Элиот Коуэн является профессором стратегических исследований в Школе продвинутых международных исследований имени Ницше при Университете имени Джона Гопкинса
Великая трансформация
Вашингтонские остроты на удивление быстро становятся штампами. Именно это произошло недавно с каламбуром, что Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld), быть может, не очень хороший министр обороны, но он выдающийся военный министр.
В министерстве обороны США в начале сентября 2001 года дела, казалось, шли неважно. С тех пор, как его возглавил г-н Рамсфелд, было много разговоров о "трансформации обороны" — термин, пришедший на смену выражению "революция в военном деле" и подразумевающий новые способы ведения войны — однако практических подтверждений этому было мало.
Старшие военачальники, которых не приглашали принять участие в предыдущих исследованиях, ворчливо заявляли представителям средств массовой информации (СМИ), что администрация Буша-младшего (George W. Bush) обращается с ними даже хуже, чем это имело место при администрации Клинтона (Bill Clinton). Быть может, в этом недовольстве отразились их наивные ожидания, что республиканцы придут к ним с искренней улыбкой и с раскрытым кошельком, но трения между военными и новой администрацией США были реальными — как и раздражение многих на Капитолийском холме (место, где расположено здание конгресса США — прим. пер.) и в СМИ, которых отпугивали язвительные манеры г-на Рамсфелда.
Между тем увеличение оборонного бюджета на сумму 18 млрд. долл. (имевшее по большей части целевое предназначение, в первую очередь для покрытия расходов на содержание личного состава), по мнению многих, было далеко не достаточным, чтобы компенсировать нехватки нескольких предыдущих лет. Трудные решения, такие, как закрытие крупных программ в области вооружений, казались необходимыми, однако они не принимались. Шла работа над издаваемым раз в четыре года докладом "О состоянии вооруженных сил США", в котором говорилось об отходе от узко толкуемого набора из двух крупных непредвиденных поворотов событий как главной конструкции для планирования в Пентагоне (министерство обороны США — прим. пер.), однако между словами и программами, казалось, не было очевидной связи.
Затем наступило 11 сентября. Начиная с того момента, когда министр обороны выскочил из горящего Пентагона, чтобы спасать раненых подчиненных, представления о его стиле руководства изменились. В военное время неприятная бесцеремонность г-на Рамсфелда стала казаться живительной честностью; его тревожащая резкость стала решительностью, которая необходима лидеру; его готовность изводить своих генералов стала не отсутствием дипломатичности, но признаком твердой руки на поводьях. Из объекта мягкого высмеивания на коктейлях он стал героем сатирических пародий на телепрограмме "Saturday Night Live" ("В субботу вечером в живом эфире", англ.).
А тем временем для вооруженных сил, ведущих войну с терроризмом, деньги внезапно перестали быть предметом заботы. Мгновенно запланированные на текущий финансовый год дополнительные ассигнования на нужды обороны увеличились почти до 80 млрд. долл., и разговоры о трудных выборах были отставлены.
В колкой шутке о двух министрах нашла отражение определенная доля правды, такой правды, которая была порождена историческим опытом: великие военные министры прошлого, такие, как Эдвин Стэнтон (Edwin Stanton), беспощадный военный министр Авраама Линкольна (Abraham Lincoln), редко преуспевали в мирное время. Но рассматривать оборонную политику просто как функцию отдельной личности было бы недостаточно.
Существовавшие до 11 сентября трения объясняются не столько особенностями стиля руководства г-на Рамсфелда, сколько трудностями, которые присущи переводу такой громадины, как министерство обороны, на новый курс. А возникшие после 11 сентября дружеские отношения просто маскируют трудные вопросы, которые по-прежнему лежат на столе. Предстоят ли Пентагону фундаментальные перемены, и если да, то необходимы ли или даже желательны ли они? Какие уроки его официальным лицам следует извлечь из операций в Афганистане? И что будет дальше, если война, которая выплеснулась наружу 11 сентября, распространится по планете и будет длиться годами или даже десятилетиями?
