Збигнев Бжезинский являлся советником по вопросам национальной безопасности при президенте Картере
Примерно через год после начала ведущейся Америкой войны против терроризма, эта война подвергается риску из-за проводимой иностранными правительствами репрессивной политики. Вместо того, чтобы возглавить демократическую коалицию, Соединенные Штаты рискуют остаться в опасной изоляции. Данное администрацией Буша (Bush) определение стоящей перед Америкой задачи лежит в большой мере в полурелигиозных рамках. Обществу постоянно говорится, что терроризм - это "зло", что, несомненно, так и есть, и что это зло происходит из-за "злодеев", что так же не подвергается сомнению. Однако кроме этих законных обвинений больше ничего нет. Как будто терроризм - это некоторое абстрактное явление, находящееся где-то в космосе, порождающее жестоких террористов, действующих с каким-то сатанинским воодушевлением без какой-либо особой мотивации.
Президент Буш мудро избегал идентификации терроризма как ислама в целом и особо отметил, что ислам сам по себе не виновен. Однако некоторые сторонники администрации с меньшей осторожностью относились к этим различиям, утверждая, что исламская культура в целом враждебно относится к Западу, и особенно к демократии, и что она создала благодатную почву для террористической ненависти к Америке.
Общественность практически не обсуждает тот простой факт, что за каждым террористическим актом лежит политическая подоплека. Это конечно не оправдывает преступника и его политический мотив. Тем не менее, факт, что практически вся террористическая деятельность уходит корнями в политические конфликты, а также поддерживается ими. Это верно и для Ирландской Республиканской Армии в Северной Ирландии, для басков в Испании, для палестинцев на Западном берегу и в секторе Газа, для мусульман в Кашмире и так далее.
В случае с событиями 11 сентября нет необходимости проводить глубокий анализ, чтобы заметить - принимая во внимание личности преступников - что политическая история Ближнего Востока каким-то образом связана с ненавистью ближневосточных террористов к Америке. Специфика политической истории этого региона не должна изучаться слишком тщательно, так как террористы скорее всего не углублялись глубоко в архивные исследования перед тем, как вступить на путь терроризма. Скорее, это эмоциональное выражение прочувствованной, наблюдаемой или вспоминаемой политической обиды, которая формирует в террористах фанатичную патологию и подталкивает их на их смертельные действия.
Вмешательство Америки в дела на Ближнем Востоке несомненно является главным двигателем направленной на Америку ненависти. Вполне очевиден тот факт, что арабские политические эмоции формировались с учетом французского и британского колониализма; краха попыток арабского мира предотвратить возникновение Израиля, последующей помощи Америки Израилю и ее отношения к палестинцам; а так же прямого присутствия американских сил в регионе.
Последнее воспринимается наиболее фанатичными элементами как посягательство на религиозную чистоту осуществляемого Саудовской Аравией религиозного опекунства над святыми местами Ислама, и как несущее угрозу благосостоянию иракского народа. Религиозный аспект усиливает их рвение, однако тот факт, что некоторые из смертников вели нерелигиозный образ жизни, не имеет никакого значения. Нападение на Всемирный торговый центр имеет четко выраженную политическую основу.
Тем не менее, в Америке явно заметно нежелание сопоставлять эту ненависть со сложными историческими аспектами. Вместо этого существует склонность полагаться на абстрактные высказывания, утверждающие, что "террористы ненавидят свободу" или что их презрение к западной культуре основано на их религиозном воспитании.
Чтобы победить в войне, необходимо наметить две цели: первая - уничтожение террористов, вторая - осуществление политических усилий, сконцентрированных на тех условиях, которые способствовали появлению этих террористов. Это то, что Великобритания делает в Ольстере, Испания - в стране Басков, и что должна Россия делать в Чечне. Эти меры подразумевают не умиротворение террористов, но обязательную стратегию, направленную на изоляцию и уничтожение террористического подполья.
Аналогии не обладают абсолютной идентичностью, однако, учитывая это, можно провести параллели между тем, с чем сталкивается Америка в лице ближневосточных террористов, и тем кризисом, с которым столкнулась Америка на внутренней сцене в 1960-е и 1970-е годы. В то время американское общество было шокировано насилием, творимым такими группами, как Ку-Клукс-Клан (часто действовавшим полуавтономными организациями), Советами белых граждан, Черными пантерами и Симбионистской армией освобождения. В отсутствие законодательства о защите прав человека, и без сопутствующих изменений в социальных взглядах американцев на межрасовые отношения, та угроза, которую представляли эти организации, могла существовать гораздо дольше и стать более опасной.
Довольно узкое, практически одностороннее определение террористической угрозы, применяемое администрацией Буша, несет особый риск того, что иностранные державы так же начнут прибегать к слову "терроризм" для выполнения своей собственной повестки дня, как это делает президент России Владимир Путин, премьер-министр Израиля Ариэль Шарон (Ariel Sharon), премьер-министр Индии Атал Бихари Ваджпаи (Atal Bihari Vajpayee) и глава Китая Цзян Цземинь (Jiang Zemin). Для всех них свободное американское определение террористической угрозы и выгодно и удобно.
Выступая перед американцами, и г-н Путин, и г-н Шарон не могут сказать и предложения без упоминания о терроризме, с тем, чтобы трансформировать борьбу Америки против терроризма в совместную борьбу против их мусульманских соседей. Г-н Путин, вполне очевидно, видит возможность отвести исламскую враждебность от России, несмотря на преступления России в Чечне и ранее в Афганистане. Г-н Шарон будет приветствовать ухудшение отношений Соединенных Штатов с Саудовской Аравией и, возможно, американскую военную акцию против Ирака, получив одновременно свободу действий в подавлении палестинцев. Индийские фанатики также хотят объединить ислам в общем с терроризмом в Кашмире в частности. Не уступая вышеперечисленным странам, Китай недавно сумел убедить администрацию Буша включить уйгурских мусульман - сепаратистов в число террористических организаций, имеющих связи с Аль-Каидой.
Для Америки потенциальный риск заключается в том, что неполитическое определение войны с терроризмом может быть присвоено и использовано для иных целей. Последствия этого могут быть опасными. Если ключевые демократические союзники Америки в Европе и Азии будут рассматривать ее как морально слабую и политически наивную из-за ее неспособности подойти к терроризму как к более широкому и более глубокому явлению - а так же если союзники будут считать ее некритично относящейся к неприемлемому подавлению этнических или национальных устремлений - то мировая поддержка американской политики несомненно уменьшится. Возможность Америки поддерживать широкую демократическую антитеррористическую коалицию серьезно пострадает. Перспективы международной поддержки возможной военной конфронтации с Ираком также заметно ухудшатся.
Изолированная таким образом Америка с большей вероятностью столкнется с угрозами со стороны мстительных террористов, которые решат возложить на нее вину за насилие, осуществленное ее самопровозглашенными союзниками. Победа в войне против терроризма не может быть зафиксирована в виде формального акта капитуляции. Она проявится только в постепенно снижающемся числе террористических актов. Любые последующие нападения на американцев будут болезненными напоминаниями того, что эта война не выиграна. К сожалению, основной причиной этого будет нежелание Америки сконцентрироваться на политической подоплеке террористических зверств 11 сентября.
