". Бросается в глаза, что лишь малая толика из этой лавины неудовольствия нацелена на содержание замечания Буша. В центре внимания оказались возможные мотивы высказывания президента: предстоящие выборы в Конгресс (так считает британский министр иностранных дел), американский империализм (так считает глава внешнеполитического ведомства ЕС), упрощенное мышление (так считает французский министр иностранных дел), тенденция изоляционизма и стремление к гегемонизму (так считаю немецкие газеты).
В действительности же президент поднял проблему, которая имеет центральное значение для международной безопасности. А именно, - проблему взаимоотношений между крупными, хорошо организованными террористическими организациями (как "Аль-Каида"), государствами, которые являются источником террора или способствуют ему (как Иран и Северная Корея), и государствами, которые разрабатывают оружие массового уничтожения или (как в случае с Ираком) применяют его.
До событий 11 сентября США и их союзники избегали проведения военных акций так долго до той поры, пока террористические акты не стали реальностью. Сдержанность соблюдалась точно так же, как в свое время в отношениях между ядерными сверхдержавами соблюдался принцип взаимного устрашения. Исходили тогда из того, что разумно мыслящее политическое руководство не будет предпринимать ничего, что бы могло привести к уничтожению своей собственной страны.
Однако, если оружие массового уничтожения попало в руки руководителей государств, которые применяют его против своих соседей или даже собственного народа (как Ирак), или которые начертали на своих знаменах политическое убийство или просто заставляют голодать сотни тысяч людей (как Северная Корея), или стран, что поддерживают террористические организации и захват заложников (как Иран), тогда такой сдержанности приходит конец.
Совершенно очевидно, что с тремя государствами, которые назвал президент, надо обращаться исходя из их позиции. Исключительно большую проблему представляет собой Ирак. По отношению к Ирану требуется более тонкая политика. Северную Корею с внутриполитической точки зрения можно сравнивать с Ираком, но там в последнее время, по крайней мере, заметно, что пытаются менять тон.
Меры дипломатического характера по отношению к Ираку оказались малоэффективными. Более успешными они оказались, что касается Ирана. В связи с этим государственный секретарь Пауэлл (Powell) дал понять, что США не предусматривают проведение военных операций против Ирана и Северной Кореи. В конечном счете, любая политика должна соизмеряться с тем, в какой степени она способствует минимизации риска для нашей глобальной безопасности.
НАТО - для целого поколения краеугольный камень безопасности для ее членов - не может оставаться в стороне от этого обстоятельства. То, что сейчас ведутся споры по поводу того, каким образом мы ведем борьбу против террора, объясняется также фундаментальными изменениями во внутренней политике многих европейских государств. В период "холодной войны" в качестве оппонентов политике США почти всегда выступали представители левых сил. Поддержку Вашингтон находил у правительств (в большинстве своем - консервативных). Сегодня левоцентристские правительства в Европе оказываются под обстрелом антиамериканских лозунгов с левого фланга со стороны партий, на которые они опираются. Возможно также потому, что очень велико разочарование в связи с проводимой этими левоцентристскими правительствами консервативной экономической политики. И поскольку правительства не только льют на мельницу своего левого радикального крыла воду, но они молчат по поводу антиамериканских происков или даже подключаются к антиамериканскому хору.
Этому процессу способствует смена поколений. Первое поколение европейских руководителей в Атлантическом альянсе нарабатывало свой опыт еще во время, когда Европа была центром мировой политики. Впрочем, эти политики возглавляли страны, которые оказались обедневшими и обескровленными в результате мировой войны. Они понимали, что последний шанс, обещающий приемлемое будущее, - это Союз, а не ненадежный нейтралитет, которого добивались некоторые группировки левого толка. Для консервативных глав государств того времени вопрос о нейтралитете тогда не стоял.
Относительно сегодняшних угроз такого консенсуса не существует. Нападки на Америку вроде того, что она присвоила сама себе право на насилие, что она видит только самое себя и в своих действиях руководствуется эмоциями - точно такие же лозунги можно было слышать во времена "холодной войны" - стали, между тем, стандартными и для европейских интеллектуалов и средств массовой информации. Правительства оказывают всему этому лишь бессильное сопротивление.
