Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Первый эшелон Освенцима

За первым эшелоном последовало еще 80

Первый эшелон Освенцима picture
Первый эшелон Освенцима picture
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Долгое время, Иосиф и Симон, двое из семерых живущих ныне ╚пассажиров╩ первого эшелона, не могли говорить об этом. Потому что думали, что им не поверят или сочтут их безумными. И сегодня, когда они готовы исполнить ╚долг памяти╩, они не могут передать словами эти нечеловеческие страдания. Лишь в обрывках фраз можно услышать о крайнем садизме некоторых из палачей, заставлявших, например, отца избивать своего сына, а затем сына √ избивать отца, а в случае отказа убивавших обоих ╚как собак╩

27 марта 1942 года 1112 французских евреев были посажены в Дранси и Компьене на поезд, конечный пункт следования которого был неизвестен. 22 из них удалось вернуться, а семеро живы до сих пор. Иосиф Рубинштейн (Joseph Rubinstein) и Симон Гутман (Simon Gutman) рассказывают о первом путешествии в ад лагерей.

В тот день 27 марта стояла отличная погода, небо было безоблачным, когда 4000 евреев, содержавшихся в лагере Дранси, были собраны на главной площади, во дворе здания в форме буквы П. Вот уже 7 месяцев, как нацисты пригоняли сюда евреев-иностранцев, в большинстве своем - рабочих, которые были арестованы во время облавы 20 августа 1941 года французской полицией в 11 округе Парижа.

Немецкий офицер прокричал поочередно имена 565 человек и приказал каждому сделать шаг вперед из строя. Среди них были 23-летний Иосиф Рубинштейн и 18-летний Симон Гутман, которые, недолго думая, выполнили приказание. В течение четверти часа вышеназванные 565 мужчин должны были собрать свои вещи в мешки и узлы. Они поняли, что готовится организованная отправка. Но куда? Никто не знал.

"Некоторые думали, что нас повезут в Арденны, чтобы там казнить, - рассказывает Симон Гутман. - Мы считали, что нам предоставляется шанс покинуть место, которое мы считали адом, но которое в реальности было только его преддверием".

Первоначально здания Дранси представляли собой образчик дешевого жилья, затем они использовались правительством Виши для содержания арестованных коммунистов, а потом немцами - для французских военнопленных. Здание, ставшее "концентрационным лагерем", было обнесено двойным рядом колючей проволоки, по углам стояли 4 сторожевые вышки. Оно находилось под управлением французских властей. Санитарные условия были ужасными, и люди там голодали. Плохое питание привело к сотням случаев отеков легкого и кахексии, и смертность была столь высока, что военные власти были вынуждены освободить 800 самых больных интернированных.

После многочисленных проверок и перекличек 565 человек были отведены на вокзал Бурже-Дранси. Их разместили в вагонах третьего класса пассажирского поезда. Когда состав тронулся, было 17 часов. По прибытии в Компьен, где ночью была произведена остановка, поезд пополнился еще 547 "пассажирами". На сей раз это были французские евреи, арестованные у себя дома 12 декабря 1941 года - в основном - люди известные, в том числе брат сенатора Леона Блюма, один полковник, многие знаменитые адвокаты- но также евреи-иностранцы, перемещенные из Дранси в Компьен, кроме того, отдельная группа из 34 югославских евреев. До немецкой границы эскорт сопровождали французские жандармы и офицеры СС. Тео Даннекер (Theo Dannecker), глава отдела по делам евреев в гестапо, антисемит-фанатик, лично руководил конвоем. "Если кто-то попытается бежать, мы расстреляем весь вагон", - пригрозили 1112 "пассажирам". Лишь одному из них удалось спрыгнуть, когда поезд подходил к Реймсу, где состав был блокирован. На следующий день поезд миновал границу в Нейбурге, пересек Германию и оказался в Польше. К концу третьего дня, когда людей начала томить жажда, они узнали загадочное название пункта назначения: Аушвиц-Биркенау. Двойной концентрационный лагерь, который войдет в историю, став символом ужаса.

"Отупевшие и измученные мы оказались на холоде и увидели снег, который еще лежал на болотах Биркенау, где начинались первые бараки, - вспоминает Иосиф Рубинштейн. - Нам выдали полосатую униформу, а затем сделали татуировки синими чернилами".

