Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Дочь нацистского кошмара

Впервые воспоминания были зафиксированы ею на бумаге в начале 60-х годов, в Болонье, это произошло ╚почти случайно╩

Дочь нацистского кошмара picture
Дочь нацистского кошмара picture
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Она ни капли не жалела о том, что оставила своих детей. И еще меньше √ о том, что носила униформу СС, - которая до сих пор хранилась в шкафу, как реликвия. Она сама рассказала своей дочери о своем аресте в Аушвице, в момент освобождения лагеря. ╚Она сказала мне: - после смерти фюрера, я почувствовала себя уничтоженной. В нацизме была моя жизнь! √ Как же так? √ Это было столь прекрасно!

В 34 года Хельга Шнайдер находит свою мать и узнает, что та бросила ее, чтобы сделаться капо в Аушвице. Сейчас Хельге 65 лет, и она , наконец, рассказывает свою историю.

У матери Хельги Шнайдер самая обыкновенная голова. Ничто в лице этой пожилой дамы, седовласой, такой тонкой и хрупкой, принужденно улыбающейся перед камерой, не выдает в ней воинствующую нацистку 30-40-х годов, члена Ваффен-СС. Ничто при взгляде на это хрупкое создание, не заставит подумать, что она была охранником в лагерях смерти Равенсбрюке и Аушвице-Биркенау, и что она была осуждена на Нюрнбергском процессе в 1946 году.

Ничто не выдает ее, разве что подбородок, который начинает подрагивать, когда ей задают неприятный вопрос. "Подбородок! Подбородок!" - повторяет ее дочь Хельга, тыча в экран телевизора пальцем, как если бы это старческая дрожь было бы признанием. Репортаж RAI был сделан в 1998 году, и Хельга записала его на кассету. Тогда дочь увидела свою мать во второй раз после 1941 года. Итальянская бригада журналистов отправилась в Австрию на поиски бывших капо, и нашла старушку в одной из богаделен в пригороде Вены. Женщина не испытывает угрызений совести. Мы видим ее лицо крупным планом. Подбородок дрожит у нее скорее от гнева. Она говорит, вернее, изрыгает слова: да, она была в СС. И что? Седовласый монстр улыбается. У Хельги Шнайдер слезы выступают из глаз. Она резко останавливает кассету.

Сидя в гостиной, одновременно являющейся рабочим кабинетом, в своей маленькой квартире в Болонье, на севере Италии, Хельга, которую туринская газета "La Stampa" нарекла "дочерью кошмара", пытается вспомнить, куда она могла положить фотографии своей матери. Всего у нее их три. Две она взяла сама, в 1971 году, во время их первой встречи. Она сравнивает свою мать с "призраком" или "молнией". Думает ли она, что "мерзость" может быть передана ей с генами, как светлые волосы и голубые глаза? - наследство от матери, с которой она сохраняет абсолютное сходство, о чем говорит с дрожью в голосе.

Быть может поэтому Хельга Шнайдер, которой сегодня 65 лет, отдала полжизни на возвращение в детство, в Берлин, к этой матери, наконец, к безымянной матери, которая бросила своего мужа и двух маленьких детей в 1941 году, и никогда больше не дала знать о себе, эта невозможная "мамочка", непроизносимое слово, которую Хельга сначала, "по наивности" хотела ненавидеть? В книге, посвященной матери, Хельга не дает ответа на этот вопрос. Книга "Отпусти меня, мама" написана по-итальянски, на ее втором языке, и вышла в Милане в 2001 году в издательстве "Adelphi", и этой весной была переведена на французский Робером Лаффоном (Robert Laffont). "Эта книга - головоломка, в которой не достает многих частей", - замечает автор. Плащ Арлекина, полный дыр и загадок. До 34-летнего возраста Хельга Шнайдер ничего не знала о своей матери, кроме того, что она родила ее в Вене, и посреди войны оставила семейный очаг. "Я узнала девичью фамилию матери лишь в 1971 году, благодаря моему другу, которому удалось найти в книге записей актов гражданского состояния в Вене данные о пяти разведенных женщинах, носивших фамилию Шнайдер. Я написала пяти этим женщинам. Одна из них мне ответила - моя мать. Но о ее детстве мне ничего не известно, лишь то, что у нее было 3 сестры. И я не знаю, какой была ее жизнь между 1949 и 1971 годом, с того момента, как она вышла из тюрьмы и до того, как я впервые поехала к ней, вместе с моим сыном Ренцо".