Задание невыполнимо
Великий исследователь проблем управления Питер Дрюкер (Peter Drucker) однажды предположил, что "любая работа, с которой не сумели справиться два или три человека подряд┘ должна быть сочтена непосильной для людей". Поразмыслив над тогдашним министром обороны США Робертом Макнамарой (Robert McNamara), он пришел к следующему выводу: "Я пока еще не убежден, что работа министра обороны США в действительности может быть выполнена (хотя я допускаю, что не могу себе представить альтернативу этой работе)".
Три десятилетия спустя наблюдения г-на Дрюкера кажутся еще более уместными, чем тогда, когда он их впервые озвучил, и исследователям современной американской военной машины скорее следовало бы призадуматься над следствиями этого вывода вместо того, чтобы зацикливаться на причудах и вывертах конкретной личности. Правда в том, что быть министром обороны — невозможная работа, если человек питает надежду в короткие сроки изменить институты вооруженных сил вместо того, чтобы просто осуществлять контроль над ними.
Причин тому великое множество, начиная с американской системы опоры правительства на политических выдвиженцев. Нужен не просто глава министерства обороны, нужны также руководители в четырех нижестоящих звеньях управления (первый заместитель министра, заместители министра, помощники министра и заместители помощников министра — а всего в этой группе руководителей насчитываются сотни людей). Эта опора на политических выдвиженцев — неплохая вещь, но какая бы администрация ни находилась у власти, неизбежно вперемешку с опытными, талантливыми и энергичными выдвиженцами приходят на руководящие посты дуболомы, неумехи и люди, обязанные своим назначением на должность политическим компромиссам.
Что важнее, становится все труднее быстро укомплектовать управленческий аппарат. Утомительная процедура проверки и утверждения в должности отпугивает некоторых из лучших имеющихся в наличии кандидатов, равно как и пакеты компенсационных льгот сотрудникам министерства обороны, которые существенно ниже, чем в частном секторе и даже в университетах. Нередко бывает, как это случилось с администрацией Буша-младшего, что на укомплектование Пентагона до полного штата уходит добрая половина года. А потом даже тем, кто все усваивает на лету, требуется еще не менее полугода, чтобы изучить систему, поднатореть в загадочном жаргоне и освоить непонятные бюрократические процедуры.
Поэтому-то вот уже более года министерство обороны США находится в руках гражданского руководства, которое не до конца укомплектовано, перегружено работой и отчаянно отстает от требований момента. Эти гражданские люди, вполне естественно, не успевают вовремя делать всю бюрократическую работу, а военные — тем более. С точки зрения вечно находящегося в цейтноте политического выдвиженца, военнослужащие — просто божий дар: мастера своего дела, трудяги, энергичные, сметливые, почтительные. Презрительная фраза "утонул в бумагах" совершенно недооценивает тонкостей и мощи процесса, который мешает вновь пришедшим к власти администрациям энергично браться за перестройку военной организации, не говоря уже о том, чтобы преуспеть в этом деле. Пока остается справедливой фундаментальная предпосылка военной организации, любая попытка изменить виды вооруженных сил путем какого-то организационного переворота обречена на неудачу.
Бывает достаточно трудно уволить не справляющихся со своими обязанностями генералов, закрыть программы закупок вооружений, которые не отвечают современным требованиям, и распустить бюрократические институты, виновные в неудачах на поле боя. Гражданское руководство, пытающееся перестроить военную организацию, которая действует явно успешно — а Америка вот уже более десятилетия выигрывает все свои войны — обречено на большие трудности.
Бюрократические нормы и подспудные давления обладают почти неодолимой силой. К примеру, даже такая очевидно разумная и скромная мера Пентагона в первое время после прихода в него г-на Рамсфелда, как создание высшего исполнительного совета, потерпела досадную неудачу. Этот совет позволил бы министру обороны через министров видов вооруженных сил оказывать влияние на ход событий. Этот шаг был бы полезен, потому что при нынешней структуре министры видов вооруженных сил имеют тенденцию защищать программы своего вида вооруженных сил от нападок извне вместо того, чтобы действовать в координации со своим боссом. Не удивительно, что в отсутствие подобных реформ виды вооруженных сил и существующие военно-бюрократические организации доминируют в Пентагоне — вот почему перспективные планы администрации Буша-младшего в области обороны, при всех их резко увеличенных размерах, в основном соответствуют и подтверждают мысли добушевской администрации.
