Когда Владимир Путин посетил Соединенные Штаты, Джордж Буш с гордостью показал ему свое ранчо в Техасе. В этот раз очередь российского лидера - он покажет свой родной город - Санкт-Петербург - и, если американский президент будет внимателен, этот город может многому его научить о перипетиях российской политики.
Путешествие в Санкт-Петербург будет носить скорее развлекательный, чем деловой характер. После обсуждения важных дел в Москве в выходные Буш совершит экскурсию в элегантный город, который его жители любят называть Северной Венецией. Планируется встреча со студентами университета - российский аналог встречи Путина и Буша с учениками школы в городке Кроуфорд недалеко от ранчо Буша в ноябре прошлого года. Но особенно Бушу нужно будет обратить внимание на то, как достижение Путиным российского политического Олимпа трансформировала Санкт-Петербург в неофициальный политический эпицентр.
Конечно, Санкт-Петербург не чужд государственной власти. Он был основан Петром Великим 299 лет назад и являлся столицей царской России в течение последующих двухсот лет. Но город, переименованный в Ленинград, пережил как политический, так и эстетический упадок в советский период.
Путин положил конец этому упадку. За два года своего президентства он организовал беспрецедентную миграцию талантов из "Питера", как его любяще называют его жители, в Москву, место, где сосредоточена практически вся финансовая и политическая мощь современной России.
Русские даже шутят об их собственной версии афганского "Северного Альянса" - Петербург еще известен как "северная столица" России - и саркастически говорят о нашествии "саквояжников" из Санкт-Петербурга. В одном их анекдотов, москвич поднимает телефонную трубку. "Алло! Я звоню из Санкт-Петербурга", - говорит незнакомый голос. "Эй, а зачем сразу запугивать?", - отвечает москвич.
Но "питерская команда", как их обычно называют, это - не шутка. Их присутствие и влияние приняли небывалые пропорции. Один только список питерцев, занимающих руководящие посты - большая их часть даже не работала в Москве два года назад - довольно красноречив. В их число входят министр обороны, министр финансов и министр внутренних дел. Ряд путинских кремлевских советников, включая и Игоря Сечина, человека контролирующего "доступ" к президенту, родом из Санкт-Петербурга. Оттуда же и глава Центробанка, главный стратег путинских экономических реформ, экономический советник Путина, глава газовой монополии Газпром, глава национальной энергетической системы, глава верхней палаты парламента и многочисленные работники Федеральной Службы Безопасности.
Среди этих людей и Дмитрий Медведев. Профессиональный юрист, являющийся заместителем главы президентской администрации, еще не достигший сорокалетия Медведев занимает просторный офис в самом центре российской власти - Здании 14 в Кремле. В его обязанности входит надзор за 38% акций Газпрома (компании, которая контролирует четверть известных мировых запасов природного газа), принадлежащими государству, и контроль за ходом путинской амбициозной судебной реформы. Он приложит все усилия, чтобы убедить вас, что его петербургское происхождение не играет особой роли. "Я очень люблю Москву", - говорит Медведев, описывая как ему и его семье нравится их новое место жительства. Но, как только он начинает говорить о необходимости бороться с традиционной российской гиперцентрализацией, в его словах проскальзывает легкий намек на радикальность взглядов.
Он говорит о необходимости в перспективе перераспределить "различные федеральные функции", включая и часть парламента, среди других субъектов Российской федерации. Осторожность Медведева понятна. Когда другой помощник Путина выдвинул идею перенести верхнюю палату парламента в Санкт-Петербург, его предложение было немедленно встречено шквалом неодобрения. Децентрализация может казаться чем-то обычным и обыденным в большинстве стран, но в России, с ее зацикленностью на роли Москвы, подобные предложения воспринимаются как ересь.