Есть вещи, о которых Хельга Шнайдер не знает. И есть то, что ей известно, но не попало в книгу. Есть вещи, которые она держит в себе, словно подвешенные в ее душе, то о чем она не может рассказать. Но иногда из нее вылетает. Например, вспоминаются оскорбления бабушки по отцовской линии, которая ненавидела Гитлера (Hitler) и называла свою невестку "нацистской шлюхой". Жестокие слова, оскорбления, обличительные речи, - Хельга Шнайдер не верит им. В книге есть поразительная сцена - когда бывшая капо из Аушвица хочет сделать своей дочери подарок ("потому что это ей может пригодиться"): горсть золотых украшений, украденных у заключенных. Хельга Шнайдер отказывается назвать поступок своей матери - который ей в высшей степени омерзителен - чудовищным: "Этот поступок не был ни чудовищным, ни вызванным любовью. Это был бесчеловечный жест, эгоистичный и глупый: как можно подумать, что можно купить свою дочь за золото, за это золото?".

В принципе, в истории Хельги Шнайдер нет ничего необычного: сотни тысяч "детей Гитлера", если воспользоваться заглавием книги Джеральда Л. Поснера (изд. "Альбен Мишель", 1993), пережили подобную драму. Некоторые из них публично засвидетельствовали это, например, Никлас Франк (Niklas Frank), чья автобиография была опубликована в Германии (Der Vater : eine Abrechnung, Münich, Bertelsmann, 1987), а затем в США ("В тени Рейха", New York, Alfred A. Knopf, 1993). Однако среди них редко услышишь голоса женщин. Еще более редки немецкие семьи, где жены переодевались в нацистскую форму. В этом - оригинальность книги "Отпусти меня, мама". В то же время, это уже не первое опубликованное автобиографическое сочинение Хельги Шнайдер. Книга - последний плод долгого распутывания нити памяти в письме, и этот опыт глубоко неординарен.

Впервые воспоминания были зафиксированы ею на бумаге в начале 60-х годов, в Болонье, это произошло "почти случайно". Молодая жительница Берлина, по завершении трудного "австрийского" периода своей жизни, за несколько месяцев выучив итальянский язык, решила попробовать себя в качестве журналиста. Она редактирует интервью в национальных газетах, а остаток своего времени проводит в писании для себя, к большому огорчению своего мужа Элио (Elio), реставратора, который "несмотря на ее ум и независимость" все же предпочел бы видеть ее в более традиционном амплуа "матери своих детей". Но Хельга была ею только мысленно. "Я всегда мечтала стать писательницей", - говорит она, и в ее голосе смешиваются искренность, нарциссизм и энергия, которая, очевидно, и помогла ей не отступить. Все, что она пишет, не имеет никакого отношения к политике и нацизму. Когда она покинула Берлин в 1948 году в возрасте 7 лет, она была ребенком, глубоко потрясенным, восстающим против жестокости мира: "Я думала о Германии, как о стране, что причинила мне боль. Я ненавидела весь мир", - вспоминает она. В Зальцбурге, где прошла ее юность, и где она изучала литературу и изящные искусства, "молодая разгневанная женщина", как она описывает саму себя, больше не интересовалась процессами над нацистскими высшими чинами, о чем только и писали газеты. Политика наводила на нее тоску, она не ходила на выборы. Она обожала любовные романы. Она была бедна и стремилась выжить. Поссорившись с теми, кто остался от семьи, она замкнулась в книгах, пожирая все подряд. Достоевского и Карла Мея, Ибсена, Шиллера, Гете и Кафку. Ее мать? "Я никогда не думала о ней".

Лишь в 1966 году, в Болонье, после рождения своего сына Ренцо, Хельга Шнайдер "начала ощущать ее отсутствие. Отсутствие матери". Когда ее сыну исполнилось 4 года, возраст, в котором она сама потеряла мать - она отправилась на поиски, с помощью вышеназванного венского друга, которого она попросила посмотреть книгу записи актов гражданского состояния. "Поскольку отец никогда ничего не рассказывал, я подумала, что мать ушла с другим мужчиной. Я готова была все простить". Первая встреча состоялась в 1971 году в маленькой венской квартире, где жила тогда мать Хельги Шнайдер. И это был настоящий шок. Шестидесятилетняя женщина, открывшая дверь, не испытывала никакого раскаяния. Она ни капли не жалела о том, что оставила своих детей. И еще меньше - о том, что носила униформу СС, - которая до сих пор хранилась в шкафу, как реликвия. Она сама рассказала своей дочери о своем аресте в Аушвице, в момент освобождения лагеря. "Она сказала мне: - после смерти фюрера, я почувствовала себя уничтоженной. В нацизме была моя жизнь! - Как же так? - Это было столь прекрасно!. Я до сих пор вспоминаю эти слова", - почти шепчет Хельга Шнайдер. Маленький мальчик слушал их, ничего не понимая. Потрясенная Хельга выскочила из квартиры вместе со своим сыном и тут же направилась в Болонью. Ее муж Элио ничего не знал об этом "землетрясении".

