Ален Микель (Alain Miquel) должен выступить в качестве свидетеля по делу Дидье Гайлаге (Didier Gailhaguet) и Мари-Рен Ле Гунь (Marie-Reine Le Gougne) во вторник 30 апреля в Лозанне (Швейцария) перед советом Международного союза конькобежцев(ISU). Ему 33 года, он - человек свободной профессии, является судьей чемпионатов мира под эгидой Международного союза конькобежцев с 1995 года.
- 15 апреля Вы написали в ISU письмо с обвинениями в адрес Дидье Гайлаге, президента Французской федерации ледовых видов спорта (FFSG). Почему Вы сделали это только теперь?
- Мой поступок стал плодом долгих раздумий.
Уже после чемпионата мира в 1998 году я хотел придать огласке порочную практику Французской федерации ледовых видов спорта, но по многим причинам, в частности, из страха, и потому, что предыдущие попытки потерпели неудачу, я молчал до сегодняшнего дня. То, что произошло в Солт-Лейк-Сити, стало последней каплей, я подумал, время пришло. Я хочу заметить, что, согласившись раскрыть истину, я должен был смириться с уходом из фигурного катания. Мой поступок напоминает самоубийство: монархическое правление внутри федерации предполагает, что любые заявления невозможны без разрешения Дидье Гайлаге. До настоящего момента я был одним из четырех или пяти международных судей, кому Дидье Гайлаге мог доверять, только нас он допускал до судейства на чемпионатах мира и Европы. Чтобы быть судьей, нужно нравиться "королю" и показывать, что ты готов войти в систему, готов проявить благосклонность к французским спортсменам.
- Именно так Вы и поступили на чемпионате мира в Миннеаполисе в 1998 году┘
- В Миннеаполисе я судил соревнования спортивных пар. Россияне, ставшие олимпийскими чемпионами Нагано за месяц до этого, и сильнейшая американская пара отказались от участия в соревнованиях. Французы Сара Абитболь (Sarah Abitbol) и Стефан Бернади (Stéphane Bernadis) могли рассчитывать на медаль. Дидье Гайлаге потребовал, чтобы я сделал все возможное для получения этой медали, завышал оценки французской паре и воздействовал на других членов жюри. Я был молод, неопытен, запуган, и я уступил. Я не пытался оказать влияние на моих коллег, но я завысил оценки Саре Абитболь и Стефану Бернади. Незадолго до этого я ужинал с одним своим другом, тренером, и он передал мне информацию от Гайлаге. Он дал мне понять, что это мой первый чемпионат мира, и что Дидье Гайлаге хочет проверить, можно ли "работать" со мной. Это было нечто вроде теста: если я не докажу, что готов выполнять приказы, то никогда не буду судить.
- Говорил ли Вам Дидье Гайлаге о том, что следует занижать оценки соперников Абитболь-Бернади?
- После короткой программы он был взбешен оценками, которые я выставил российскому дуэту, поскольку ему показалось, что я занизил их. Он сказал мне: "Будь осторожен, нельзя ставить такие оценки российской паре". Он потребовал занизить оценки немецкому дуэту Шварц-Мюллер (Schwarz-Muеller), которые шли третьими. "Немцы не соглашаются принять то, что требуется. Нужно показать им, кто есть кто", - сказал мне он.
- На чемпионате Европы 1999 года, Вам было сделано точно такое же предложение.
- После короткой программы, француз Лоран Тобель (Laurent Tobel) шел восьмым, но у него еще оставались надежды на четвертое место. Дидье Гайлаге подошел ко мне с протоколом, поскольку я судил это соревнование, и сказал: "Давай, постарайся". Я завысил оценку Лорану Тобелю. Мари-Рен Ле Гунь (Marie-Reine Le Gougne), которая обслуживала соревнования спортивных пар, также попросила меня об одолжении: подтолкнуть вперед азербайджанского спортсмена Сергея Рылова. Я не знал, зачем это было нужно, и не стал делать этого. После чемпионата Европы 1999 года, как и после чемпионата мира 1998, я получил предупреждение от Международного союза конькобежцев, за то, что завышал оценки французским спортсменам. В первом предупреждении были советы по судейству, во втором - критика. Судья получает дисквалификацию после четырех предупреждений.
- Часто ли судьи разных национальностей обмениваются "любезностями"?
- Мой личный опыт подсказывает мне, что это обычная практика для французской федерации. Как обстоит дело в других странах, я не знаю. Я поддерживал отношения только с Дидье Гайлаге, но не с иностранцами. Я был лишь инструментом для совершения подобных манипуляций. Но меня всегда просили о чем-то в этом духе.
- Один из аргументов Дидье Гайлаге: лоббирование - обычная практика в фигурном катании.
- То, что он не один такой, еще не делает его невиновным┘
- Судьи назначаются национальными федерациями. Могут ли они оставаться независимыми?
- На мой взгляд, есть много стран, в которых президенты федераций не вмешиваются в назначение судей. Но во Франции, судьей международной категории можно стать лишь в том случае, если этого хочет президент Федерации. Никто другой не может и слова сказать. Дидье Гайлаге всегда, даже когда был тренером, действовал в атмосфере секретности и запугивания. Когда я еще был молодым фигуристом, мне дали понять, что если я хочу сделать карьеру, нужно чтобы он меня тренировал.
- Что Вы думаете о "деле" Солт-Лейк Сити?
- Я никогда не работал на Олимпийских играх, но первая версия того, что случилось с Мари-Рен Ле Гунь странным образом напоминает то, что когда-то пережил я сам. Эта версия правдоподобна. То, что она сказала потом, вызывает улыбку, поскольку иным способом нельзя было обезопасить позиции президента французской Федерации.
- Могут ли Ваши разоблачения и информация от других Ваших коллег стать фатальными для Дидье Гайлаге?
- Я думаю, что он достаточно умен и могущественен, чтобы найти выход из положения.