В бюджете 2003 финансового года нисколько не пострадало финансирование большинства запланированных к закупке старых систем оружия, включая и некоторые из тех, которые, как, например, армейская самоходная гаубица "Crusader", были названы вероятными кандидатами в жертвы на алтарь трансформации. Появились некоторые новые акценты — противоракетная оборона в особенности, а также космические операции — но в общем и целом новый бюджет весьма напоминает план Клинтона, только значительно лучше профинансированный.
Причины такой инерции очевидны. Ввиду того, что над лицами, ответственными за принятие решений, как дамоклов меч, нависает угроза пойти ко дну из-за внутренней и международной травмы, которую скорее всего вызовет прекращение закупок крупных систем оружия, а также вследствие чистого момента движения, который приобретают долгосрочные программы вроде совместного многоцелевого истребителя "Joint Strike Fighter" или самолета V-22 "Osprey", отказ от крупных программ неизбежно болезненно сказывается на интересах влиятельных группировок и, таким образом, требует исключительной политической воли.
Кроме того, на протяжении вот уже более десятилетия вооруженные силы страдают от нехватки средств на закупки вооружений. И республиканцы, и демократы сохраняют практически неизменный военный бюджет, многочисленные и достаточно хорошо оплачиваемые вооруженные силы и исключительно активное военное присутствие на заокеанских территориях. Они расплачиваются за такую политику урезанием закупок новой военной техники, в результате чего сегодня американский арсенал заполнен устаревающими самолетами, танками и кораблями. Крупные программы перевооружения, например, новый бомбардировщик, могут потребовать 10 и более лет для запуска системы оружия в производство, а потому даже те офицеры, которым известно, что многие из приобретаемых сейчас систем оружия едва ли являются последним словом техники, не хотят от них отказываться.
Невидимая революция
От всей этой инерции складывается впечатление огорчительного топтания на месте, и в определенной мере это так и есть. До 11 сентября далеко не один сторонник трансформации разочаровался в оборонной политике правительства, и большинство этих скептиков не находят оснований для того, чтобы изменить свое мнение после опубликования бюджета 2003 финансового года. Однако они, вполне возможно, недооценивают важные противодействующие силы, некоторые из которых стали очевидными в афганской войне (как бывало и в прежних войнах).
Первое, это чистые размеры. Даже в планах до 11 сентября предусматривалось ежегодно расходовать на оборону более 310 млрд. долл. — то есть, грубо говоря, в 10 раз больше, чем оборонный бюджет Великобритании, или более чем вдвое больше, чем оборонные расходы всех европейских членов Организации Североатлантического договора (НАТО) вместе взятых. Неизбежно в такой огромный бюджет включаются фонды — довольно значительные в абсолютных, если уж не в относительных цифрах — на новаторские проекты.
ВМС США, к примеру, неохотно согласились на финансирование переоборудования двух атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) в вариант корабля-арсенала (погружающаяся под воду баржа дальней огневой поддержки) — проект, который давно уже выдвигают военные реформаторы. ВВС США направляли большую часть своих финансовых средств на крупные программы закупок традиционной авиационной техники, но они также не отказываются тратить сотни миллионов долларов на разработку беспилотных летательных аппаратов (БЛА) большого радиуса действия, включая и такие, которые в дальнейшем смогут заменить собой пилотируемые самолеты. А тем временем скучные закупки маршрутизаторов и серверов, сетей и линий передачи данных, радиостанций и приемников глобальной системы определения координат закладывали базис для той компьютеризованной войны, которую американские вооруженные силы в конце концов стали вести в Афганистане.
В общем и целом американские генералы и адмиралы сегодня компетентны и консервативны, как обыкновенно всегда бывает со старшими военными чинами. Но под ними есть кадры энергичных молодых офицеров, близкое знакомство которых с информационными технологиями и готовность которых экспериментировать с ними представляет собой нечто более радикальное. Все чаще у них имеются как боевой опыт, так и современное техническое образование, и они медленно, но уверенно тянут за собой всю военную систему.
