Ночь для города кажется слишком уж длиной. Она окутывает Тбилиси, словно громадной шалью, и пока еще скрывает все до последнего уголка и мельчайшей щели. Под этим плотным покровом скрыты дома, церкви, крутые улицы. Не заметна даже мраморная белизна статуи поэта Ильи Чавчавадзе, а там, на противоположном берегу Мтквари в лунном свете лишь угадывается громадная фигура Давида Агмашенебели - короля всех грузинских королей - на своем железном коне. В ночном небе видны только серьезные черты лица поэта Руставели: на него падает свет рекламы Макдональдса. Где белый, а где и красно-белый.
В Тбилиси, который здесь известен лучше как Тифлис, - ночь. На центральной улице - проспекте Руставели, - которой с ее неоновой рекламой нет необходимости беспокоиться по поводу темноты, хихикают ночные бабочки, любовные парочки. За деревянными прилавками мерзнут владельцы киосков, торговки семечками дрожат, сидя на своих мешках. По проспекту медленно, шаркающей походкой бредут нищие, жалобно протягивая руки, пока не появляется полиция, грубо разгоняющая их.
Лишь далеко заполночь закрываются на проспекте Руставлели обменные пункты, небольшие магазинчики, магазины фототоваров, однако до ночного покоя в городе еще далеко. Даже в кабинетах залитого светом здания парламента в ночи горит еще свет, можно увидеть ходящих по комнатам людей.
До самого утра у казино паркуются "Мерседесы" и "БМВ", охраняемые мускулистыми мужчинами, долго говорящими по телефону. Вдоль улицы ожидают клиентов блондинки. Крашеные ли у них волосы или это уроженки Кахетии - района виноделия, - где у женщин волосы как лен, в темноте для мужчины на одну ночь сказать трудно. Сразу за углом, в "Дублине", оркестр играет песни 60-х годов.
В Тбилиси - ночь, и в какой-то момент отключают свет. Давно выползла из-за облаков луна; до того, когда встанет солнце, еще далеко. Пока в шикарном "Дублине" и других кабаках запускают генератор, который вернет не только свет, но и тепло, у гостей пропадает желание танцевать. Теперь в темноте оказывается и проспект Руставели, он становится таким же темным, как и другие улицы, ходить по которым ночью небезопасно. Не только потому, что каждое разбойное нападение в Тбилиси заставляет жителей делать трезвые выводы в отношении своего города. Страшнее, чем потенциальные бандиты и негодяи, глубокие ямы и стремящиеся к свету корни старых деревьев, вспарывающие асфальт и образующие небольшие холмики.
То, что света нет ночью, к этому за десять лет жители привыкли. Хуже, когда отключают свет днем, когда перестают работать компьютеры, замолкают телефоны, отключается отопление и в комнаты заползает холод. Иногда свет отключают каждый день и каждую ночь на протяжении целой недели, иногда только ночью, а иногда даже на целый день. "Когда отключение света осуществляется по системе, - говорит Григорий, - к этому можно подготовиться. Но все, очевидно, лишь дело случая". Григорий водитель такси.
Когда отключают электроэнергию, в квартире Григория так же холодно, как и на улице. То же самое и в других в двухстах семи квартирах жилого дома на окраине Тбилиси, где живет Григорий. Света там и без того нет уже больше двух лет. На лестничной площадке из стены бесполезно торчит кабель. Раньше, когда становилось слишком холодно, Григорий, чтобы не думать об этом смотрел телевизор. С того времени, как подача электроэнергии была прекращена, он находит выход только в чаче - крепкой водке. Ее Григорий пьет перед обедом, после обеда он спит, а ночью развозит пассажиров. Когда есть деньги на бензин, тогда отправляется в аэропорт. Удача, когда прилетают туристы, которые до этого никогда не бывали в Грузии. С них он может взять за поездку двадцать долларов. Это в четыре раза больше, чем платят грузины. Удача также то, что у него есть свое такси - старая "Лада", которой пятнадцать лет. Он купил ее сразу после распада Советского Союза, когда Грузия резко порвала отношения с Россией. Только давление широких слоев населения вынудило грузинского президента Шеварднадзе стать членом СНГ. Иными словами, Григорий купил свою "Ладу" в той Грузии, которая находилась в эйфории от чувства своей новой свободы. "Хорошо, что я это сделал. В ином случае сегодня у меня не было бы вообще никаких денег". Кроме того, говорит он, его такси выражает состояние, в котором находится страна. Передний бампер - "это наше правительство" - держится на веревке, стекла - "это наша экономика" - больше не поднимаются, мощность двигателя - "это грузины" - позволяет развивать скорость 30 километров.
Улицы Тбилиси крутые, они падают вниз к реке и снова ползут от нее вверх. За бывшей площадью имени Ленина, памятник которому был повален в 1990 году, широкий проспект Руставели разветвляется в маленькие, петляющие улицы, которые, в свою очередь, снова разбегаются улочками: старый город. На домах окна заколочены, дверей нет. Старый город - это место, которое следует избегать, прежде всего, по ночам, когда отключают свет.
В такие ночи грузины охотно говорят о своем несчастье быть грузинами. "Счастье и Грузия, - говорит скульптор Ираклий, - несовместимые вещи". Ираклий знает это по собственному опыту. Вскоре после того, как страна стала независимой, он мечтал о славе. В то время он строил по заказу города фонтан с фигурами из "Маленького принца". Но потом город не заплатил за фонтан, и Ираклий разобрал его, чтобы хотя бы продать металл в Турцию. Но прежде чем он нашел покупателя, металл стащили. "Могу ли я быть счастливым? - задается он вопросом. - Я беден. И когда рано утром я вернусь домой, придет полицейский и скажет мне, дай мне сто лари. А почему ты хочешь получить от меня сто лари, у меня ведь ничего нет. И полицейский скажет: у меня тоже нет ничего, но я полицейский".
От темы о полиции, коррупции, политике не такой уж длинный теперь путь и до фигуры Шеварднадзе. Говорить о нем, значит услышать, где бы ты ни был в Грузии, бесконечные проклятия и ругательства. Ираклий тоже поминает президента самыми непотребными словами.