Жизнь вошла в обычную колею, как будто бы ничего и не происходило: "Я решила забыть эту первую волну нахлынувших чувств, я решила забыть мою мать", - объясняет Хельга. Произошла лишь одна перемена: она принялась читать, на итальянском, книги по истории; она открыла для себя захват Польши, русский фронт. Она продолжала писательские опыты, набивая ящики стола романами, которые так и не увидели света. После смерти мужа в 1985 году, она еле-еле могла свести концы с концами.

"Ключевой стала не моя встреча с матерью, но интервью, взятое журналистом "La Stampa" Габриэле Романьоли. Это случилось в 1994 году. Мой первый роман, "La Bambola decapitata", только появился, и следовало написать о нем несколько строк. Романьоли позвонил мне из Турина: он хотел знать, где я нахожусь, узнать как я живу - чтобы закончить статью. Неожиданно, я взорвалась: Берлин, моя мать, СС. Он стал первым человеком, которому я поведала свою историю". Журналист, конечно, раскритиковал роман - "не так уж страшно", говорит Хельга Шнайдер - и посвятил целую страницу истории маленькой немки, назвав ее "дитя нацистского кошмара". Именно он подтолкнул Хельгу оставить вымыслы и начать писать о своей жизни. За четыре месяца она написала свое первое биографическое сочинение, где поделилась своими детскими воспоминаниями, воспоминаниями ребенка, окруженного войной и нацистским тоталитаризмом. Этот текст, "Il Rogo di Berlino" появился в 1995 году в издательстве "Adelphi". Он был переиздан несколько месяцев спустя в школьной серии. Для Хельги этот успех был подобен "удару молнии". Началась новая жизнь: "С выходом "Il Rogo" мир признал меня. Я стала писателем!", - с гордостью говорит она. Последовали другие книги: "Бранденбургские ворота" (Rizzoli, 1997) и "Il Piccolo Adolf non aveva le ciglia" (Rizzoli, 1998), обе они говорят, в разных регистрах, о Берлине и о нацизме. Слова выталкивают на поверхность образы, и в месте с ними поднимаются, точно пузыри из воды, - лица, крики, запахи, шум падающей бомбы. "Я пережила историю на собственной шкуре, и потом долго старалась забыть это". Не напрасно она изучает работы историков, документы и архивы. В 60 лет она дешифрует темные страницы нацизма. "Я как будто бы снова оказалась в школе", - говорит она. Но ее мать, появившись в нескольких строках "Il Rogo di Berlino", оставалась под запретом.

Потребовалась настойчивость журналистов RAI, чтобы убедить Хельгу Шнайдер совершить с ними второе путешествие в Вену, в 1998 году. Несколько месяцев спустя после репортажа из хосписа Хельга прибыла в Вену. Без камеры, но со своей двоюродной сестрой, единственной, к кому она прислушивалась. Именно об этой ужасной, мучительной встрече и рассказано в книге "Отпусти меня, мама". Книга в будущем году должна появится в Германии, а также в Австрии, где до сих пор живет старушка. Она не знает, что дочь ее пишет книги. Не знал об этом и отец Хельги, умерший в 1980 году. Сама писательница мечтает о Берлине, она никогда больше не поедет в Вену. "Города - невиновны, я потратила всю мою жизнь, чтобы это понять", - улыбается она. Именно встреча с кузиной, с которой они не виделись с 40-х годов, побудила ее вновь заговорить на родном, немецком языке. Хельге до сих пор не хватает словарного запаса и она не отваживается писать: "Как если бы часть моего тела онемела, как если бы мне пришлось догонять кого-то. Но я заново учусь, и дело тут не только в работе. Я очень хочу вернуться к своему языку, мне его не хватает также, как и Берлина". Хельга Шнайдер нашла свой путь. И этот путь от книги к книге - огромен.