Для военной машины США при всей ее неповоротливости и иерархичности правдой является то, что ее майоры и лейтенанты — и даже сержанты, работающие на технике — обладают определенными возможностями по оказанию давления на своих старших начальников. И они его оказывают. В этом отношении позиции более молодого поколения военных существенно усиливаются американской культурой.
При опросах почти неизбежно выясняется, что офицеры выступают за революцию в военном деле (трансформацию обороны) или за другие формы радикальных перемен — даже если их практический опыт и взгляды (на важность тяжелых бронетанковых формирований, к примеру) и заставляют предположить наличие у них весьма отличных взглядов. Это не столько лицемерие, сколько ложно понимаемое чувство самосознания. Как однажды заметил Уинстон Черчилль (Winston Churchill), никогда не следует недооценивать "огромную и безусловно полезную роль, которую в социальной жизни великих людей играет притворство".
Подобно американскому прагматизму, американская готовность к переменам, к экспериментированию и к модернизации настолько пронизывает общество, что не может не переполнять также и военных. Общепринятая вера в присущую трансформации ценность может, таким образом, сосуществовать и даже постепенно брать верх над привязанностью к традиционным системам оружия и способам ведения войны.
Чем больше военные знакомятся с достижениями частного сектора в сфере использования передовых технологий, тем охотнее они готовы следовать этому примеру. Когда офицеры тыла вооруженных сил США осознали, что системы "Wal-Mart" и "Federal Express" (автоматизированные системы управления централизованной доставкой грузов по стране — прим. пер.) по эффективности заставляют их краснеть, нужно было лишь время, чтобы они разработали и внедрили у себя аналогичную практику.
Уж если даже скромная фирма по доставке топливного мазута использует данные глобальной спутниковой системы определения координат и эффективные компьютерные программы маршрутизации для организации перевозок и слежения за своими грузовиками, нет никаких причин, почему бы американским военным не иметь аналогичных систем на большинстве своих транспортных средств, используемых на Балканах. И действительно, теперь они у них там есть, а их взгляды на ведение боевых действий совершенно переменились.
Это социальный трюизм, что военные организации являются отражением того общества, в котором они появились, и здесь, по крайней мере, Соединенные Штаты не являются исключением. Каким бы тряским ни был приводной ремень, качества современной американской экономики — ее предприимчивость, спонтанность и готовность делиться информацией — рано или поздно приходят к американским военным. Точно так же, как юноши, выросшие в общении с автомобильными моторами, помогли содержать моторизованные армии второй мировой войны, так и сержанты, с детства игравшие в видеоигры, лазившие по страничкам Интернета и создававшие компьютерные таблицы данных, делают эффективной военную организацию сегодняшнего века информации.
Оборона после 11 сентября
Что бы мы ни говорили, но дело в том, что даже щедрое увеличение расходов на оборону, запланированное в бюджете на 2003 финансовый год и на более далекую перспективу, не избавит нас от проблем, которые существовали до 11 сентября. Не поможет оно и справиться с новыми условиями, в которых сегодня действует Пентагон. Фундаментальные проблемы, которые досаждают программам закупки вооружений и совершенствования инфраструктуры, не будут решены, поскольку значительная доля ассигнований министерству обороны будет потрачена на покрытие связанных с войной расходов и на увеличение денежного содержания военнослужащих.
В бюджете на 2003 финансовый год статья "Закупки вооружений" увеличена на 10%, или почти на 8 млрд. долл., а к 2007 году эти расходы планируется увеличить еще примерно на 30 млрд. долл. Однако, если не будут существенно урезаны или даже прекращены некоторые из ныне осуществляемых программ, расходы на закупки превысят даже эту огромную цифру.
Более того, аномалии военной системы закупок остаются. После первых месяцев афганской войны, например, поступали доклады о серьезной нехватке многих типов управляемых авиационных боеприпасов, которые использовались там весьма эффективно. Не хватало, в частности, комплектов наведения "Joint Direct Attack Munition" — относительно недорогих приспособлений, которыми оснащаются обычные авиабомбы, чтобы, используя спутниковую систему наведения, с высокой точностью осуществлять бомбометание практически с любой платформы оружия при любых условиях.
