Мы присутствуем на опере-буфф или на самой выразительной из комедий политических нравов, и на этот раз выборы заслужили свое название "ловушки для дураков".
Помимо тех, кто попал в эту ловушку, вся предвыборная система, а, следовательно, и система "демократического" представительства оказалась в своем собственном силке.
Всему причиной - растущая индифферентность к политике (я не имею в виду профессионалов) и еще одна, прибавочная индифферентность, поскольку само равнодушие обрело дискурс референции, стало культурой равнодушия, которая скоро окажется единственным связующим звеном общества.
Отвлекающий маневр: "Люди равнодушны не к политике, но к спектаклю, в который она превратилась, и к ее общей коррумпированности". Сюда закралась ошибка: спектакль политического вырождения захватывает их, захватывает нас, зато к самой политике и к принципу демократического представительства люди действительно сделались равнодушными - и это отчуждение очень сильно совпадает с равнодушием к собственной жизни - следовательно, этот феномен не является ни поверхностным, ни случайным. Быть может, это жизненно необходимая реакция расслабленности, перед лицом общего беспокойства, постоянного преследования, которое висит над нами, которым мы повязаны со всех сторон.
Монтескье (Montesquieu) говорил: "Случается, что народ настолько просвещен, что ничто на свете не оставляет его равнодушным". Увы, кажется, что народ может быть достаточно просвещенным, чтобы оставаться безразличным к некоторым вещам, достаточно просвещенным, чтобы не подвергать себя смертельной опасности быть задетым чем-либо неизвестным.
Постаравшись изгнать Национальный фронт из всех представительных органов, господствующий политический класс, в своем ослеплении (которое продолжается уже двадцать лет) рискует тем, что это исключение превратится в оружие и проникнет в общество изнутри, подобно вирусу. Левые и правые смешались. Нет никакого проблеска разума в попытке экзорцизма Ле Пена, в попытке отказать ему в праве на существование - у Америки не больше шансов искоренить терроризм путем уничтожения талибов. Ле Пен живет вне представительной системы и его исключение из нее лишь усиливает и укрепляет его - подобно тому, как любая запретная картинка мгновенно становится эротической.
Антидемократические идеологии легко победить и дискредитировать, но речь идет не об этом: речь идет о болезни представительной системы, ее симптомы заметны и у демократов, и у антифашистов. Исключая Национальный фронт, мы передаем ему весь разрушительный потенциал этой болезни, в результате возникает абсцесс - фиксация, сосредоточение в обществе всего латентного безразличия, который заканчивается контр-трансфером, жестокой болезненной реакцией общества на себя само. Выйдя из игры, Ле Пен становится эмблемой не только того, что не представлено в системе и вообще непредставимо, но и того, что не требует больше никакой репрезентации. Все это таит в себе огромный потенциал, становится неуловимым и может проявиться где угодно и когда угодно - а политический класс не может и не хочет, по определению, отдать себе в этом отчет. Политический класс может лишь время от времени испытывать электрошок, как на последних выборах. Но политическая элита не может извлечь никаких уроков из произошедшего, поскольку продолжает считать, что всему причиной наивность или глупость населения, которую нужно демократическим способом подавить, и держать во мраке.
Единственной разумной (в политическом смысле) стратегией была бы интеграция Национального фронта в представительной системе, но и это ни к чему бы не привело. Ибо Ле Пен воплощает в себе нечто, отличное от политических идей или озлобленного категориального мышления - он таит в себе нечто цепкое и мрачное, не подчиняющееся политическому мышлению, некую инаковость, которая порождается вновь и вновь. Это становится заметным, когда он без боя берет причитающееся ему, когда, казалось бы, все против него. Именно это придает ему уверенность и ликующий вид: он не нуждается ни в чьем доверии, поскольку он не представлен, поскольку он - ничто. Но, будучи ничем, он полностью воплощается, тогда как другие пребывают в печали и носят траур по представительной системе. Он - абсолютная насмешка, и в то же время - он - истина в данной ситуации. Это Отец Убю, весьма изощренный для того, чтобы заставить левых голосовать за Ширака (Chirac), чтобы поставить их в униженное положение - преклонить колени, будучи "в штанах на подтяжках". Чтобы привести к власти правых - руками их соперников, лишив их в то же время уверенной победы, сделать обе стороны заложниками друг друга, и взаимно дискредитировать их. Он даже не форсировал ситуацию. Он попросту эксплуатировал логику представительной системы: левые могли голосовать во втором туре лишь против самих себя, а Ширак сможет царствовать лишь в пустоте, поскольку больше не знает, кого он представляет.
В самом деле, Ле Пен - настоящий террорист, по образу тех, кто атаковал башни-близнецы 11 сентября. Он обратил против системы власти оружие исключения, подобно тому, как они превратили "Боинги" в летящие бомбы и направили их на башни ВТЦ. Это был настоящий теракт против башен-близнецов левых и правых. Подобно террористам, сделавшим собственную смерть абсолютным оружием, он пробил виртуальную брешь в представительной системе, он превратил исключение, находящееся в самом сердце демократической структуры, в оружие, повергшее в шок весь политический класс. И парламентские выборы должны послужить трамплином для восстановления "священного союза", стать попыткой отклонить тяжелый удар, подобно тому, как война в Афганистане стала осуждением терактов 11 сентября и была нужна для восстановления мирового порядка.
Все речи, касающиеся Ле Пена, носят апостольский характер. Они призваны вывести порчу, лишить ее права на существование, убедить себя в том, что она - ничто (что, как мы видели, - болезненная истина, поскольку сила Ле Пена - в небытии, в ее спиральной завязи, в ее патафизическом призраке разложения и насмешки). Вспомним общий вздох облегчения, когда в 1998 году Национальный фронт вдруг неожиданно распался, как по волшебству: мы же говорили, что НФ - ничто, даже ничего не пришлось делать, чтобы он самоустранился! Увы, сегодня все обстоит как раз наоборот - это левые и правые самоустранились, разрушив кредит доверия к себе, и утратив воображаемого врага, необходимого для подтверждения их демократического статуса.
Все те же боязливые анализы, осторожное упоминание объективных причин (угрозы безопасности, "неблагополучные", которые голосуют плохо, некомпетентность политического класса, безответственная неявка и т.д.), а на первом месте - стыд, демократическая печаль. "Нам стыдно!", - говорит та же самая молодежь из пригородов, что кричала когда-то "Мы ненавидим!".
Вместо того, чтобы печалиться, политическая элита должна бы радоваться, что перенесла проверку на прочность, и это дает ей шанс на выживание - если не на возрождение.. А пока, она сделала все, чтобы пойти ко дну. И хуже того, именно она повергла в скорбь и печаль все население, которое машинально бросилось спасать политический класс, в который больше не верит.
