17 мая 2002 года. Россия, несмотря на глобальное потепление климата и революцию в транспорте, сегодня стала еще холоднее и дальше от остального мира, чем столетие назад. Этот странный факт, недавно выяснившийся благодаря проведенному в Брукингском институте в Вашингтоне исследованию, явился результатом усилий Советского Союза по заполнению своих обширных регионов, какими бы неприветливыми или удаленными они ни были, городами, промышленными объектами и людьми. Изобретенный в Брукингском институте график, который отображает температуру на душу населения, показывает, что средние россияне год за годом боролись с низкими температурами просто потому, что Сталин удерживал многих из них в ледяных краях. Экономическая и социальная цена этого "империализма холодной погоды" представляет собой всего лишь один из элементов громадной общей цены, которую Россия платила — неважно, в царские или в советские времена — за свои попытки контролировать и консолидировать приобретенную ею огромную территорию.
Заключенные Россией в этом месяце соглашения с Соединенными Штатами и с Организацией Североатлантического договора (НАТО) о сокращении стратегических вооружений и о будущей новой роли для России в НАТО, вполне возможно, станут рассматриваться как важные исторические вехи, отмечающие момент, когда Россия, наконец, отказалась от ставшей невыполнимой задачи. Не потому, что эти соглашения являются далеко идущими или радикальными, ибо это не так, но потому, что в своей относительной скромности они симптоматичны в плане готовности России кроить свое национальный кафтан, исходя из наличия ткани.
Российский аналитик Дмитрий Тренин назвал переходный период, который сейчас переживает его страна, "концом Евразии". В своей книге с одноименным названием г-н Тренин описывает "великое собирание земель" из российской истории, более поздние колониальные и стратегические экспансии и усилия по стабилизации и закреплению результатов. В этом контексте Евразия означает, что миссия России заключается в том, чтобы сохранять неуязвимый центр власти и независимой культуры, оседлавший Европу и Азию, способный распространяться в обоих направлениях и сопротивляться посягательствам извне. Или, короче говоря, сохранять империю, как ее ни называй. Хорошо известно, что подобные идеи отнюдь не исчезли в 1989 году. Не далее как во время войны в Косово, например, некоторые россияне все еще полагали, что там можно обскакать Запад путем дерзкого захвата аэропорта Приштины — операция, которая, к счастью, провалилась, поскольку ее успех привел бы к сильному замешательству с обеих сторон.
И Михаил Горбачев, и Борис Ельцин воображали, что Россия сможет каким-то непонятным образом "присоединиться к Западу" и в то же время продолжать играть роль полюса силы, равного или почти равного с Соединенными Штатами. Но они выяснили, как говорит г-н Тренин, что "с Россией намереваются поступать в соответствии с реалиями ее экономической, политической, социальной и правовой систем, а не в соответствии с раздутыми представлениями о себе ее руководителей". Равенство с Соединенными Штатами было несбыточной мечтой, а единственная чуть более реалистичная идея, что Россия будет возглавлять неформальную группировку, включающую, в том числе, Китай, Индию и Ирак, которая смогла бы оказывать противодействие хотя бы некоторым американским и западным устремлениям, была также недостижима. Поход НАТО и Европейского Союза (ЕС) к западным границам России ознаменовал "конец надежды, что когда-нибудь в будущем, когда Россия выйдет из кризиса и станет экономически сильной и мощной, она сможет восстановить свою "естественную сферу влияния". Г-н Тренин заключает: "Суровая правда жизни в том┘ что больше нет Евразии, куда Россия могла бы вернуться".
