Ориана Фаллачи (Oriana Fallaci), «террористка» из Манхэттена, всемирно известная, чрезвычайно талантливая, сдержала свое обещание: «Разбив стену молчания, я поджигаю детонатор у бомбы, которая хочет взорваться давно», - пишет она в книге «Гнев и Гордость». Эта книга горит в руках, поскольку она направлена на подрыв ислама.
Фаллачи, как всегда, верна себе, как журналистка и как писательница. На протяжении всей своей карьеры она использует такой журналистский стиль, который сам себя выставляет напоказ с непомерной самовлюбленностью, с тончайшей нюансировкой деталей. Этот стиль человека, обладающего большим мужеством, жаждой знания. Почвой для этого стиля неизбежно становятся война и страдания.
Она всегда работает в своей особой манере, немного истеричной, словно волны ненависти бьются о берег славы. В своих знаменитых интервью с президентами, императорами, духовными лидерами и полевыми командирами она держится с ними на равных, не по мысли, но по силе оружия, она, подобно генералу, бросается на штурм цитадели. Ориана Фаллачи смотрится в своих собеседников, как будто в зеркало, ни одна жилка на ее лице не дрогнет, когда она встречается с Дэн Сяопином (Deng Xiaoping), Каддафи (Khadafi) или Хомейни (Khomeyni).
Конечно, этим и в малой степени не объяснишь ее десятилетнего молчания. К тому же она десять лет отсутствовала в Италии, на своей столь артистической и цивилизованной родине, которую считает оскверненной вульгарностью. Она появляется там лишь инкогнито. Не было ее и в Европе, этом диктаторском экономическом и финансовом консорциуме, конгломерате политической низости. Нет ее и среди левых, которые повсюду забыли о своем былом единстве и потеряли свои кресла.
Эти десять лет Ориана Фаллачи называет в своей книге изгнанием. Изгнанием, политическим бегством из Италии, из той Италии, которой ничто не угрожает, кроме коррозии и отвратительного гниения культурного пространства. Из Италии она увезла с собой, как и положено, память своих предков, память родителей-антифашистов, наследницей которых, она, несомненно, является.
Но у нее самой нет наследников. Это ее драма. Поэтому она говорит, что роман - ее «дитя». Как всякий хороший писатель, она по-прежнему вынашивает свой плод: «трудного и требовательного ребенка. Беременность длилась значительную часть моей сознательной жизни, а роды начались благодаря болезни, которая убьет меня, но один Бог знает, услышу ли я первый крик моего ребенка, или буду уже мертва».
Эти годы прошли в борьбе между книгой-жизнью и раком-смертью, но не в тихом уголке на Средиземноморье, под оливами и кипарисами, а под небом на острове Манхэттен, исколотом небоскребами и реактивными самолетами. В этом внеземном пространстве Нью-Йорка чувствуешь себя, словно в невесомости, и Фаллачи нашла здесь убежище.
11 сентября 2001 года Усама бен Ладен (Oussama ben Laden) и его «живые бомбы» превратили это место в грязь, в которую были брошены тысячи мертвых тел, напоминающих перемолотые кофейные зерна. Этот удар убил миф об американской неуязвимости. Он не только прервал молчание журналистки и вывел ее из тени, он сделал ее безумной. На свой лад. Подобно тому, как обезумели, каждый по своему, миллионы американцев во главе с Джорджем Бушем-младшим (George W. Bush). После этого ослепления президент словно блуждал впотьмах.
Книга Орианы Фаллачи - первая и единственная на сегодняшний день, в которой передана эта внутренняя дрожь, это колебание. Никто, несмотря на поток сочинений, порожденных шоком, в той или иной степени вдохновенных и умных, не нашел тех слов, тех фраз, чтобы передать чувство, которые внушали вид развалин и такое медленное, а затем все ускоряющееся падение тех, кто выпрыгивал из окон Башен-Близнецов, тех кто предпочел самоубийство кремации. Страницы, посвященные Всемирному торговому центру, Пентагону и лесному уголку в Пенсильвании - вошли в мировую литературу. Работа журналистки - сродни заупокойной молитве.
И потом, в книге есть и «проповедь», с которой Фаллачи обращается к «тяжело больным», виновным в этом ужасе. Исламскому джихаду она дала воинственный ответ, написав памфлет, в который вложила всю душу. Это поток обвинений, оскорблений и проклятий, она изрыгает их, подобно бомбам, обращенным вспять. Ее книга - свидетельство глубины пропасти, в которую она падала вместе с Башнями. Нет смысла повторять ее слова. Поскольку это было бы двойным оскорблением для униженных: для всех «детей Аллаха», между которыми она не делает различия. Если Ориана Фаллачи верит, что таким образом придаст храбрости тем, кто долгие годы борется против мусульманского тоталитаризма, то она ошибается. Напротив, она осложняет им задачу: отныне невозможно защищать сходную точку зрения, свободу и западные ценности, подвергшиеся атаке, и не слышать в свой адрес тех оскорблений, которые она бросила всем своим потенциальным комментаторам, и которые, по логике вещей, вернутся ей сторицей.
