У Алексея много врагов: "Они подкарауливают меня здесь, - рассказывает молодой парень и показывает на засыпанную щебенкой дорогу между старыми домами. - Сначала я еще сопротивлялся, но потом сзади появился третий - с металлическим прутом". Украинский горняк в раздумье поглаживает рукой по своим рыжим волосам. Алексей пролежал в больнице с сотрясением мозга шесть недель, а милиция делала вид, что ищет преступников. Тогда мы как раз образовали свой независимый профсоюз, рассказывает Алексей. "Мы хотели показать директору, как мафия уводит наш уголь, чтобы он что-нибудь сделал и погасил, наконец, задолженность по зарплате".
Шахтер должен был бы лучше разбираться в ситуации. Дело в том, что здесь, в Антраците, что на востоке Украины, все заодно: бандиты, милиция, мэр. Теперь Алексей знает, что директор его шахты "Партизанская" был тоже замешан в этой кампании. Точно так же, как и его предшественник.
Еще нет шести, когда у заржавевшего копра "Партизанской" появляется третья смена. Мужчины стекаются сюда по узкой, покрытой грязью тропе. Весело болтают лишь некоторые из них, большинство идет к входу в шахту молчаливо, сгорбившись и шаркая ногами. Раньше весь поселок зарабатывал на жизнь на "Партизанской". Но теперь многие здесь голодают. Последний раз зарплату выдавали в феврале: каждый горняк получил по 200 гривен, что соответствует 40 евро. Это была зарплата в стране, правительство которой установило официальную черту бедности на уровне 130 евро в месяц. Тем не менее, мужчины приходят каждый день на работу. Что им остается делать. В Антраците насколько хватает глаз - одни копры.
Поэтому многие боятся потерять работу. Кстати, в свой независимый профсоюз вступила четверть из 1 100 рабочих, большинство боится. Тот, кто ропчет, тут же вылетает. Но еще опаснее прошмыгнуть на "Партизанскую" журналистам и операторам с камерами.
С каждым шагом начинаешь понимать, почему. Вокруг копра простирается ландшафт из развалин. Повсюду валяются ржавые вагонетки, переборки, насосы. Бродячие собаки - в сборочных цехах, где темные фигуры людей пытаются приводить в порядок оборудование еще сталинских времен, сваривая погнутые детали транспортеров и восстанавливая годную лишь для музея электрическую часть.
В помещении для переодевания спертый воздух, горняки молчаливо наматывают портянки, их штаны и куртки усеяны пятнами. На каждом шкафчике - висячий замок. "С тех пор, как нам перестали выдавать рабочую одежду, стали чаще воровать", - говорит Саша - рабочий из бригады Алексея. Еще одна каска, еще одна шахтерская лампа незаметно вливаются в поток горняков, и, вот, начинается медленное движение в темное чрево "Партизанской".
Угольные шахты Украины считаются самыми опасными в мире. Шахты старые, трети из них больше 100 лет, уголь залегает на большой глубине. Только в прошлом году под землей погибли 297 шахтеров. Они гибнут не только от коварного метана, но и из-за плохого технического состояния шахт.
Работа под землей напоминает о времени, предшествовавшему периоду индустриализации. Ржавый полуоткрытый подъемник опускается на глубину 800 метров. Затем надо идти по угольному транспортеру. "Это вообще-то запрещено, - говорит Алексей, - но как тогда добраться до угля?" С десяток горняков стоит перед толстым кабелем почти по колено в воде. По нему струится вода. "По кабелю проходит 6 000 вольт, - говорит Роман, - и если где-нибудь окажется поврежденной изоляция, все здесь зажарятся за долю секунды".
Последний участок пути надо идти пешком. Виднеются отдельные островки света, все громче становится монотонный гул. Потом - черно-белая преисподняя, будто попадаем в другую допромышленную эпоху: потные, голые по пояс мужчины, покрытые маслянистой пылью, нагружают уголь на небольшой транспортер, некоторые лежат в поперечных штольнях, высота которых всего семьдесят сантиметров. "В качестве крепежа мы теперь используем только древесину, - поясняет Роман - богатырского сложения парень, отсидевший пятнадцать лет в тюрьме и теперь оказавшийся пленником здесь. - Металлические подпорки давно украли и продали на частные шахты. Мы просто больше не смотрим вверх и молимся".
Те, кто грабит шахты, - это клика государственных директоров, бессовестные финансовые акулы и их подельники из преступной среды, пользующиеся услугами послушного мэра. Громадные западные субвенции не превращаются в материалы или инвестиции: рано или поздно они оседают на надежных именных счетах олигархов.
За всем этих стоит мощная финансовая группа из Донецка. Она поставила под свой контроль объединение шахт в Антраците, не заплатив за государственное предприятие ни копейки. Зачастую достаточно лишь дать взятку нескольким политикам и бюрократам. Кто не желает сотрудничать, того, не долго думая, убивают. В какой-то момент олигархи тогда выкупят шахту по остаточной стоимости. Это "приватизация по-украински, - говорит с горечью Алексей. - И чем больше уходит шахтеров, тем дешевле будет выкупить шахту".
Почти с гордостью они рассказывают о случаях из своей адской работы. Заваленные коллеги, несчастные производственные случаи, ревматизм и пневмокониоз. Приходится постоянно хоронить своих соседей по небольшому поселку. "Раньше, в Советском Союзе, с нами еще считались, - улыбается меланхолично Саша так, что на его черном лице начинают сверкать позолоченные коронки. - Тогда своевременно платили зарплату, один раз в год - отпуск на море, а за особо тяжелую работу директор шахты дарил гусыню", - приходит в восторг 40-летний шахтер. Некоторые мужчины меланхолично улыбаются, когда Саша рассказывает о Сталине. Когда он побывал на одной из шахт здесь, в Донбассе, то лишь сказал: "Это все равно, что на войне". В то время они были настоящими героями, их черное золото согревало советскую империю. Они могли гордиться собой.
"Сегодня мы рабы, именно рабы", - ругается Роман. Во время последней забастовки они лежали здесь, внизу, почти десять дней. Для переговоров с ними сюда спускались даже начальник милиции и мэр. Но потом заплатили всего по 20 евро, их хватило, чтобы выманить шахтеров наверх.
Поэтому некоторые пытаются помогать себе сами. Их называют здесь "отщепенцами", они работают в небольшой долине за городом на нелегальной шахте. Несколько фигур в шахтерских касках, как пугливая дичь, тотчас же исчезли, как только мы появились, в небольших дырах. С помощью кирки и лома мужчины вгрызлись здесь в гору на 500-метровую глубину, чтобы добывать уголь голыми руками. Они продают его затем под покровом темноты торговцам. Двадцатилетний Василий копает здесь уже в течение пяти лет. Его отец шахтер на "Партизанской", здесь, внизу, он научил его самому необходимому.
Но у них нет древесины, чтобы делать прочные подпорки. Два месяца назад здесь задохнулись два человека. "Метан, - говорит лаконично Василий. - Но что нам остается делать? На государственные шахты мы пойдем только тогда, когда будут платить зарплату".
Он хотел получить какое-нибудь образование, но в профтехучилище, чтобы сдать экзамены, надо делать подарки преподавателям. "Им тоже не платят, и они хотят жить". Вот и остается только работа на нелегальной шахте в лесу.
Отец Василия Женя сидит с другими мужчинами у небольшого костра: они будут работать до глубокой ночи, пока не сядет солнце. Женя работает шесть часов на государственной шахте и еще восемь часов здесь. "Часто мне удается поспать только два-три часа, - говори он тихо. - Это ад. Это просто ад".