Это далеко не первый случай подобных нехваток. Американские запасы высокоточного управляемого оружия были истощены также после войны 1991 года в Персидском заливе и после кампании в Косово в 1999 году. Нехватка управляемых авиационных боеприпасов в Афганистане, таким образом, являет собой третий случай подряд, когда Пентагон не может накопить нужные типы боеприпасов или же создать систему для их ускоренного производства в момент возникновения потребности в них. В бюджете 2003 финансового года предусмотрен резкий рост расходов на закупки боеприпасов, но традиционная бюрократическая логика закупки первым делом платформ оружия в расчете на то, что потом будут и боеприпасы для этих платформ, весьма медленно уступает императивам войны.
Трудности в обеспечении достаточного уровня ассигнований для широкого внедрения БЛА являются хорошим примером бюрократической неэластичности Пентагона, того, что г-н Рамсфелд недавно описал как "людей, приходящих со своими подходами, рекомендациями, предложениями и запросами, которые отражают ничуть не изменившиеся после 11 сентября умонастроения". Афганская война доказала исключительную полезность БЛА, которые способны долгими часами вести наблюдение за позициями противника, передавая видеоинформацию и другие данные на наземные командные пункты и ударные самолеты. Война также продемонстрировала, как можно использовать БЛА в качестве платформ оружия для нанесения смертоносных ударов.
Однако же пентагоновским Управлением испытаний и оценок в октябре 2001 года БЛА "Predator", который стал одной из технологических восходящих звезд в афганской войне (и в Косово тоже), был признан "оперативно неэффективным, то есть непригодным". И дело тут было не столько в характеристиках БЛА "Predator", сколько в исключительно завышенных стандартах эффективности, которые установило это управление. Это был классический случай недостижимых требований, которые вынуждают Пентагон расставаться со своими системами оружия, создавая давление в пользу отказа от закупок в достаточных количествах того, что годится сегодня, в постоянном стремлении к исключительным системам, которые завтра будут делать все, что угодно.
В бюджете 2003 финансового года совокупные расходы на БЛА — включая исследования, разработки и закупки — составляют чуть более одного миллиарда долларов, и это притом, что министерство обороны намеревается израсходовать более 4,5 млрд. долл. на закупки истребителей F-22 по цене 200 млн. долл. за штуку и более 3 млрд. долл. — на закупки истребителей-штурмовиков авиации ВМС F/A-18 по цене 70 млн. долл. за штуку.
Далее, логика войны, или целого набора войн, в которых сегодня участвуют Соединенные Штаты, предъявит новые требования, которые классический консерватизм военных не сумеет удовлетворить. Соединенные Штаты, как и большинство имперских держав до них, вскоре узнают, как исключительно трудно вывести войска из боевых действий за океаном. Пентагон очень хотел бы уйти из бывшей Югославии, оставив наблюдение за регионом своим европейским союзникам, совокупный валовой внутренний продукт (ВВП) которых равен ВВП Соединенных Штатов Америки. Однако сохраняется политическая истина, что американское (военное) присутствие является незаменимым катализатором деятельности НАТО, а потому тысячи американских солдат будут и дальше осуществлять полицейские функции по поддержанию нелегкого мира на холмах Боснии и Косово.
Г-ну Рамсфелду очень хотелось бы вывести американский пехотный батальон из пустыни на Синайском полуострове, где тот бесполезно растрачивает свое военное мастерство, осуществляя контроль за соблюдением условий заключенного десятилетие назад мира между Египтом и Израилем. Однако сделать это сейчас, когда война может дать метастазу в Леванте (Левант — общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря — прим. пер.), не удастся, ибо против такого решения будут возражать как государственный департамент США, так и местные правительства.
