Адвокат и женевский депутат-либерал Мишель Альперен в диалоге о природе правосудия с философом Яном Марежко выражает удивление в связи с рядом трактовок антиобщественного поведения и параллельно говорит о все растущей непримиримости по отношению к различным институтам, в частности финансовым. Он хотел бы, чтобы правосудие было требовательным, но более последовательным
Ян Марежко: Я предпочел бы поговорить о правосудии вообще. Как Вы, господин Альперен, понимаете его?
Мишель Альперен: Правосудие - это одновременно жизненная необходимость каждого и несбыточная мечта. Но начнем с начала: человек - странное животное. Он не терпит ни одиночества, ни общественной жизни. Чтобы жить вместе, и достигнуть при этом согласия, людям необходимо создать правительство. Как известно, затем они обвиняют его в смертных грехах, в коррупции, в неэффективности, в неповоротливости, переходят от одной политической системы к другой, в надежде найти наиболее подходящую.
- В Ваших словах слышатся нотки разочарования┘
- Отнюдь нет! Просто я хочу сказать, что политическая власть, каково бы ни было иногда уважение к ней, не может избежать произвольных упреков. К тому же, от нее требуют справедливости. Вчера в США, а сегодня во Франции, граждане в большинстве своем восприняли идею о том, что власть должна отчитываться перед правосудием, словно пытаясь исправить ошибки правительства.
- Судья Альфен, однако, не смог заставить Жака Ширака предстать перед судом.
- Вы правы, но это лучше объяснять механикой французских институтов, чем чувствами граждан.
- Другими словами, в глазах общественности, власть марает руки, тогда как правосудие остается чистым, стоит над схваткой.
- Именно таковы представления о правосудии сегодня, в частности, в Женеве, где, за последние годы, стремление к пуризму еще более возросло, чем прежде.
-Это слегка утопичный взгляд, не так ли?
- Да, но образ правосудия стоит выше интересов города и соответствует общим идеалам. Ведь если правосудие не возвысится над обстоятельствами, оно перестанет быть самим собой, а превратится в торговлю или в болтовню.
- Итак, общественность ждет, особенно в Женеве, что правосудие будет стоять над политическими и материальными интересами, над интересами любых лоббистов.
- Да, и в Женеве трудно оправдать эти ожидания, поскольку выборы в судебные инстанции зависят от воли политических партий. Это стало очевидным после недавних выборов генерального прокурора. Со многих точек зрения, правосудие зависит от политической власти: бюджет, назначение кандидатов, условия работы судей и т.д. Но, вполне законно требовать от правосудия, чтобы оно было выше партийных предпочтений, опиралось на разделение властей, было сильным и независимым. Когда власть несправедлива и преступна, ее следует отдать под суд, как это и происходит после процесса над Пиночетом (Pinochet).
- Хорошо это или плохо?
- Это благо, но неизбежно возникают новые вопросы, на которые у нас пока еще нет ясных ответов. В самом деле, принцип разделения властей требует, чтобы правосудие вмешивалось извне и карало несправедливость.
- Отчего возникает чувство нарушения справедливости?
- Причина тому: презрение к слабым. Со времен законов Хаммурапи, правосудие напоминает человеку, что он должен поступать по меркам справедливости. Соответственно, существует разница между законом природы, строящемся на праве сильного (как в животном мире), и правосудием. В глубине души мы надеемся, чтобы это расхождение исчезло.
- Это возможно?
- В реальном мире, конечно же, нет! Но нужно попытаться сгладить этот разрыв, чтобы слабый не был раздавлен сильным, и чтобы вопиющая наглость была наказана. Если правосудие не будет защищать слабых, будь то в уголовном, гражданском или административном праве, оно перестанет быть самим собой.
- Наибольшие ожидания связаны с уголовным правом...
- Конечно! Это узловое понятие для общественной жизни. Любое нарушение воспринимается как угроза общему порядку, который позволяет нам жить вместе.
