31 мая 2002 года. На обеде в российском посольстве в прошлом году один высокопоставленный официальный представитель России выразил глубокое смятение по поводу того, что администрация Буша-младшего (George W. Bush) намеревается уничтожить большое количество ядерных ракет, не согласовывая этот шаг с Россией. Я был поражен. "Г-н Министр", - произнес я, - я никогда не думал, что доживу до дня, когда представитель Москвы будет обижаться на то, что Вашингтон сокращает свой ядерный арсенал". Самым удивительным был тон этого россиянина. Он совсем не был воинственным. Он был горестным. Тот факт, что мы готовы сделать односторонние сокращения вооружений, неважно, последует Россия нашему примеру или нет, был для него глубоко волнующим. И каждый в комнате понимал, почему. Это свидетельствовало о том, как мало значит Россия.
В период расцвета советского могущества министр иностранных дел СССР Андрей Громыко однажды дал определение понятию "сверхдержава" - страна, к которой прислушиваются во всех уголках планеты и без разрешения которой нигде ничего существенного не может быть достигнуто. Советский Союз соответствовал этому определению. В Конго, на Кубе, в Германии, Никарагуа, Вьетнаме, Анголе, Чехословакии, на Ближнем Востоке - повсюду - к голосу России прислушивались, и нередко ее мнение было решающим. Это объяснялось не только лишь тем, что у СССР были крупнейшая сухопутная армия или крупнейший ядерный арсенал. Мы склонны забывать о той "мягкой силе", которой обладали Советы. На протяжении десятилетий они предлагали миру идеологию, которая господствовала в кругах интеллектуалов. И не только в "третьем мире". Сила коммунистических идей распространялась глубоко в сердце западного альянса, их пропагандировали коммунистические партии во Франции и Италии, у которых было огромное количество последователей. Сегодня коммунизм занимает примерно такую же нишу, как алхимия. Однако же в период своего могущества коммунистические и социалистические правительства правили половиной мира.
Чудом эпохи после "холодной войны" является то, что Россия сумела перенести коллапс, который сделал ее стратегически неуместной, без революции или реваншизма. Россияне не озлоблены. Они просто страдают от обиды. Они и в самом деле были сильно унижены, когда мы готовились к односторонним сокращениям своих ядерных боеприпасов, даже не попросив их пойти на аналогичные меры. В конце мы согласились на парадоксальное требование России и позволили ей оказать нам услугу за услугу. Отсюда и Московский договор, только что подписанный президентами Джорджем Бушем-младшим и Владимиром Путиным.
Договор явился мудрой уступкой российской чувствительности. Он состоит из 3-х страниц текста, что даже короче, чем ваше сочинение за квартал в период обучения в средней школе. Он нам ничего не стоил. И он дал г-ну Путину великолепную церемонию подписания и место за столом. Лучше того, г-н Путин и г-н Буш-младший затем отправились в Италию и подписали соглашение о сильном Совете Россия-НАТО - еще одной вехе на пути России в сферу влияния Запада.
Но для того, чтобы все это привело к успеху, мы должны понимать, что наши отношения с Россией в меньшей степени являются формой силовой политики, а в большей - психотерапией. Мы имеем дело со страной, пережившей самую катастрофическую утрату могущества для любого государства, которое не потерпело поражения на полях сражений. Целью нашей российской дипломатии является не стратегическая стабильность - вопрос стратегической стабильности возникает, когда имеешь дело с противниками, а Россия нам не враг - но успокоение чувств. Когда администрация Буша-младшего объявила, что выйдет из Договора об ограничении систем противоракетной обороны (Договор по ПРО), обычный хор реакционных либералов предостерегал, что это опасно. Председатель сенатского комитета по делам вооруженных сил Карл Левин (Carl Levin) сказал, что этот шаг может спровоцировать "холодную войну II". Сэнди Бергер (Sandy Berger), советник по национальной безопасности в администрации Клинтона (Bill Clinton), предсказывал "более параноидную атмосферу отношений с Россией". Всегда надежная газета "The New York Times" предупреждала об "опасной новой гонке вооружений с Россией".
Какая предсказуемая чепуха! Россия не угрожает Соединенным Штатам. Соединенные Штаты не угрожают России. Россия не соперничает с Соединенными Штатами в военной области. А поэтому у нее не может быть никаких оснований для развязывания гибельной для нее гонки вооружений, которая в любом случае стала бы скорее односторонней. Критики были в корне не правы. Реакцией России на наш выход из Договора по ПРО стало не увеличение, а сокращение своих ядерных вооружений. Почему? Потому, что, если говорить в плане стратегическом, американо-российский ядерный баланс больше не имеет иного значения, кроме психологического. Эти ядерные вооружения в действительности являются не инструментами войны, но символами. В годы "холодной войны" они были символом величия. Сегодня они являются символом паритета - конечно же ложного паритета, но такого, чью видимость стоит сохранять. Отсюда и договор, отсюда и церемония, отсюда и место за столом Организации Североатлантического договора (НАТО) - ничего не стоящее великодушие, которое поставлено на службу самой важной международной перестройке с открытия Китая: стратегическому партнерству с Россией.