А между тем ВВС США растрачивают свои силы, осуществляя боевое патрулирование в небе над американскими городами. Оборона территории США обойдется недешево, даже притом, что значительную часть ноши возьмет на себя Национальная гвардия. Вооруженные силы США начали строительство полупостоянных баз в Южной и Средней Азии, и маловероятно, что Соединенные Штаты когда-либо снова вернутся к минимальному присутствию, которое было до прошлой осени. Темпы американской деятельности в других районах Азии также ускорились; американские войска, в частности, воюют с мусульманскими повстанцами на Филиппинах. Не исключается возможность проведения операций в Йемене и в других точках планеты. На горизонте замаячила также полномасштабная война против Ирака. И все это происходит на фоне быстрой военной модернизации Китая.
Каковы же в таком случае будущие потребности в обороне? Они начинаются со способности быстро распространять свою наступательную военную мощь в большинстве регионов планеты. Этот сдвиг подразумевает, что нужно уделить больше внимания либо системам, которые можно очень быстро развернуть там, где нет местных баз и предварительно заскладированных запасов, либо таким системам, которые могут длительное время выжидать в пределах досягаемости целей, по возможности не привлекая к себе внимания местных политиков.
Совершенно ясно, что нужен новый бомбардировщик, пилотируемый или беспилотный, базирующийся на старых конструкциях или нет. То же самое относится к атомным подводным лодкам с крылатыми ракетами (ПЛАРК) и к другим вариантам корабля-арсенала. Нужны также такие сухопутные силы, которые были бы способны использовать передовые технологии для вызова решающего исход сражения огня с большого расстояния, как делали это войска специального назначения армии США в Афганистане.
Американские вооруженные силы в целом обладают исключительной тактической гибкостью, но более неповоротливы в плане своей организации. Хотя наблюдаются некоторые подвижки, виды вооруженных сил в общем случае не желают экспериментировать с новыми формами организации (дивизий в армии, самолетов в авиации морской пехоты или крупных кораблей в ВМС). Однако в предстоящем десятилетии давление в пользу перемен станет еще большим, чем в предыдущем.
Предполагается, что вооруженные силы должны готовиться к всеобщей войне с применением обычных средств вооруженной борьбы и к подготовке в мирное время иностранных войск; к эффектным рейдам и к скучной военной администрации (оккупированных территорий — прим. пер.); к оперативным наступательным действиям и к тактической обороне; к устрашению и к упреждающим ударам; к решительным штурмам и к терпеливой постоянной бдительности. Чтобы успешно решать все эти задачи, необходима куда более широкая и глубокая трансформация, чем мы имеем до настоящего времени. А поэтому министерству обороны придется заново повторить все сражения, которые оно вело до 11 сентября.
Общепринятое использование термина "эра после окончания холодной войны" свидетельствует о том, что исследователи международной обстановки не сумели правильно охарактеризовать сегодняшний мир. Пентагон при г-не Рамсфелде в своих ранних докладах всегда привлекал внимание к непредсказуемости международной обстановки, и в этом у него имелся весомый пункт. Можно было бы с пользой для дела называть последний десяток лет "эпохой сюрпризов". Правительство Соединенных Штатов застали врасплох конец Варшавского договора, распад Советского Союза, вторжение иракцев в Кувейт и последовавшая за ним война в Персидском заливе, финансовый кризис в Азии, испытания ядерного оружия Индией и Пакистаном и теперь вот события 11 сентября. Нет никаких оснований считать, что эпоха сюрпризов позади, и есть много причин думать, что мы все еще находимся в начале этой эпохи.
Есть вещи, которые военные стратеги могут знать с уверенностью: что Соединенные Штаты столкнулись с более значительной и длительной угрозой от радикальных исламистов, чем думали ранее, и что в Китае они должны видеть регионального соперника. Они знают, что Америка намеревается жить при мировом порядке, который, хорошо это или плохо, является глобальным и динамичным. Языком этого мирового порядка является английский, а его источником жизненной силы является массовый и мгновенный поток информации, однако его экономические приливы и отливы оставили многие общества в тягостно невыгодном положении, многие элиты — озлобленными, а государственные структуры — ослабленными.