- Речь о порядке или о минимуме безопасности?
- Сложный вопрос! В вашем распоряжении может быть статистика, показывающая, что общество, как никогда, безопасно, при этом вы можете не чувствовать себя в безопасности. Правосудие не может игнорировать это чувство, не может прятаться за цифрами.
- А, быть может, стоит опираться на цифры? Ведь это чувство питается слухами┘
- Не только. Преступления, которые когда-то считались незначительными, вдруг становятся тяжкими. И население требует, чтобы правосудие было безжалостным. Почему? Поскольку "мелкие" преступления нарушают общественный порядок в целом, даже если когда-то общество было более терпимым.
- Почему происходят такие изменения в общественном сознании?
- Когда-то угрозы общественному порядку не казались столь непоправимыми, поскольку существовал божественный или космический порядок, который был выше "земного закона". Угроза "земному" порядку не предвещала падения порядка "божественного", что бы ни случилось. Напротив, в современных обществах у порядка нет внешней опоры. Любое преступление - опасно, поскольку нет никакой иной реальности, которая могла бы успокоить душу человека. Поэтому нужно быть уверенным в своей безопасности, и правосудие должно отвечать требованиям людей.
- А чем еще объяснить растущую "потребность" в безопасности?
- За последние тридцать лет общество проявляло чрезмерную терпимость к маргиналам-нигилистам, среди которых укрывались преступники, террористы и фанатики. Говорили, что даже им необходимо интегрироваться в общество! Но и у политики всепрощения есть предел. Конечно, нельзя отрицать, что иногда преступное поведение заслуживает уважения, но это редкие исключения из правила.
- Такая терпимость - исключительно современный феномен?
- Да! Вспомните о царской России. Даже в этой стране общество не могло найти оправдания террористам, несмотря на то, что режим, против которого они выступали, был в тысячу раз более несправедливым, чем наш. Поэтому, в истории больше не найти примеров, подобных нашему, когда в относительно справедливом обществе мы с пониманием относимся к антисоциальным проявлениям! Более того, мы превозносим их, считая, что "творцы" преступления достойны называться "оппозиционерами", мы находим для них тысячу извинений: социальное и культурное происхождение, неудачи, фрустрация и т.д. Мне кажется, что мы заблуждаемся, систематически жалуя маргиналам "новое дворянство". Маргинализация и сострадание не есть вещи взаимодополняющие, ни одна из сторон не чувствует себя удовлетворенной. Вот почему даже мелкие правонарушения воспринимаются сегодня как угроза общественному порядку.
- Итак, следует готовиться к возвращению нетерпимости┘
- Да, но нельзя плыть по течению. Мы должны задать новую систему отсчета для правосудия: следует понять, что логика наказания не требует терпимости, но и не исключает ее. Мы должны также четко определить границы дозволенного. Это предполагает политическую ответственность. Нельзя одновременно разрабатывать законопроекты о запрете курения табака, и способствовать легализации торговли наркотиками. Можно понять, зачем люди курят марихуану и сигареты, но нельзя опираться в этом вопросе на частные мнения, должна существовать единая логика. А эта логика начинает исчезать, - вот в чем опасность.
- Помимо провала в политике интеграции, есть множество несообразностей в политике репрессий.
- Да, и эта неадекватность питает чувство утраты безопасности. Неадекватность мер наказания - знак ослабления правосудия, которое может ввергнуться в хаос. Отсюда рост нетерпимости у части населения. Но позвольте мне повторить сказанное выше, нетерпимость - это не решение. Напротив, в правосудии нужно стремиться к когерентности.
- Есть ли у Вас еще примеры ее отсутствия?
- Да! Нельзя одновременно проливать слезы по бродяге и радоваться падению банкира, замешанного в отмывании денег. Какими бы ни были наши чувства по отношению к бродягам и банкирам, мы должны быть последовательными. Ибо мы перетягиваем веревку правосудия, испытывая жалость к маргиналам (бродяга) и ненависть к финансистам. Сегодня эта веревка может лопнуть. Следует изгнать идею о том, что индивид заведомо невиновен, а институты - порочны.
