Дерзость, имеющая обидчивый и театральный характер, с которой Россия при любом удобном случае пытается продемонстрировать свой вес бывшей сверхдежавы, могут легко ввести в заблуждение относительно того, что ослабшее международное влияние Москвы на самом деле существенно изменило ее самовосприятие. Заявление президента Путина о солидарности с Америкой после событий 11 сентября всего лишь один, хорошо различимый для зарубежья шаг. Угрожающие позы армейского руководства и неистребимая враждебность к Западу среди населения, сопровождающие этот шаг, - почти обязательный атрибут закулисной возни.
И дело не только в наличии удачного барьера на пути информации о том, что война в Чечне, а она - главное препятствие для России в ее усилиях пробиться в сообщество цивилизованных стран, вылилась в трагическую борьбу на линии, разделяющей цивилизацию и ислам, добивающийся реванша. Тем более, что на чеченской стороне используются террористы-камикадзе и арабские наемники, а на российской - разбазариваются без всякой стратегической цели человеческие и финансовые ресурсы.
Ставшие фетишем знаки достоинства советского режима, начиная с воскрешенного государственного гимна, красных флагов в День Победы в майские дни и кончая мумией Ленина на Красной площади, дают представление о том, что от их внешнеполитической субстанции, от державы, которая выступала в роли защитницы угнетенных народов третьего мира, почти ничего не осталось. Бывшими бедными любимчиками сегодня интересуются преимущественно из-за старых долгов. Бремя, которое принесла с собой рыночная экономика, породило недоброжелательность к иностранцам. При этом рационализм иностранцев из западных стран будит, прежде всего, неудовольствие, но в то же время ему завидуют. Напротив, отпрысков восточных культур маленький человек воспринимает как конкурента в борьбе за кусок хлеба: в торговле, а также в сфере криминальных и полукриминальных организаций, где строгая клановость часто создает преимущества в деле конкуренции. Эти ценности, накопленные россиянами опытом, дают понять, почему в оценке ближневосточного конфликта произошло судьбоносное смещение акцентов, которое, ясно сформулированное политическим руководством, разделяет большинство населения.
От традиционных симпатий россиян к палестинскому народу и его освободительной борьбе против сионистских оккупантов как передового отряда империалистической Америки ничего не осталось, если не считать, видимо, кабинетов Министерства иностранных дел и близкого к нему Института, куда отступили остатки сил, выступающих против американской гегемонистской политики. Президент Путин, например, не упускает случая, чтобы продемонстрировать тесную связь с еврейской общиной. Председатель российского Совета Федерации Миронов тоже, судя по всему, держал нос по ветру, когда недавно, во время своего визита в Израиль, отказался встретиться с Арафатом (Arafat).
В Москве недавно состоялся ряд митингов в поддержку Израиля. В связи с поступлением сообщений о террористических актах, совершенных террористами-камикадзе, российское население чувствует себя вместе с Израилем, особенно с тем миллионом российских евреев и неевреев, который служит сегодня в качестве израильских граждан в тамошней армии, составляет более половины переселенцев и способствовал решительной победе Шарона (Scharon) на выборах. Определенную роль могут играть также интересы на международном рынке алмазов, который делят Россия и Израиль, а также конкуренция с арабами на нефтяном рынке.
Израиль, оказавшийся в затруднительном положении, неожиданно стал для многих россиян небольшим сколком со своей собственной родины, которой приходится обороняться против террористов, прибегая при этом к имеющимся насильственным способам, за что Россия подвергается брани со стороны более счастливых стран, милованных судьбой от исламистских соседей. В разногласиях, существующих между Израилем и Европейским союзом относительно сообразного применения военных средств против палестинских исламистов, Россия, тем временем, встала решительно на сторону Израиля. Большинство россиян, которые в основе своей относятся в большей степени к военной, чем коммерческой цивилизации, убеждено, что европейцы трусы и не хотят или не в состоянии понять, что некоторые исламские культуры не понимают и не признают иного языка, кроме насилия.
Фактором, определяющим широкую идентификацию с Израилем, является также то обстоятельство, что Россия сегодня хочет, с одной стороны, быть частью цивилизованного мира. В то же время она решительно претендует на особые условия, что касается урегулирования политических конфликтов, и, прежде всего, не желает в обязательном порядке придерживаться требуемых цивилизованным миром правил достижения компромиссов. В нынешней политической ситуации в мире Россия, судя по всему, видит для себя достойное место в глобальной антитеррористической оси вместе с Израилем и Соединенными Штатами.
Барометром внутреннего состояния общества особенно поучительным может, видимо, быть недавно появившийся в прокате фильм о Чечне "Война", снятый успешно работающим российским режиссером Алексеем Балабановым, известным по своей предыдущей ленте "Брат 2". В отличие от лирически самовлюбленного культового фильма "Брат", в ленте "Война" много документальных кадров. Если в фильме "Брат-2" еще были видны претензии на единственную в своем роде державность, то в "Войне" различима жалоба на то, что Россия невольно для себя превратилась в цитадель на водоразделе между Западом и исламским миром.
В заключение можно констатировать следующее: до тех пор, пока Россия будет связывать свои политические амбиции на международной арене со своим образом вечной жертвы, несущей на себе отпечаток какой-либо исторической неудачи, Холокост в ее восприятии истории и ближневосточного конфликта не будет играть никакой роли.