Вскоре люди, бывшие в первом эшелоне Освенцима, превратились в номера на бирках, от 27533 до 28644. Иосиф и Симон носили на предплечьях номера 28265 и 27815 соответственно.

На языке парижских уличных мальчишек имя Иосиф Рубинштейна, звучит так: "Жожо". Он родился в 1918 году в Латорице, польской деревне. В семье было семеро детей, ютившихся в двух комнатах. Его отец, портной, эмигрировал в Париж в 1923 году. Семья присоединилась к нему через год, они поселились в 11 округе Парижа. Иосиф, который с 14 лет начал работать обойщиком, никогда не оставлял "своего" квартала до этой "ужасной четырехлетней прогулки". "В день облавы, я катался на велосипеде по улице Пастера-Вагнера, когда полицейские потребовали у меня документы, а затем втолкнули в автобус. Демобилизовавшись из Иностранного легиона, я допустил фатальную ошибку, вернувшись в зону оккупации".

Сохранивший выговор и интонации Центральной Европы, менее высокий, с небольшой полнотой, одновременно более уверенный в себе и более ранимый, Симон Гутман имеет много общего с Иосифом. Он родился в 1923 году в Варшаве, у него также было шестеро братьев и сестер, ему было столько же лет, как и Иосифу, когда его отец, опять же, портной, прибыл в Париж в 1929 году. " У нас был небольшой дом - ателье в 10 округе, мои родители работали по 15 часов в сутки, но, в сравнении с Польшей, это было почти счастьем".

Депортированные не знали, что сталось с их родителями, братьями и сестрами. Это тревожило их еще больше, чем собственная судьба. Отец Симона, Давид (David), и его мать, Сима, были арестованы в июле 1942 года. Мать так никогда и не вернулась из лагеря. Старший брат Симона, Морис, схваченный во время первой парижской облавы, первоначально содержавшийся в Питивье, 14 мая 1941 года был перемещен в Аушвиц. "Мне не удалось перевести его в Биркенау, и однажды один парень из лагеря шепнул мне на ухо: "Знаешь, Симон, твоего брата отвели в газовую камеру". Сильнее всего отпечаталась в памяти Симона встреча со стариком-отцом, которая стала возможной благодаря его другу из другого сектора, которого он узнал.

"Передо мной был маленький человечек, испуганный и ослабевший. Поскольку я перенес тиф, он не узнал меня и спросил: Не видел ли ты Симона? - Потом наши взгляды встретились, и мы обнялись"┘При воспоминании об этом слезы выступают на глаза Симона, хотя прошло столько лет. Тогда Симон, который работал на кухне, взял отца под свою защиту, отдал ему часть своего рациона. Ему удалось отправить отца на расчистку Варшавского гетто в сопровождении Иосифа Рубинштейна. Отец и сын вновь встретились в 1945 году в Париже, в гостинице "Лютеция", превращенной в пункт сбора военнопленных. Они были похожи на живые скелеты.

В семье Рубинштейна выжили только пятеро из девяти. Отец Иосифа был также арестован 20 августа недалеко от площади Бастилии. Ему было почти 60 лет, и он не избежал депортации и смерти. Два брата Иосифа были военнопленными, что их спасло. Его сестра Жисла смогла бежать в свободную зону, а другая сестра, Дора, была депортирована в Берген-Бельсен, откуда ей удалось вернуться. Но его мать Рухла (Ruchla) и 18 -летняя сестра Мария, схваченные во время облавы Вель д"Ив 29 июля, обе погибли в газовой камере Аушвица, и ему так и не удалось их повидать. Наконец, его старший брат, Поль был депортирован и казнен в 1944 году. Это был уже один из последних эшелонов┘

В Биркенау для тех, кто был в первом эшелоне, начались долгие дни кошмара. Люди спали на общих нарах, получали прозрачный суп и хлебный комочек, были мучимы жестоким морозом на изнурительных земляных работах, изъедены кишащими паразитами. В лагере царствовали тиф и дизентерия. Люди почти не могли сопротивляться. Цифры - красноречивы: с апреля по август 1942 года, 1008 из 1112 депортированных скончались, не выдержав нечеловеческого обращения, смертность составила 91,6% за пять месяцев. То же самое произошло и со вторым, и с третьим эшелонами: 80% депортированных со вторым конвоем умерли за 10 недель, и 80% людей из третьего конвоя - за 7 недель.

