Тотальное присутствие спорта в СМИ и даже на производстве в преддверии важных парламентских выборов и в тот момент, когда может разразиться ядерная война между Индией и Пакистаном - что это? знак упадка? Ни один опрос общественного мнения не дает ответа на этот вопрос. Но по многим признакам можно судить о пресыщении спортом, раздутым как мыльный пузырь: в разговорах у прилавков, которые небезынтересны, чувствуется усталость от обилия трансляций из Сеула; персонал восстает против расписания "телевизионных перерывов", которые предусмотрены некоторыми работодателями ему же на благо; наконец, унижение, которое последовало вслед за поражением команды Франции от сборной Сенегала, - все это передает даже не разочарование, но глубокое раздражение людей телевизионным безумием последних дней.
Еще на прошлой неделе ряд комментаторов в прессе подняли эту тему. Вопрос "спорт заменил политику?" входит в моду. То здесь, то там говорят о цирке, собиравшем толпы в Римской империи, и о неутолимой страсти к спорту, которая сопровождала падение Византийской империи и конец первых олимпиад.
Как часто бывает, комментаторы преувеличивают: их увлекает за собой бинарная логика телевидения. Маятник отклонился слишком далеко. Неправильно говорить, что интерес к спорту занял место, которое прежде занимала политика. Если бы этот диагноз соответствовал действительности, то вряд ли можно было бы ожидать такое число критических замечаний от людей, которым спорт отнюдь не чужд; и, конечно, нельзя было бы рассчитывать на массовую мобилизацию электората на президентских выборах 21 апреля - 5 мая.
Лишь результаты второго тура парламентских выборов покажут, как интерпретировать видимую пассивность, которая стала отражением благоразумия осторожных кандидатов, как справа, так и слева, кандидатов, которые не спешат восстанавливать механизмы Пятой республики, начавшей было идти на поправку, благодаря новому правительству и достигнутому консенсусу.
Спорт и политика далеки от того, чтобы быть сообщающимися сосудами, но они попали в общую полосу кризиса, причем совершенно иного порядка, чем кризис доверия к атлетам или депутатам. Причина кризиса - взрыв нетерпимости в идентификации. Эта угроза нависла над универсальным идеалом Олимпийского движения, и узы, которые связывают народы, готовы ослабнуть. Ибо этот кризис, долгое время скрытый за льстивыми речами масс-медиа, тот же самый, что разразился во Франции в конце апреля, когда народные массы сказали свое "нет".
Когда сборная Франции выиграла Кубок Мира в 1998 году, мы поверили, что достигнем в спорте национального единства, добьемся интеграции меньшинств, что спортивный спектакль приведет к "исправлению" душ. Мы забыли, что команда-победительница и ее тренер были освистаны после первых побед. Мы словно забыли о жестокости, которую проявляли сами игроки на поле, об астрономических премиальных и контрактах, о допинг-контроле, о мошенничестве и коррупции среди руководителей от футбола. Потребовалось, чтобы Марсельеза была дважды освистана на "Стад де Франс", первый раз - в присутствии премьер-министра Жоспена (Jospin), а затем и - президента Республики. Арбитры больше не могли выполнять свою тихую и невидимую работу, они также начали жаждать внимания толпы. Наконец, последние выборы президента Международной федерации футбола (ФИФА) проходили на фоне весьма темных дел. Всего этого оказалось достаточно, чтобы иллюзия единства в спорте растаяла как облачко.
Спортивное состязание по-прежнему остается одним из самых достойных спектаклей. Но с каждым днем он все дает все меньше разрядки, не может ослабить насилие. Существует два знаковых момента у этого процесса. Первый имел место в 1968 году на Олимпийских играх в Мехико, когда два чернокожих спортсмена, взошедшие на подиум, грозили американскому флагу, потрясая в воздухе кулаками. Ситуация достигла апогея на Олимпийских играх в Мюнхене в 1972 году, когда палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов и убили их.
С этого момента под прицелом камер разнузданность не знает пределов. Если какие-либо радикальные меньшинства начнут использовать СМИ, чтобы дискредитировать власть государства, никакое рациональное решение не сможет остановить эскалацию напряженности. Спорт утратил свою главную функцию - функцию катарсиса, выхода эмоций, проявления инстинкта. Масс-медиа делают остальное.
Вторым потрясением, также усиленным телеобъективами, стала драма на стадионе "Эйзель", когда на матче между "Ювентусом" и "Ливерпулем" (1985) погибло 39 человек. Это событие показало, что цели, которые преследуют хулиганы - все те же. При посредстве телевидения они хотят вызвать чувство солидарности с преступлением, они готовы разрушить все и вся лишь бы привлечь к себе общественное внимание, вызвать болезненную реакцию. Они вырывают кресла, избивают зрителей, нарушают правила игры. Как следствие, меры безопасности настолько ужесточились, что спортсмены и зрители на крупных соревнованиях чувствуют себя точно в укрепленном лагере, будто за решеткой.
Следует понять, что происходит в нашей стране с недавнего времени: идентификационное насилие (расовое, религиозное и т.д.) на спортивных состязаниях в значительной степени отвергается общественным мнением: оно больше не приемлет межэтнических или религиозных столкновений. Хотя у этого отказа есть своя темная сторона, массовое голосование против идеологии Национального фронта свидетельствует о том, что отвергается именно насилие, а не национальная исключительность, как считают социалисты. В нашем обществе, где так ценится безопасность, это насилие редко может найти себе оправдание отчаянием. Идет ли речь о спорте или о политике, в обоих случаях нужно вернуть правила игры.