- Какое лекарство Вы можете предложить?
- Нужно правосудие, для которого законность будет значить больше, чем триумф воображения, театральный эффект. Иначе, правосудие умрет, поскольку оно начнет удовлетворять лишь низменные человеческие инстинкты: наслаждение казнью, особенно сильных мира сего. И тогда больше никто не будет заботиться о справедливости суда. Подобная система правосудия - очень опасна. Вспомните о революционных трибуналах Робеспьера (Robespierre).
- Способствуют ли этому законы против отмывания денег?
- Нет, поскольку мошенничество должно быть наказуемо. Однако наказание против отмывания порождает спекуляции: экономику начинают считать чем-то дьявольским. Швейцария незаслуженно страдает от этого театра правосудия.
- Театральность правосудия - единственная проблема, связанная с отмыванием?
- К сожалению, нет, поскольку возмездие за отмывание ставит ряд фундаментальных вопросов, которые еще далеки от разрешения. Мы переживаем настоящую революцию в духе Коперника. Нужно вспомнить, что деньги в течение тысячелетий были единственной мерой счета в экономической жизни. Деньги были чистой возможностью. Сегодня, чтобы преследовать мошенников, нужно ввести иные системы отсчета, и это, на мой взгляд, ставит нас перед неразрешимыми проблемами. Как сделать конкретным то, что по определению является абстрактным? Видимо, это невозможно, поскольку деньги отличаются от прочих благ! Деньги - не просто знак блага, но бесконечного множества благ. Эти франки могут превратиться в тысячи объектов. Поэтому, когда Вы обмениваете блага на деньги, Вы словно переходите из реального, осязаемого мира, где вещью можно обладать законно и не законно, в иной мир, где законность обладания сложно установить.
- Это прекрасно известно тем, кто занимается отмыванием, им ведомы все маршруты циркуляции денег, в этом мире они остаются безнаказанными.
- Поэтому, чтобы их обвинить, необходимо восстановить те пути перехода из реального мира в виртуальный мир денег, которыми они шли. Если правосудие не найдет этих путей, оно окажется бессильным.
- Значит, нужно ввести систему, которая позволит нам идти по следу!
Легко сказать! Есть не только значительные технические трудности, следственные расходы, но еще одно труднопреодолимое препятствие. Мы можем поставить банкиров и финансовых посредников в невыносимое положение, в ситуацию постоянной шизофрении. От них требуют выполнения невозможных условий, которые идут в разрез со здравым смыслом. Требуют, чтобы они выступили в роли полицейских, ищеек, определяющих, каким путем к ним попадают деньги. Помимо того, что их призвание в другом, - банкиров и так заставляют решать объективно сложные государственные задачи, - от них требуют, чтобы они оставались банкирами и злоупотребляли доверием клиентов. Так больше не может продолжаться. Либо банкиры окончательно превратятся в Шерлоков Холмсов или доносчиков, и тогда денежные потоки пересохнут. Либо будут ослаблены некоторые требования к строгому уважению частной жизни и компетенции каждого. Тогда мы вернемся к взаимному доверию между партнерами, банкирами и их клиентами. Но если первая тенденция победит, исчезнут не только банки, но и экономический рост, поскольку современная экономика не может существовать без банковской системы. Не говоря уже о том, что сама демократия исчезнет, поскольку нет демократии в государстве, не уважающем частную жизнь.
- Мы отошли от темы правосудия и вернулись к политике!
- Да, несмотря на разделение властей и стремление к трансцендентному правосудию, политика, как всегда, выходит на первый план. Нужно чтобы политики отдавали себе в этом отчет, в связи с угрозой фанатизма, следует также предупредить попытки превращения правосудия в банальную функцию государственного аппарата.