Иосиф и Симон получили относительный шанс, они смогли выжить с помощью лагерной "специальности", в чем было столько же случайного, сколько необходимого. Вначале Симон должен был очищать бараки от тел умерших ночью. Но однажды, когда он разбил лед на луже, чтобы умыть лицо, один из капо бросил ему: "Все вы отвратительны, но ты - чист, и один будешь спасен!" - и отправил его работать на кухню. Ему пришлось вставать в 3 часа, ложиться в 22, жить среди поляков и украинцев, "более жестоких, чем отдельные эсэсовцы", но зато было что есть, за что ухватиться.

Иосиф, направленный в часть лагеря под названием "Канада", работал в ужасном железнодорожном приемнике-распределителе, где новоприбывших разбивали на группы: с одной стороны платформы - старики, больные, беременные женщины и дети, "которые напрямую шли в газовые камеры", с другой стороны - более крепкие, кому дали "отсрочку". Он видел, как прибывали десятки тысяч несчастных из всех пределов, находившихся под нацистской пятой - Бельгия, Греция, Балканы, Скандинавия и т.д. - бледные, растерянные, часто совершавшие это кошмарное путешествие лишь для того, чтобы сразу пойти на смерть. Иосифу было приказано переносить чемоданы и тюки, ставшие насмешкой. Нацисты вытаскивали оттуда все: одежду, обувь, очки. Иногда заключенным, работавшим в приемнике, позволялось взять "какие-либо необходимые предметы или немного еды", но они не имели возможности разговаривать с новоприбывшими, и предупреждать их. "За малейший поданный знак наказывали плетьми".

Долгое время, Иосиф и Симон, двое из семерых живущих ныне "пассажиров" первого эшелона, не могли говорить об этом. Потому что думали, что им не поверят или сочтут их безумными. И сегодня, когда они готовы исполнить "долг памяти", они не могут передать словами эти нечеловеческие страдания. Лишь в обрывках фраз можно услышать о крайнем садизме некоторых из палачей, заставлявших, например, отца избивать своего сына, а затем сына - избивать отца, а в случае отказа убивавших обоих "как собак". Слова - лишь слабое эхо того отчаяния, страданий, унижения, ожесточения. Иосиф говорит, что лишь "ненависть" давала ему силы. "Каждый день тянулся как век", - вздыхает Симон. И тот и другой лишь приоткрывают завесу ужасных воспоминаний, утонувших "в ночи и в тумане", череду душераздирающих сцен, пронизанных нестерпимыми криками, тоской и ужасом.

Вполне сознавая, что они - "счастливчики", Симон и Иосиф стали свидетелями пролога и разбега "окончательного решения". Решение о массовой депортации евреев из Франции было принято в мае 1942 года. 19 июля 1942 года начали работать газовые камеры Аушвица-Биркенау.

За первым эшелоном последовало еще 80, последний пришел 20 августа 1944 года, и в каждом было около тысячи человек.. Начиная со второго конвоя, 5 июня 1942 года, пассажирские вагоны были заменены на товарные. В третьем эшелоне, 22 июня 1942 года, было 66 женщин. И постепенно женщины и дети стали большинством в поездах смерти. Их было отправлено 76 000, 62000 взрослых и 11000 детей не вернулись назад.

Серж Кларсфельд (Serge Klarsfeld) и его ассоциация "Сыновья и дочери евреев", депортированных из Франции (FFDJF), проделали огромную работу по переписи всех, кто был в каждом из эшелонов. Так были изданы "Мемориал депортации евреев из Франции", где приводятся списки всех депортированных, и страшный альбом фотографий "Мемориал еврейских детей, депортированных из Франции": 3300 фотографий с фамилиями, чтобы мученики обрели свои лица и имена.

60 лет спустя после отправки первого эшелона, FFDJF приняла решение публиковать каждую годовщину мемориальную вкладку в "Le Monde". Параллельно траурные церемонии с оглашением списков депортированных и выставки фотографий будут проходить на вокзалах в Дранси, Компьене, Питивье, Бон-ла-Роланде и в Анжере - в местах отправления в земли, откуда нет возврата.