Военные стратеги прежде всего знают, что Соединенные Штаты должны и будут играть центральную роль в обеспечении порядка в этой международной системе — функция, к которой они как уникально пригодны, так и уникально неспособны. И они знают, что, хотя у Америки имеется непревзойденное количество союзников, многие из них недовольны ее доминирующей ролью и готовностью действовать независимо, даже если им и не приходится за это платить или пытаться найти этому замену. Эти вероятности должны найти отражение в военном планировании — в составе сил, которые Соединенные Штаты будут держать, к примеру, на Тихом океане, или в том внимании, которое должно быть уделено комплектованию и оснащению формирований войск специального назначения для действий в арабском мире.
Но не менее важны и неопределенности, которые ждут нас впереди. Темпы и интенсивность нынешнего конфликта будут определяться отчасти поведением противников Америки. Удар по Израилю ракетами в биологическом снаряжении с территории Ирака может спровоцировать ближневосточную войну раньше, чем Соединенные Штаты будут к ней готовы. Неустойчивый пакистанский режим может пасть или быть втянутым в войну с Индией, которая может привести к ядерному холокосту. Разваливающиеся государства могут втягивать Соединенные Штаты в войны, которых они старательно избегают. Не исключено, что технические прорывы сведут на нет важные элементы американской военной мощи. Террористы могут успешно применить против Соединенных Штатов оружие массового поражения (ОМП).
Пентагон теперь объединяет механизм планирования на случай двух крупных войн на театре военных действий с тем, что именуется "планированием возможностей". Однако даже это последнее, несколько абстрактное изложение потребностей не является полностью достаточным. Для того чтобы справляться с известными и неизвестными вызовами, которые стоят перед Соединенными Штатами, военным нужно развить две функции, которые они в значительной мере игнорировали в последнее занятое десятилетие, как и до него: мобилизация и профессиональное образование.
Все более широкое использование резервистов и национальных гвардейцев в повседневных операциях вооруженных сил не только подвергает стрессу жизни тех, кого призвали на несколько месяцев или даже на год. В этом таится также риск, что будет истощена их готовность служить и подорвана сама идея гражданина-солдата. В прошлом мобилизация означала призыв молодых людей на действительную военную службу, и можно себе представить (пусть даже это и очень маловероятно), что это может снова оказаться необходимым. Однако более вероятна потребность воспользоваться внутренними резервуарами военного персонала в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств — вот почему, демонстрируя это на мелком примере, может оказаться не совсем мудрой замена военных часовых на важных постах контрактниками национальной гвардии, которые обходятся дешевле. В то же время Соединенные Штаты могут оказаться в положении, когда им придется в большей мере полагаться на квази-военных контрактников, которые будут делать значительную часть того, что выглядит как работа для военных — к примеру, обслуживать и управлять полетами БЛА.
Более того, Пентагону придется найти более хорошие способы создания промышленной инфраструктуры, которая способна в короткие сроки нарастить производство критически важных боеприпасов и платформ оружия. Для осуществления такой перемены потребуются иные стратегии закупок и, возможно, даже возврат к практике второй мировой войны, когда обращалось внимание на необходимость иметь на вооружении такие системы, которые можно выпускать в массовом порядке — что далеко не равняется обладающим все возрастающими боевыми возможностями, экзотичным и дорогостоящим платформам оружия, которые есть у военных сегодня. По-прежнему стоит вопрос, как создать военную организацию переменной численности, которой у этой страны нет вот уже несколько десятилетий.
Прежде всего американским военным 21-го века нужен офицерский корпус с беспрецедентно разносторонними возможностями и интеллектом. Одним из важных источников американской мощи в последние десятилетия является система подготовки военных кадров. В общем и целом эта составляющая американской мощи сохраняется, хотя в 1990-х годах она тоже пострадала от недостаточного финансирования и от давления потребностей в передислокации, которые нарушают боевую слаженность частей и подразделений и их способность оттачивать преходящие коллективные навыки.
Однако практика и взгляды военных на продвинутое гражданское и военное образование не поспевали за остальной системой подготовки. В общем случае вознаграждаются люди с научными степенями в технической области. А продвинутое образование в социальных и гуманитарных науках нередко рассматривается как одноразовое благо, а не как возможность для роста, и молодые офицеры нередко фактически наказываются вместо того, чтобы быть вознагражденными за то, что они следуют своим интеллектуальным амбициям. Однако же сегодня, как никогда, велика потребность в офицерах, которые способны мыслить широко и творчески, которые способны быстро изучать незнакомые регионы мира и которые не станут жертвами ни клише, ни утешительных заблуждений относительно обществ, военных организаций или самой войны.