Тенденция "прочь от Америки" усиливается и потому, что последние три месяца основной внешнеполитический интерес европейских правительств обращен на процесс объединения, происходящий в Европейском союзе, - на историческую задачу, от решения которой США полностью исключены. Многие европейские лидеры ищут европейскую идентификацию в обособлении и часто даже в оппозиции к Америке. Европа концентрирует свое внимание на соглашениях бюрократического и конституционального характера, которые необходимо принять в ходе переговоров, чтобы интегрировать более двадцати стран с предельно разной историей, разными языками, а порой и культурой. Американцы одновременно прославляют несравненность своей растущей изоляции и объявляют ее обязательной для остального мира.
Не делает более приятной будущую перспективу глубокая пропасть, образовавшаяся между Европой и США в военной сфере. Военное превосходство, которого США добились по отношению к остальному миру, не имеет аналогов в мире. Ни сегодня, ни в обозримом будущем не найдется страны или группы стран, которые были бы в состоянии бросить США военный вызов. Тот факт, что они не могут рассчитывать на какой-то иной шанс, искушает их прибегать к действиям, которые находятся за порогом обычных, то есть, к совершению террористических актов.
Разумеется, люди по эту и ту стороны Атлантики не проявляют единодушия в оценке и решении возрастающей проблемы терроризма. Но политические руководители здесь и там должны всегда помнить, сколь важно, чтобы страны демократий придерживались друг друга в этом взбудораженном мире. Соединенные Штаты являются должниками своих союзников в плане предоставления ясной информации, они должны сказать партнерам по Союзу, какие цели они хотят, в конечном счете, достичь.
Если государственные руководители наших союзников хотят сохранить хорошие отношения с нами, они тогда должны позаботиться, чтобы США больше не представляли в качестве карикатуры, карикатуры на стреляющего без разбору, жадно поглощающего все колосса. Ведущие европейские политики должно усвоить одно: заставившее себя задуматься американское руководство давно поняло, что создание единого международного порядка глубоко противоречит характеру других наций. Такая политика ведет к изоляции и усиливает позиции антиимпериализма. Превращать любую проблему в испытание своей собственной силы - не в долгосрочных интересах США.
Основная черта нашей внешней политики всегда состояла в одном, надо признаться, подчас наивном стремлении придерживаться силы наших идеалов. Военное насилие мы применяли всегда лишь против внешней агрессии. Господствующей идеей американской внешней политики всегда являлось применение военной силы для восстановления консенсуса. То, кто не может следовать этому, тому полагается соответствующий ответ.
Понимают ли европейцы опасности так, как их понимаем мы? Или разделяют ли они нашу точку зрения и выступают лишь против военных средств в деле обороны? А если не хотят обороняться, то в чем заключается альтернатива? Если "присутствие" равносильно вмешательству, что понимается в психологическом плане в смысле умиротворения врага, тогда мы можем для этого использовать другое слово: "appeasement", иными словами, веди себя спокойно.
К каким изменениям привело дипломатическое "вмешательство"? Что, например, удалось тогда достигнуть визитом британского министра иностранных дел в Тегеран? Ничего. Предложенная Лондоном кандидатура посла в Иране была отклонена. И действительно ли что-то изменилось в поведении Пхеньяна по отношению к остальному миру в результате визита делегации ЕС?
Разумеется, когда имеешь дело с такими правительствами, как в Иране и Северной Корее, существует определенное дипломатическое пространство. Но мы должны принять принципиальное решение, какой путь мы собираемся избрать. Ведь, в принципе речь идет об усилении в этих странах в существующих структурах умеренных сил, например, тех, которые собрались в Иране вокруг президента Моххамада Хатами (Mohammad Chatami). В частности, важно, оставаться в контакте с аятоллами, но это не должно привести к еще большему усилению их позиций.
Как и прежде, мы решаем проблему оружия массового уничтожения, которое находится в руках тех государств, которые Джордж Буш причисли к "оси зла". Еще важнее создать на долговременной основе систему, которая бы делала невозможным приобретение ядерного, бактериологического и химического оружия другими государствами. Если цивилизованный мир должен выжить, нам необходимо как можно скорее принять меры. Но Америка не в состоянии сделать это в одиночку.
Поэтому в этом пункте угроза со стороны терроризма сливается воедино с требованием мирового порядка. Это вызов нашей управленческой силе и дальновидности. В этом плане администрация Буша отреагировала на кровавое нападение на Америку, совершенное 11 сентября, подобающим образом.