Медведев лелеет и другую идею фикс путинского "Северного Альянса": идею о Санкт-Петербурге как об источнике "интеллектуального потенциала". Петербург часто называют культурной столицей России и тому есть свои причины. Два последних российских нобелевских лауреата - поэт Иосиф Бродский и физик Жорес Алферов - были родом именно оттуда. Петербургские музеи, концертные залы и театры выше всяких похвал, а их руководителям, в отличие от бюрократов-от-культуры, характерных в советский период, во всей остальной стране, свойственен дух космополитизма и предпринимательства. Трудно отрицать географическую близость Санкт-Петербурга к Европе. Именно поэтому Петр Великий и прорубил здесь свое "окно в Европу" и поэтому город всегда был открыт иностранным влияниям.
Валерий Гергиев, директор Мариинского театра, известен в Лондоне и Нью-Йорке так же хорошо, как и в Петербурге. Михаил Пиотровский, директор огромного Эрмитажа, музея с одной из самых больших коллекций западноевропейского искусства в мире, стал известен благодаря привлечению многочисленных международных спонсоров, помощь которых он использовал для починки протекающих крыш и сохранения этого восхитительного собрания произведений искусства. Андрей Ликачев, ведущий российский менеджер, который еще не перебрался в Москву, говорит так: "Это люди европейского города, с европейским сознанием и европейским мироощущением".
Но все же есть и те, кто сомневается в верности этого утверждения. Они говорят, что Санкт-Петербург известен благодаря своим заказным убийствам и преступным сообществам ничуть не меньше, чем благодаря Эрмитажу. Конечно, замечают скептики, Санкт-Петербург при царях был космополитической столицей, но его герметическая изоляция от остального мира при советской власти означала, что с таким же успехом город мог бы располагаться на обратной стороне луны.
Одна из моих московских знакомых фыркнула, когда я ее спросил о том, что она думает о претензиях Петербурга на роль интеллектуальной столицы: "Все настоящие диссиденты были в Москве. КГБ в Ленинграде был значительно хуже, чем здесь". Этому тоже есть свои причины. Один из главных помощников Путина в регионе сегодня - Виктор Черкесов, бывший охотник за диссидентами в ленинградском КГБ, который прославился, помимо всего прочего, организацией одних их самых последних показательных судебных процессов 80-х годов.
Какой их этих двух Санкт-Петербургов - космополитический или деспотичный - лучше объясняет сущность путинских сторонников? На самом деле, и тот и другой, что объясняется историей города в советский период. До 1917 года Петербург являлся основным источником интеллектуального и политического брожения имперской России, городом революционных импульсов и вольнодумных идей. Из-за этого, советские лидеры, многие из которых знали об этой особенности Петербурга по собственному опыту, уделяли ему особое внимание.
Когда популярный глава ленинградских коммунистов Сергей Киров приобрел слишком большой политический вес в 30-х годах, Сталин приказал убить его, а затем использовал его убийство как предлог для начала чисток. После Второй мировой войны, во время которой город пережил ужасную осаду и блокаду, унесшую жизни миллионов человек, новое поколение ленинградских коммунистов вскоре стало жертвой новых кровавых чисток - так называемого "ленинградского дела".
Но, возможно, наиболее известным примером был Алексей Косыгин, человек, организовавший "дорогу жизни" - дорогу по замерзшим озерам, по которой в блокадный Ленинград поступало продовольствие во время войны. Когда в 50-х годах Никита Хрущев решил реформировать советскую систему, именно Косыгин предпринял попытку модернизировать экономику, предприняв робкие шаги в сторону от планирования. Все кончилось тем, что Хрущев был отстранен от власти, а Косыгин стал символом неудачи одной из самых серьезных попыток "починить" советский строй.