В то же время, вслед за критиками, которых возмутило не содержание, но сама форма ее книги, поднимается новая волна гнева. Как не узнать в этой реакции классического алиби глухой, ядовитой враждебности к женщине, которая выступает за мир «без царей, без понтификов, без богов»? Короли, Папы и боги, или те, кто считает себя таковыми, не любят, когда им указывают на их ненужность. Ибо Ориана Фаллачи, помимо своих проклятий, совершила нечто непростительное: она обвиняет их в предательстве, она - женщина, атеистка и поклонница искусств, которая больше не хочет видеть исламского религиозного тоталитаризма, сообщниками которого они стали. Это книга террористки.
Будучи женщиной, она говорит о мужчинах исламского мира, который она некогда избороздила, она видела его пустыни и его революции. И ее жестокость, нужно отметить, менее смертельна, чем их жестокость. Абасси Мадани (Abassi Madani) заявил: «Женщины - это фабрика мусульман»; Исламский фронт спасения произнес фатву против Халиды Мессауди (Khalida Messaoudi); интегристы Бангладеш кричали «Смерть Таслиме Насрин (Taslima Nasreen)»; Мохаммед Атта (Mohamed Attah), лидер пиратов «Аль-Каиды», писал: «на своих похоронах я не хочу видеть нечестивых, животных и женщин┘»; вся Саудовская Аравия для женщин - тюрьма или кладбище, если они совершат прелюбодеяние; Хомейни и его сподвижники одели женщин в чадру, талибы и Бен Ладен закрыли их бурка, и Масуд (Massoud) был немногим лучше┘ Именно эти люди и многие другие, перерезают женщинам горло, вспарывают животы и отрубают головы, убивая их десятками и десятками тысяч. И если женщины, которые находятся на свободе, не будут говорить об этом, и не будут восставать против этого, то кто же восстанет? Редкий мужчина мог бы так сопереживать трем несчастным женщинам, которые подверглись публичной казни в Кабуле, «по обвинению неизвестно в чем», и которых затем тащили за ноги, как баранов.
Это правда, что Ориана Фаллачи говорит много о мужских яичках. Порнография? Нет. Сексуальность, как ясно показала Халида Мессауди в книге «Восставшая алжирка», является центральной проблемой во всех мусульманских обществах, в той или иной степени фундаменталистских, - это известно каждой женщине - потому Фаллачи может «играть на поле соперника». Да, она шокирует. Но не лжет. Во всяком случае, оставаясь верной своему стилю, она выполняет просветительскую работу. В нашем обществе, которое на протяжении всей истории пыталось положить конец таким практикам мужского господства.
Очевидно, больше всего в этой работе раздражает то, что, она направлена против ислама. Это тема - табу в Европе, хотя непонятно, почему. Разве что, из-за внутреннего страха перед миллиардом мусульман, и этот страх только усилился после 11 сентября. Можно спросить себя, где была бы Европа, если бы она столь же робела перед христианством.
Фаллачи обрушивается на ислам за его неизбывный экспансионизм и священный территориальный принцип, на который указывает и разбирает в своей новой книге «Я вижу, старому миру приходит конец» («J'ai vu finir le monde ancien»). Александр Адлер (Alexandre Adler). В этом смысле, журналистка отказывается делать различие между мусульманскими странами - она подчеркивает, что ни в одной из них нет демократии - и мусульманскими сообществами за границей. В ее тексте читается, что нет различий между иммигрантами: будь они арабами, африканцами или турками, суннитами, шиитами, мирянами, агностиками или атеистами. Для нее, делать различие между умеренными и экстремистами - значило бы произнести самоотречение, в то время как на всей планете объявлена война, когда мусульманский мир хочет обратить в свою веру все иные общества. Отречение - необходимая уловка перед противостоянием. Чтобы обвинить ислам, она пользуется всеми методами, которые применяли борцы с коммунизмом: осуждение мерзостных политических режимов, в основании которых лежит «священный» текст - например текст Маркса; абсолютный отказ различать Сталина и Тореза (Thorez), Брежнева и Марше (Marchais). И так до полной победы. Правда, это разжигает страсти и называется┘ примитивным антикоммунизмом.
Но и это ее право. Этический, философский и политический вопрос должен быть поставлен, особенно после того, как бен Ладен вышел на сцену. Те, кто осуждают Фаллачи, не имеют смелости вступить в спор о будущем иудео-христианских и азиатских обществ, которым угрожает интегризм, как показали символические атаки против статуй Будды в Бамиане и против Башен-Близнецов в Манхэттене. Если бы они нашли в себе смелость поставить этот вопрос - вместо того, чтобы постоянно оправдываться, говоря о благе ислама и о зле исламистов┘ - конечно, книга «Гнев и Гордость» не имела бы такого успеха. Взрывная книга Орианы Фаллачи, далека от того, чтобы быть симптомом популизма, по которому можно определить болезнь; скорее она - глас вопиющего в пустыне - крик против разложения и упадка.
