Я знаком не только с Герхардом Шредером (Gerhard Schrоеder), я знавал и других, в ту эпоху, когда они были "Молодыми социалистами". И я знаю, кем они стали, какой бы ни была их эволюция.
Эволюция Герхарда Шредера - поразительна. Признаюсь, вначале, когда он выставил свою кандидатуру на пост канцлера, и когда он занял этот пост, я отнесся к этому скептически, я говорил себе: вот человек, исполненный прагматизма. Само по себе это хорошо, конечно, но я спрашивал себя, сможет ли он перейти границы прагматики возможного. Потом я с удивлением обнаружил, что он быстро освоился с задачей канцлера, в том числе и во внешней политике. Я не верил, что это у него получится так быстро.
Конечно, ему потребовалось время, чтобы обеспечить себе пост главы партии.
Партия приняла его, но нельзя сказать, что она его любит. Его достоинство не позволяло ему домогаться любви. Но я думаю, что своей работой он завоевал симпатию партии. Поскольку он - настоящий труженик. Слово "трудяга" обычно используется в уничижительном смысле, но за Шредером скрывается одна политическая истина, которая все больше убеждает меня. Вот почему он может рассчитывать на мою критическую поддержку.
К моему удивлению, Герхард Шредер, оказался "палочкой выручалочкой". Не прибегая к уверткам, он назначал на пост министра культуры людей, которые сосредоточили в своих руках дела, оставленные без внимания их предшественниками. Первым стал Михаэль Науман (Michael Naumann), ему удалось то, чего не удавалось никому в Германии на протяжении долгих десятилетий: он вынес на обсуждение вопрос о культуре, рискуя превратить споры о ней в настоящую войну. Его последователь Юлиан Нида-Рюмелин (Julian Nida-Ruemelin) продолжил эту деятельность, но в более скромной форме.
Герхард Шредер сам не раз говорил о своей любви к живописи, но всякий раз добавлял, что его отношение к литературе не столь определенно. Здесь, я должен заметить, он грешит излишней скромностью. Как-то, во время одной из бесед, я рассказал ему, что дом Вольфганга Кеппена (Wolfgang Koeppen) в Грейфсвальде разрушен, и что коммуна не имеет средств на ее реставрацию, и он неожиданно предложил мне помощь: "Кеппен, его книга "Das Treibhaus" ("Теплица"), - этот автор оказал на меня большое влияние, когда я был молод. Этим вопросом должны заняться в Бонне". Он читал книгу, и тотчас же пришел на помощь - не из милосердия, а потому что знал, о ком идет речь. Он принял участие в реставрации дома, где родился Вольфганг Кеппен, чтобы сохранить память об этом значительном авторе.
Подобные действия вряд ли были бы возможны, не утруждай себя канцлер и парламент принятием решений. Ибо приходится констатировать (и это касается не только Германии), что, начиная с 80-х годов, под воздействием неолиберализма, естественной прерогативой правительства сделалась экономика. Невозможно всерьез рассчитывать на личное решение канцлера, поскольку последний не может представить в Бундестаге законопроект, не заручившись поддержкой промышленников.
Существует форма зависимости, которой подвержена фактически суверенная инстанция: парламент. С некоторых пор канцлер располагает очень небольшим пространством для маневра. В рамках возможного, Шредер, однако, принимает решения, и может настаивать на их выполнении. Он знает, что для успешного выполнения задачи необходим компромисс. Условием компромисса является консенсус - излюбленный термин канцлера. После трудной начальной стадии и, несмотря на значительное сопротивление со стороны ХДС/ХСС, ему удалось провести ряд реформ. Это говорит в пользу его способа руководства правительством. Я желаю ему улучшения конъюнктуры, чтобы те скромные возможности, которыми он обладает, будучи главой правительства, могли бы быть использованы в этом реформировании. Дел остается предостаточно.
Прежде всего, нам необходима реформа образования. Полномочия федеральных земель делают задачу сложной, но нужно решать этот вопрос, несмотря ни на что. Мы также нуждаемся в реформе системы здравоохранения - даже если до сегодняшнего дня никому, включая министров от Христианских демократов, не удалось ее осуществить. В этой сфере, конечно, многие лоббисты настаивают на своей позиции. Но последние не могут быть субститутом демократии, напротив, у них совсем мало точек соприкосновения с ней. Прежде всего, необходимо вернуть суверенитет парламенту. Однако Герхард Шредер не смог бы в одиночку справиться с этой задачей.
Я думаю - и именно этого я жду от политика - что Шредер не строит двойственных отношений с властью. Очевидно, что он не ищет власти как таковой, но предпочитает использовать полномочия, вверенные ему - не только защищая свои позиции, но и действуя на благо общества в целом. Это не пугает его. Я думаю, что дело обстоит именно так.