Современные петербуржцы помнят все эти примеры с поразительной ясностью. Тяжелая рука КГБ была занесена над Ленинградом вплоть до самого конца советской системы. Как эти реалии можно соотнести с неожиданным политическим ренессансом 90-х, когда Петербург начал экспортировать своих идеологов свободного рынка в Москву? Ответ, вероятно, в том, что две стороны медали - полицейское государство и экономическая либерализация - значительно ближе друг к другу, чем может показаться. Бывший петербургский диссидент журналист Лев Лурье вспоминает о своих столкновениях с ленинградским КГБ в 70-х и 80-х годах. Он говорит, что секретная полиция прекрасно понимала, что советская экономика была полностью несостоятельной, а некоторые ее представители даже откровенно говорили о необходимости перехода к экономике, ориентированной на рынок - вплоть до создания частных ресторанов и магазинов (полнейшая ересь по представлениям того времени). Лурье добавляет, что их отношение диктовалось исключительно прагматическими соображениями. "Им не была нужна демократия. Она их совершенно не интересовала". Что их интересовало, так это эффективность и, вероятно, возможность заработать деньги на стороне.
В то же время, представители молодого поколения петербургских интеллектуалов тихо обменивались своими идеями об экономической модернизации и иногда приходили к выводу о необходимости демократических преобразований. При этом, молодое поколение, которое хорошо знало недавнюю историю и видело неудавшиеся попытки реформировать советскую систему, из всего этого извлекло немаловажный урок: реформирование экономики возможно только при условии, что реформаторам безоговорочно принадлежит власть в стране. Верность этого урока была только подтверждена практикой, когда после демократической революции Бориса Ельцина, амбициозные планы последнего столкнулись с противодействием хаотического парламента.
Интересно, что одним из основных апостолов российских рыночных реформ, вышедших из Санкт-Петербурга в 90-х годах, был Анатолий Чубайс, человек, чье сильное желание избавиться от социализма и центрального планирования могло сравниться только с его приверженностью к безжалостной и бесчувственной бюрократической машине. Многие из его "романтических" коллег-либералов - как москвичей, так и нет - уже давно вышли из игры. В отличие от них, Чубайс сохранил свои позиции на самом верху российской власти в качестве главы национальной энергетической монополии. Чубайс, которого раньше считали надеждой и опорой российских либералов и демократов, недавно поддержал многие недемократические решения Путина, включая и войну в Чечне.
В этом смысле, хотя он и перебрался в Москву задолго до того, как туда переехали многие сторонники Путина, Чубайса можно рассматривать как олицетворение нового петербургского поколения, которому свойственна вера в то, что возрождение авторитарных привычек и механизмов - "управляемой демократии", как это любят называть помощники Путина - является обязательным условием наведения порядка в экономике. Некоторые русские разделяют сторонников Путина на бывших работников КГБ и представителей его реформисткой экономической команды. Другие, возможно, правильнее, рассматривают их как единую группу. Яков Гордин, редактор ведущего петербургского литературного журнала, хорошо знает многих представителей путинского поколения. "Они полагают, что могут проводить реформы, только если в стране царит стабильность. Никто не говорит о репрессиях. Но они безоговорочно верят в сильное правительство - это характерный взгляд для этой группы".
Тем не менее, репрессии могут начаться по мере того, как тяжелый этап путинских экономических реформ вступает в силу. Недавнее резкое повышение цен на жилищно-коммунальные услуги - важнейшая часть попытки Путина избавить Россию от порочной и экономически разрушительной практики субсидий - заставило 20000 человек в южном городе Воронеже выступить против реформы. Но, так как Путин эффективно контролирует прессу, мало кто в остальной России это заметил. Выступление в Воронеже это, возможно, только провозвестник грядущих потрясений, неизбежных если президенту не удастся раздобыть огромные суммы, необходимые на замену советской инфраструктуры, приходящей в негодность прямо на глазах. Гордин тоже видит потенциальную проблему: "В какой момент стремление к стабильности начинает играть преобладающую роль? Пока мы еще не может сказать". Возможно, именно над этим вопросом следует задуматься Джорджу Бушу, когда он будет прогуливаться по улицам Санкт-Петербурга в компании его самого известного современного уроженца.