Офицеры больше, чем любая другая группа профессионалов, проводят времени в классах. Однако нет свидетельств тому, что начальников военных колледжей назначают за их компетентность как руководителей образования. Нет серьезных предложений по созданию военной академии, которая готовила бы полевых офицеров из всех видов вооруженных сил к новым формам оперативного искусства. Не видно драматичного расширения усилий по привлечению на службу лучших и умнейших из элитных университетов, как не видно и желания расходовать относительно скромные суммы, которые дали бы рекордный урожай высших научных степеней во всем, от истории ислама до военной социологии.
Одна из величайших военных машин двух последних столетий, немецкий генеральный штаб, работала хорошо потому, что поддерживала тесные связи между своими "думающими" и "делающими" элементами. Военный колледж в Берлине был путем к успеху в генеральном штабе, который, в свою очередь, разрабатывал доктрину и стратегию для всей армии. Славянская, или бесхитростная имитация немецкой формулы была бы неуместной, но этот пример заслуживает обдумывания. В будущем Соединенным Штатам потребуются руководители, отличающиеся от тех, которых выпускают институты "холодной войны" — отличающиеся фактически от тех, кто сегодня доминирует в генералитете. И они получат таких офицеров, которые им нужны, только путем перестройки своей системы образования, на которую так редко обращают длительное внимание старшие руководители.
Приглашаем в средневековье
За потребностью в офицерах нового типа скрываются перемены, которые происходят в самом характере войны. Войны прошлого велись армиями, которые были организованы, подготовлены и оснащены для конфликтов такого рода, которые преобладали в международной политике с Вестфальского мира в 1648 году до 21-го века. Это были войны, которые вели преимущественного государства ради национальных или идеологических целей, и в которых сражались армии, в общем случае похожие одна на другую. Когда появились войны нового типа — колониальные и противопартизанские — государства в общем случае справлялись с ним, приспосабливая к ним свои регулярные обычные вооруженные силы. Кое-кому это удалось (англичанам в Малайзии), кое-кто не сумел (русские в Афганистане), а некоторые показали средний результат (американцы во Вьетнаме). И все же господствующая форма военной мощи состояла из многочисленных вооруженных сил, оснащенных для всеобщего вооруженного конфликта ограниченной продолжительности.
Сегодня, однако, характер войн меняется, и чтобы понять, как именно, может оказаться полезной аналогия со средневековыми войнами. В средние века войны вели многие — государства, это безусловно, но также были и крестовые походы, религиозные ордена, княжества и авантюристы. Сегодня террористическая сеть "Аль-Каида" и военный наемник из компании "Brown & Root" каждый сам по себе являются проявлениями расширения войны за пределы исключительных прерогатив государства. Более того, в противовес современной эпохе, когда война является следствием "реалполитик" (реальная политика, нем.), национальных амбиций или идеологической страсти, войны в средние века были результатом еще более широкого диапазона мотивов: государственных или личных амбиций, религиозного фанатизма или чисто бандитских устремлений.
И если современные армии весьма схожи по своей организации, то средневековые армии могли так же сильно отличаться друг от друга, как индивидуальные воины — тяжеловесные западноевропейские рыцари, исключительно специализированные английские лучники или доблестные швейцарские копьеносцы. Если современные войны имеют тенденцию к четко прослеживаемому по времени началу и окончанию, то средневековые войны разгорались и затухали на протяжении десятилетий и даже более, поочередно переходя от активных сражений к осадам и перемириям.
Но в одном отношении такая аналогия нарушается. В 21-м веке, который подобно средневековью характеризуется мировой (пусть даже проблематичной) высокой культурой с универсальным языком, американские военные играют исключительную и неподражаемую роль. Они стали — нравится это американцам и остальным или нет — верховным гарантом мирового порядка. Это роль, совершенно отличная о
