20 июня 2002 года. Что делать с растущей экономической мощью Китая - вот самый актуальный в данный момент для Азии вопрос. Несколько лет назад провинция Гуаньдун на юге Китая заслужила прозвище "мастерской мира", но в настоящее время на этот титул претендует все побережье Китая. Японцы чувствуют себя комфортно, инвестируя в Ляонин, американцы и европейцы - в Шанхай и окрестности, тайваньцы - в Фуцзянь, а проживающие в Гонконге китайцы - в Гуаньдун.
Китай, кажется, открыл для себя сравнительные преимущества в поразительно широком диапазоне промышленных ниш, от неквалифицированной работы по сборке изделий до производства полупроводниковых плат, что отчасти объясняется факторами национальной культуры. Сегодня, когда Китай стал членом Всемирной торговой организации (ВТО), азиаты начинают волноваться по поводу "звука, издаваемого причмокивающим гигантом" - удивительно пикантной фразы, пущенной в оборот в 1992 году Россом Перо (Ross Perot), чтобы опорочить Соглашение о свободной торговле на Североамериканском континенте. Алармист Перо опасался, что перемещение рабочих мест в Мексику повредит американским рабочим. Как оказалось, экономики США и Мексики являются взаимодополняющими, и свобода торговли пошла на пользу обеим.
Так обыкновенно и бывает. И Япония, Корея и Тайвань, вероятно, получат аналогичный опыт с Китаем. Возросшая торговля и приток инвестиций в развивающиеся районы материкового Китая ускорят естественную эволюцию этих развитых в экономическом отношении стран в направлении сектора услуг и производства более сложной техники. Настоящий вопрос в том, что случится с менее развитыми странами Юго-Восточной Азии. До сегодняшнего дня они были магнитом, притягивавшим прямые иностранные инвестиции из Японии, Европы и Северной Америки, а экспорт готовых изделий на рынки этих стран являлся для них главным двигателем роста. Сегодня Китай решительно покушается на их источники дохода.
Развивающиеся страны Азии особенно уязвимы от китайской конкуренции, потому что они сознательно проводили политику, направленную на увеличение экспорта за счет внутреннего потребления. Каждая по-своему, они пытались следовать меркантилистским путем Японии, способствуя высоким темпам накопления капитала и направляя свои капиталы в конгломераты, которые правительство выбрало в национальные чемпионы на мировых рынках. На ранних стадиях развития, по меньшей мере, это давало удовлетворительные результаты, поскольку их экономические системы оставались более открытыми, чем в развивающихся странах, которые встали на путь социализма, а промышленные компании под влиянием мирового рынка вели себя дисциплинированно. Но, как продемонстрировали азиатский кризис 1997 года и экономический спад в Японии, эта модель способствует расширению производственных мощностей за счет прибыльности, что, в сочетании с тенденцией к "капитализму близких дружков", в конце концов, приводит к несчастью. Юго-Восточная Азия уже понимала это и пыталась модифицировать свой подход, но появление на сцене Китая должно вбить последний гвоздь в гроб того, что Дэниэл Лян (Daniel Lian), экономист из сингапурской компании "Morgan Stanley", называет восточно-азиатской экономической моделью. Он доказывает, что, если политики останутся благодушными, соперничество со стороны Китая сократит потенциальные темпы экономического роста стран Юго-Восточной Азии.
Так что же делать? Г-н Лян указывает как на пример для подражания на политику премьер-министра Таиланда Таксина Шинаватры (Thaksin Shinawatra). Тайская экономика в настоящее время восстанавливается под влиянием роста потребительского спроса, и правительство переключило внимание с крупных индустриальных проектов на создание благоприятного климата для менее крупных предпринимателей, которые могут использовать свою гибкость для обеспечения клиентов дополнительными ценностями. Однако не ясно, действительно ли г-н Таксин способен твердой рукой вести страну вперед. Его экономическая политика является неровной, и Таиланд сделал недостаточно для того, чтобы решить проблемы нависших над ним нехороших долгов и коррупции, которые остались со времен бума 1990-х годов. Тем не менее, здесь намекают на более работоспособную в длительной перспективе модель. Если позволить темпам накопления капитала снизиться до устойчивого равновесия, которое будет фактически определяться спросом и предложением капитала, внутреннее потребление вырастет, и Юго-Восточная Азия сможет развиваться в менее зависимой от экспорта и более самодостаточной форме. Как только административное вмешательство и скрытые гарантии правительства, призванные направлять капитал в крупные промышленные фирмы, будут прекращены, банки получат побудительные мотивы к тому, чтобы давать займы малым и средним предприятиям, в которых более силен дух предпринимательства. Они не только быстро растут, но, как показал опыт Тайваня в 1997 году, экономика, в которой ведущую роль играют эти предприятия, менее восприимчива к кризису доверия. А между тем смешанная экономика Китая, где государственные предприятия уничтожают ценности столь же быстро, сколь быстро их успевают создавать финансируемые иностранным капиталом эффективные экспортеры, выглядит все более дисфункциональной. Можно поспорить, что Китай скорее всего одерживает Пиррову победу в меркантилистской битве за экспортные рынки и кончит тем, что проиграет экономическую войну. Вполне вероятно, что в краткосрочной перспективе он что-то выиграет за счет Юго-Восточной Азии, но, в то время, как страны с менее сильной экономикой пытаются убраться с пути этого гиганта, они могут выбрать для себя путь более высоких темпов повышения качества продукции, что будет способствовать улучшению жизненного уровня их народов.
