Новая Москва со своей наивно триумфирующей презентационной архитектурой девяностых годов, по поводу которой уже сказано немало жалобных слов архитекторами и представителями интеллигенции, стала в эти дни предметом разговора и хозяйкой Потсдамского диалога. Четвертая встреча в его рамках собрала в Москве немецких и российских художников, ученых, архитекторов, журналистов для того, чтобы послушать доклады, поучаствовать в дискуссиях об урбанизации и ее размывании под воздействием глобализации и массовой культуры. При этом встречи с архитектурной Москвой, казалось, становились, для многих гостей своего рода ключевым событием, причем определенный страх по поводу проявлений китча легко перевешивался смелостью архитекторов. Московские архитекторы еще способны на масштабные архитектурные проекты.
Будь то подземный торговый центр с притягательным Дисней-лэндом на Красной площади или Парк Победы со стелой в форме штыка или фонтаны с водой багрового цвета или огромная статуя Петра Великого на искусственном острове на Москва-реке - все это оставило у немецких архитекторов впечатление, удивлявшихся: «как они все так просто делают». Слабость российского общества всегда оставляла властям громадное поле для собственной инициативы. Теоретик-искусствовед Владимир Паперный напомнил о том, что, в отличие от Западной Европы, где города развивались как свободные саморганизующиеся формы, в России новые города появлялись по указам административных органов. По причине сильно регламентированной начальством торговли и контроля за миграцией российский город являлся оазисом свободы лишь условно. По мнению Карла Шлегеля (Karl Schloegel), рыночная площадь, базар, представляющие собой зародыш города, здесь постоянно подвергались гонениям со стороны государства, убравшего торговцев с центральной Красной площади.
Нынешние архитектурные монументы Москвы периода капиталистического возрождения в своем большинстве построены не капиталистами, а государственными строительными организациями. Громадные формы, ностальгические башенки и манерные арки, блестящая поверхность славят прежнее и нынешнее величие России, почему архитектурные критики и назвали это триумфирующее смешение стилей «капиталистическим реализмом». Как прежде социалистический реализм помогал советским гражданам переноситься из своих, отнюдь, не радостных будней в лучший мир, так красоты Дисней-лэнда новой Москвы связаны для многих простых неизбалованных граждан с лучом света, патриотической гордостью и детской непосредственностью, согревающими сердце.
Для кровеносной системы России большее значение имеют моральные, а не материальные ценности, заметила одна из представителей работников искусства. Даже торговый центр на Красной площади загоняет коммерцию стыдливо под землю и доносит до посетителей своей архитектурой в сопровождении дикторских текстов по радио отечественную историю.
Городская архитектура, разумеется, состоит не только из художественных жестов, вызывающих критику московской элиты, прежде всего, интеллигенции, представляющей различные школы, но также и из отношения к ним со стороны населения. Литературовед Ирина Прохорова говорила о примирении, указав на то, что имперский язык форм новой архитектуры скрашивается резвящимися детьми и прохожими с мороженым, вдыхающими в престижные строения освежающий жизненный фольклор. Подобная народность с ее детской непосредственностью всегда была оборотной стороной и предпосылкой государственного величия России.