Дискотеки для молодежи деревни Шошельцы в эту среду не будет. У человека, обычно включающего по вечерам на несколько часов старый дизель-генератор, от которого питается кассетный магнитофон в разваливающейся столовой, выходной. После недельной изоляции из-за глубокого снега в деревню снова заглянул автобус, который связывает маленькую деревню лесорубов на севере России с внешним миром. Человек, который дает электроэнергию, уехал на нем в ближайший крупный поселок.
Лариса может это понять. 15-летняя девушка накрасила губной помадой губы, надела белую меховую шапку и пошла к подругам на нижнюю улицу из двух, которые есть в деревне. Там они стоят в глубоком снегу, хихикают, сплетничают и делают вид, будто все нормально. Они, по их словам, охотно бы стали парикмахершами или занимались бы чем-нибудь, связанным с косметикой. Но девушки понимают, что ждет их одно: борьба за выживание.
Шошельцы - умирающий населенный пункт в богатой лесами Архангельской области. Он стоит в нескольких десятках километров в стороне от обледенелых дорог, по которым громыхают грузовики со своим грузом древесины. В течение пяти десятилетий здесь шла сплошная рубка. Теперь лесная промышленность пошла в другие районы, а за ней потянулись сильнейшие из деревенских жителей. Остались старики и многодетные семьи, те, у кого нет денег, чтобы обрести почву на другом месте, или те, кто устал от переездов.
Пенсия - 60 евро в месяц
Из 800 жителей в деревне остались 200 человек. Вместе с ними выжидает и Братислава Дамбровская. Раскованная в поведении женщина с короткими седыми волосами, маленьких очках работает здесь более 30 лет акушеркой. И не только акушеркой. Она лечит опухоли, делает несложные операции, вырывает зубы, зашивает раны, вправляет грыжу. Ей сейчас 55 лет и, таким образом, она по российским законам - пенсионерка. "Но не работать я не могу, - говорит она, - сюда, ведь, врачи больше не приезжают".
Иными словами, она продолжает работать, тратит свою пенсию, чтобы покупать в более крупном поселке, до которого надо добираться целый день, медикаменты. Поскольку государство оказывает только неотложную медицинскую помощь, многие пациенты вынуждены идти к ней. Деньги зарабатывают только несколько человек, которых забирает на работу, если деревню не заносит снегом, лесозаготовительная фирма. 80 пенсионеров живут на пенсию, которую автобус, если пробьется, привозит с почтой. Пенсия в связи с тем, что тяжелые условия жизни из-за северного климата, который определяет Северный Ледовитый океан, составляет в пересчете 65 евро. Это в среднем больше, чем по России, но и ее не хватает на жизнь.
"На честно заработанные деньги отсюда вряд ли выберешься", - говорит Братислава Дамбровская. Она сидит за письменным столом так называемого пункта по оказанию первой помощи. "Больница" - написано каракулями мелом на обитой жестью голубой входной двери. Белый деревянный стол служит в качестве тахты, на нем - стопка застиранных простыней. Весы. Деревянный шкаф с медикаментами. На полке расставленные по алфавиту и годам карточки больных и новорожденных. Воздух влажный, чувствуется запах йода. "Раньше здесь у нас были врачи, я могла отправлять больного на самолете", - вспоминает акушерка. В семидесятые годы на аэродроме, что за деревней, самолеты садились два раза в день. Сегодня женщина может полагаться только на себя: без телефона, без машины, часто без света. Если кто-то постучит ночью, она спешит в темноте по снегу со своими чемоданчиками к тем, у кого открылась язва желудка, у кого не хочет больше биться сердце.
Приемная Дамбровской, небольшой магазинчик за углом, раз в неделю автобус - все это создает в этой пустыне какую-то видимость прежней нормальной жизни. Однако жители чувствуют себя списанными органами власти со счетов, отрезанными от прогресса. Жилищное управление начало продавать доски, двери и оконные рамы покинутых домов, их увозят грузовики. "Такое чувство, будто кто-то говорит: идите на кладбище и умирайте!" - делится наболевшим акушерка.
