Трагедия в Дженине не уничтожила дом семьи Тубасси (Toubassi) - семьи последнего палестинца-самоубийцы. Его родные покинули свой кров за несколько часов до того, как ЦАХАЛ огнем и мечом оккупировал это поселение, и были уверены, что больше никогда не вернутся обратно. По возвращении из лагеря для беженцев, их ждал сюрприз, который, однако, не мог заглушить боль страшной потери, что пришла к ним не спросившись.
Шади Тубасси (Shadi Toubassi), член группировки Эззедин аль-Кассам - вооруженного крыла ХАМАС подорвал себя в воскресенье 31 марта, в ресторане "Маца" в Хайфе. Вместе с ним погибло пятнадцать человек. Несколько десятков человек получили ранения. За два дня до этого началась операция "Защитная Стена". Через три дня она достигла (и как достигла┘) лагеря для беженцев в Дженине, где жил последний на сегодняшний день палестинец-самоубийца.
Здесь пахнет ненавистью
1 апреля корреспондент газеты АВС приехал в тот самый лагерь для беженцев, чтобы поговорить с двенадцатью женщинами из семьи Тубасси и ее главой - Захарией (Zacarias), строителем, более 30 лет проработавшим в Хайфе, том самом городе, где подорвал себя его сын.
Женщины гордились Шади. Гордились тем, что они - его родственники: бабушка, сестра, тетя, двоюродная сестра. Они желали, чтобы на головы всех израильских женщин и матерей пала вся боль мира. Они были переполнены ненавистью. Той самой, которой сегодня пропитан весь воздух в лагере для беженцев в Дженине.
Он же, Захария, удивил всех своим смирением и скорбью. Шади был его сыном, потеря которого стала для него ударом. Он не воздавал хвалу совершенному им поступку и не хотел, чтобы кто-нибудь еще из его четырех сыновей стал "шахидом".
Заблуждающиеся
За несколько часов до израильской оккупации Дженина, Захария собрал всю свою многочисленную семью, вместе с которой покинул свой облупившийся дом и перебрался в ближайшее поселение - Буркин. Сейчас, в самый разгар кровавой трагедии, он вернулся вместе со всеми домочадцами обратно. Его дом, в котором до сих пор продолжает "жить" последний палестинский самоубийца, не был разрушен, поскольку он находится на окраине лагеря.
"Это ужасно", - произносит он, внимательно оглядывая странный ковер из щебня и всевозможного мусора, покрывающего все вокруг, даже тела мертвых. Он не хочет думать о том, что его дом остался цел. "Правда, я не надеялся на это. Это сюрприз, но он нисколько не радует меня. Посмотрите вокруг. Посмотрите, что они сделали. Это несправедливо. Они убили женщин, детей, стариков, инвалидов. И говорят, что сделали это чтобы покончить с терроризмом. Как же они ошибаются! Если вчера были десятки тех, кто хотел стать мучеником, сегодня их уже сотни, тысячи. Будет еще больше насилия, еще больше смерти. И в Израиле тоже. У них есть власть. У них одна из лучших армий в мире. У них есть сила. И деньги Соединенных Штатов. Но с каждым днем они становятся все глупее, и раз за разом пытаются потушить огонь, заливая его бензином", - добавляет он, приветствуя своего соседа, улыбаясь другу, целуясь с родственником.
Двадцать три самоубийцы.
Когда ему говорят, что из Дженина, из его лагеря для беженцев, вышли 23 самоубийцы, отнявшие жизнь у нескольких десятков жителей Израиля, он разгневано отвечает: "Как вы можете оправдывать это? Нельзя наказывать десятки тысяч человек за поступки, совершенные отчаявшимися молодыми людьми. Палестинское насилие - это не результат каприза каких-то убийц. Израиль применяет против нашего народа насилие ежедневно, не делая никаких различий".
Его сын Шади - один из этих двадцати трех самоубийц. "Даже сейчас, гладя на последствия этой катастрофы, я не оправдываю поступок своего сына. И не хочу, чтобы еще хоть один из моих четверых сыновей, последовал его примеру. К счастью все они женаты. Но как отец я не могу забыть его. Тоскую по нему. Его мать разбита. Ее глаза высохли от стольких слез. Как и у его бабушки и сестер. Он всегда будет с нами. Шади живет в нашем доме". В доме последнего палестинского самоубийцы, что продолжает стоять среди этой поэмы ужаса, имя которой - лагерь для беженцев в Дженине.