Слишком смелым будет утверждать, что он стоит ближе к предпринимателям, чем к государственной службе. Когда речь идет о серьезных вещах, как, например, о "Союзе во имя труда", общественные организации сами оставляют его. Они уходят в сторону - и сегодня платят налоги, как им того хочется. Они всегда хотят слишком многого, но не держат обещаний. Налоговое законодательство изменено по их требованиям, но в сфере занятости ничего не происходит; а что касается сокращения дополнительных часов - то этот вопрос снят с повестки дня. Я надеюсь, что увеличение дополнительной занятости будет урегулировано специальным законом, и что будут установлены ограничения. В этом вопросе необходимо принять решение. Я возлагаю определенные надежды на Герхарда Шредера и во внешней политике. Мы часто говорим об этом. Перед лицом ужасающих террористических актов в США, быть может, теперь при выборе политики следует задаться вопросом о причинах всей этой ненависти, и о ее следствии - терроризме.
Когда конфликт Востока и Запада определял повестку дня, Вилли Брандт (Willy Brandt), который возглавлял тогда комиссию Север-Юг, нашел в себе смелость подчеркнуть, что в будущем следует ожидать конфликтов совсем иного характера. В то время, к сожалению, никто не принял его слов всерьез, даже внутри его собственной партии. Однако было просто необходимо внимательнее отнестись к его предупреждениям. Если мы действительно хотим победить терроризм - и эта задача последующих лет - мы уже сегодня должны дать себе отчет, что одной силой оружия этого не добиться. Напротив, нужно еще очень многое сделать в сфере развития.
Как того и требовал Вилли Брандт, необходимо выработать такой мировой экономический порядок, в котором страны третьего мира смогли бы выйти на европейские рынки. До настоящего времени США и некоторые европейские страны препятствовали этому. Однако таково основное условие, если мы хотим лишить терроризм его базы. Я надеюсь, что Герхард Шредер подойдет к рассмотрению этого вопроса вместе с другими европейскими правительствами, даже если США и не последуют их примеру, что весьма вероятно.
У меня нет принципиальных возражений против возможной интервенции Бундесвера. Но по поводу войны в Афганистане, такие возражения у меня есть, чего не было во время косовского конфликта: США, будучи единственным лидером и единственной сверхдержавой, перевели дело в совершенно недопустимый регистр. Увы, предложения действующего американского президента продолжают вызывать тревогу, например идея "крестового похода". Когда канцлер говорит о "солидарности" с Америкой, я могу с ним согласиться, но когда он прибавляет слово "безусловный", я - принципиально против. Поскольку, когда являешься кому-то другом, должна быть возможность разделить его успех и удержать от ошибки. Ибо в настоящий момент США вновь угрожают допустить ряд ошибок, которые могут привести нас к похоронам мира.
Я хотел бы посоветовать Герхарду Шредеру, обратить свои взоры, что вполне соответствует традициям СДПГ, в сторону левого крыла, на человека, ставшего основателем ревизионизма, я имею в виду Эдуарда Бернштейна (Eduard Bernstein). Я сам являюсь ревизионистом и сторонником Бернштейна. Шредер - также ревизионист, в лучшем смысле слова. Ибо традиция, восходящая к Бернштейну - лучшее средство понять, что пристало социал-демократу. Жестокие споры между Бернштейном, с одной стороны, и Каутским (Kautsky) и Розой Люксембург (Rosa Luxemburg) с другой, привели к созданию программы, принятой в Бад-Годесберге. В то время многие левые скептически отнеслись к ней. Но не будь этой программы, Вилли Брандт не стал бы канцлером Германии.
Я особенно ценю в Герхарде Шредере одну редкую для политика черту - он умеет слушать и воспринимать критику. Я думаю, что он долго учился этому. Мне случалось видеть, как он выслушивает упреки на крупных форумах, и в наших разговорах он всегда желал получить критические замечания.
Но эти замечания не растворяются в воздухе, они остаются в его сознании. Это становится очевидным после принятия ряда решений. У меня есть ощущение, что он синтезирует полученную критику, усваивает чужой опыт, а в контакте с обществом число точек зрения только увеличивается. Именно эту черту, хотя и выраженную в другой форме, я ценил в Вилли Брандте. Подобно ему, Герхард Шредер умеет слушать и использовать то, что услышал.
Данный текст представляет собой послесловие к книге Детлефа Гюртлера "Герхард Шредер: тот, кто ждет нас, тот, кто останется, портрет в форме размышлений и цитат", недавно вышедшей в Германии (издательство Lardon)
Перевод с немецкого Даниэль Аржеле