Хотя описываемые г-ном Трениным идеи все еще живы среди некоторых военных, чиновников, партийных лидеров и представителей интеллигенции, Владимира Путина все воспринимают как первого российского руководителя, который действительно понимает пределы российского могущества — не только сейчас, но и в будущем, когда Россия восстановит свои силы. Безусловным свидетельством его благоразумия является то, что он последовательно избегал заведомо проигрышных для него конфронтационных ситуаций. Он, например, сразу же понял, что для него было бы гибельным пытаться воспрепятствовать вступлению в НАТО прибалтийских государств или делать вид, что Соединенным Штатам нужна российская лицензия на операции в Средней Азии после 11 сентября. Только что родившийся договор с Соединенными Штатами о контроле над вооружениями является еще одним примером его решимости избегать ненужных поражений или, по крайней мере, ненужных публичных поражений.
Один российский эксперт заранее мрачно предрекал, что этот документ станет "пустым договором, в котором будет мало реально значимых цифр". Он был недалек от истины, поскольку договор просто фиксирует то, что Соединенные Штаты, по их собственному заявлению, сделали бы в любом случае; в то же время он разрешает американцам по собственной воле и при минимальном сроке уведомления изменять собственные решения. Если после намеченной на следующую неделю в Санкт-Петербурге встречи на высшем уровне между г-ном Путиным и г-ном Бушем-младшим (George W. Bush) и появится совместная комиссия по разработке систем противоракетной обороны (ПРО), то она точно так же обречена служить преимущественно американским интересам.
Новое соглашение России с НАТО не совсем следует тому же шаблону. Американцев оно в общем-то устраивает, но в то же время это является попыткой европейцев, в том числе англичан и немцев, сделать ослабевающую НАТО более значимой для Соединенных Штатов. Г-н Путин, кажется, разделяет с мировыми лидерами опасение, что Америка при администрации Буша-младшего проявляет тенденцию не считаться с последствиями своей политики для остального мира. Тут речь идет не столько о решениях, которые могут принимать в одностороннем порядке американцы, сколько о возможности того, что они будут их принимать, не задумываясь над тем, что может случиться с другими странами, в других местах планеты, на иных территориях, чем их собственная.
"Проблема для г-на Путина, — пишут в своем недавнем исследовании по заказу Брукингского института Клиффорд Гэдди (Clifford Gaddy) и Фиона Хилл (Fiona Hill), — в том, что Соединенные Штаты едва ли станут оберегать Россию от любой неприятности, с которой та может столкнуться, если ситуация выйдет из-под контроля". А поэтому г-н Путин предпочел объединиться с другими лидерами вроде (премьер-министра Великобритании) Тони Блэра (Tony Blair) и (канцлера Германии) Герхарда Шредера (Gerhard Schroeder), которые тоже надеются влиять на американские решения. Новый механизм взаимодействия России с НАТО может обеспечить основу для подобных усилий. На основании этого довода г-н Путин окончательно отказался от всяких мыслей о том, что Соединенные Штаты имеют планы еще больше понизить статус России в мировых делах, твердо встав на ту точку зрения, что Америка, тем не менее, может непреднамеренно нанести ущерб его стране.
Если Евразия мертва, то присоединение к Западу, как написал Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski), "является единственной стратегической опцией России". Но присоединение к Западу, как показало разочарование, сменившее подобные надежды в 1990-х годах, не является вопросом одного шага, одного решения или одного договора. Это процесс, требующий значительно большего, чем сегодня, сближения между Россией и Западом, причем такой, в котором у обеих сторон есть большие обязанности. Слабость России может подорвать этот процесс, равно как и американское и европейское невнимание или злой умысел. Кампания против террора, сыгравшая важную роль в изменении отношения администрации Буша-младшего к России, могла бы также пойти по такому руслу, которое серьезно навредит России, вынужденной уделять пристальное внимание отношениям с мусульманами как внутри своей федерации, так и вне ее. Россия и без того уже играет с огнем в Чечне.
Г-н Тренин ожидает с нетерпением такого будущего, в котором Россия станет полноправным членом НАТО и ЕС, но, по его прогнозу, оно может наступить лишь лет через 30. Прощаться с Евразией, не вступая немедленно в Европу — дело болезненное, но это единственная для России альтернатива тому, чтобы, буквально, оставаться в холоде.