Возвращение к бартеру
Лесная промышленность оставила на просторах России много подобных населенных пунктов. Только в Виноградовском районе, в состав которого входят Шошельцы, их насчитывается больше двадцати. Постоянно встречаешь заколоченные гвоздями, прижатые снегом деревянные дома, в которых больше никто не живет. Иногда там еще встречаются старые люди. Что бросается в глаза в Шошельцах, так это дети. 27 из них учатся после обвала школьного здания в обычном доме. Хотя жизненный уровень поддерживается за счет возврата к натуральному хозяйству и мене, юноши и девушки не совсем потеряли стремление к образованию и цивилизованности.
Снимки сделанные со спутников, свидетельствуют, что еще в 1963 году здесь преобладали девственные еловые, пихтовые и сосновые леса. 40 лет спустя, на снимках можно видеть голую, как шахматная доска, местность или молодые лесонасаждения. Масштабные заготовки леса без последующего нормального его восстановления уничтожают не только старое богатство. Ели и сосны, которые в условиях долгих зим и морозов до минус 40 градусов растут медленно, уступают место быстро приживающейся и растущей березе и осине, которые, однако, не интересны лесной промышленности. Им нужна древесина хвойных деревьев. В силу удлинения транспортного плеча стала нерентабельной также транспортировка древесины на сортировочные пункты и пилорамы. Пилы двигаются в северо-восточном направлении, в последние девственные леса Европы.
Шум гусеничных машин и пил заглушает треск тяжело падающих деревьев. Пахнет смолой, которая сочится из поваленных стволов. Гусеничная машина LP 19В снова и снова вгрызается в пихту и спиливает ее. На одно дерево, которое росло 100, 200 лет, хватает меньше минуты. Большое ли оно или маленькое, толстое или тонкое, все, согласно российскому Лесному кодексу, должно быть спилено. Бесчисленное количество молодых деревьев вместо того, чтобы расти, валяется где-нибудь по дороге как ненужные отходы.
Рабочие бригады пилят аккордно, пилят для бумажных фабрик и лесопильных заводов, для российских и немецких потребителей. Норма - около 146 кубометров в денЬ. Лесорубы спилили только 100, это, примерно, 200 деревьев. Молча смотрит на эту резню Алексей Ярошенко. "Люди, к сожалению, разрушают свое собственное будущее, - говорит активист российского отделения природоохранной организации Гринпис. - Если бы наша лесная промышленность была эффективнее, подросли бы новые леса и нам было бы не нужно заниматься почти не приносящим прибыли уничтожением старых лесов, не вымирали бы деревни". Поскольку восстановлению лесов уделяется мало внимания, запасы древесины у лесной промышленности оскудели. Теперь она вырубает и девственные леса. При этом государство, которому они принадлежат, зарабатывает на одном кубическом метре древесины, а это одно-два дерева, лишь около одного доллара. Несмотря на разбойную, опустошительную вырубку лесов, многие лесозаготовительные фирмы жалуются, что несут убытки.
Вырубка девственных лесов - это проблема, к которой должна обратиться ООН. На следующей неделе на саммите Организации Объединенных наций, посвященном биологическому многообразию, предстоит рассмотреть вопрос о сохранении последних девственных лесов. В случае с лесами в Двинском районе области Гринпис предлагает сохранить их треть в качестве защитной зоны, то есть, вырубить только часть, что не должно повлечь экономических потерь. Но этому препятствует российский Лесной кодекс, требующий проведения сплошной рубки. Согласно Гринпис, такие страны, как Германия, которая давно вырубила свои леса, должны вносить деньги в международный фонд, чтобы мотивировать, например, Россию к сохранению находящихся на ее территории европейских девственных лесов. Такие леса находятся не только в Архангельской области, но и в республиках Карелия и Коми, а также в Мурманской области.
