Полагать, что огромное влияние римско-католической церкви средних веков основывалось лишь на таинстве исповедания, было бы, скорее всего, неким преувеличением. Вне всякого сомнения, можно утверждать, что Фрейд построил свою церковь психоанализа, взяв за основу 55-минутные сеансы-исповеди, изначально отведенные им для общения с пациентами. То, что задумывалось в качестве метода исцеления различных заболеваний, вскоре превратилось в обряд инициации, практические уроки по изучению метода индукции и церемонию рукоположения для самых верных учеников Фрейда, которые, в свою очередь, должны были стать ловцами «душ человеческих» и нести в мир новую религию психоанализа словом и делом.
В самом начале психоанализа как учения «дидактические анализы» Фрейда были, зачастую, на удивление неформальными. Когда в1907 году Макс Эйтингтон (Max Eitington) приехал в Вену, привлеченный, по его собственным словам, «удивительным достижениями» Фрейда в области изучения истерии, отец-основатель психоанализа повел его на прогулку по улицам и паркам города, вор время которой проанализировал его поведение в несколько эксцентричной манере. Эрнест Джонс (Ernest Jones) напишет позднее: «Это был первый сеанс дидактического анализа». Даже спустя тринадцать лет у желающих заниматься психоанализом не требовали никаких специальных дипломов. Во время одной конференции британского психоаналитического общества Джеймс Стрейчи (James Strachey) рассказал, каким образом он в 1920 году стал психоаналитиком. Стрейчи имел лишь следующие документы:
«У меня был диплом выпускника филологического факультета, никаких познаний в медицине, никакого опыта, который мог бы мне пригодиться на практике. Лишь диплом журналиста, выданный не самым престижным учебным заведением. Единственным положительным моментом было то, что почти в тридцать лет я написал письмо Фрейду, в котором просил взять меня в ученики.
Не знаю, по какой причине, но не успел я вернуться с почты, как получил положительный ответ; ученый предлагал мне провести два года в Вене. Летом 1922 года я вернулся домой, в Лондон. А уже в октябре, без каких бы то ни было усилий с моей стороны, психоаналитическое общество удостоило меня звания член-корреспондента. Могу предположить, что Эрнест Джонс получил определенные инструкции свыше, которые затем передал совету. Через год я уже стал полноправным членом общества. Так что я начал самостоятельно принимать пациентов, не имея за спиной никакого опыта. У меня не было практических познаний, которые могли бы мне помочь, за исключением тех двух лет, что я провел в учениках у Фрейда».
Слова Стрейчи ясно показывают, что в центре всего психоаналитического движения лежала не просто теория или же доктрина, которую необходимо было усвоить. Гораздо важнее были личные отношения с Фрейдом. Посвятить в сан психоаналитиков в лоне церкви, основанной Фрейдом, изначально мог лишь сам отец-основатель, а позднее - какой-либо ученик Фрейда, которого до того рукоположил сам наставник.
Теория передачи учения
Фрейд хотел, чтобы его ученики - будущие психоаналитики - поддерживали с ним особые отношения, основанные на традиции передачи учения. В 1933-1934 годах сеансы психоанализа Фрейда посещала поэтесса Хильда Дулитл (Hilda Doolittle), так вот один случай, описанный Джанет Малкольм (Janet Malcolm), как «невиданный момент» в истории дидактического анализа, дает прекрасное представление об этих отношениях. «В ответ на какую-то фразу, сказанную 47-летней поэтессой, 67-летний Фрейд стукнул со всего размаха ладонью по спинке дивана, где лежала пациентка, и сказал: «Проблема заключается в том, что я очень стар, и Вы думаете, что влюбляться в меня бессмысленно»». Удивленная Дулитл вжалась в диван, и в тот момент одна часть ее сознания полагала, что такое поведение психоаналитика - некий прием, которым он пользуется для стимуляции ее ассоциативного мышления, с другой стороны, она чувствовала себя испуганной и затравленной. «Это был ужасный старик, слишком старый и слишком чужой, слишком мудрый и слишком знаменитый. Все это вместе было слишком, для того, чтобы он ударил по спинке дивана, так как это делают маленькие дети, когда бьют по столу ложкой полной каши».
Мы уже указывали на сильную психологическую зависимость Фрейда от любви своих учеников, направленной исключительно на него. Пока он ощущал на себе действие этой любви, пока чувствовал, что его превосходство должным образом признавалось, и к учению прислушиваются, он был готов проявлять ответную симпатию. Никогда не подвергалось сомнению то, что Фрейд предлагал своим ученикам любовь - правда, в несколько отрешенной форме - и преданность. Он даже был готов допустить определенную долю открытой полемики и критики в свой адрес. Но как только он чувствовал, что его позиция в той или иной мере начинала колебаться, тут же полностью менял свое отношение к тому или иному человеку.
Реакцию Фрейда на неприятные для него замечания очень хорошо иллюстрирует дискуссия, произошедшая в 1908 году между ним и Альбертом Моллом (Albert Moll). Хотя Молл непосредственно и не был учеником Фрейда, но, как известный сексолог, он с интересом следил за развитием психоанализа, и даже начал применять некоторые из методов этого учения в своей практике. Тем не менее, в своей книге «Сексуальная жизнь ребенка» («The sexual life of the child») он выступил с жесткой, хорошо аргументированной критикой в адрес учения Фрейда. Хотя Молл и признавал, что у детей бывают сексуальные переживания, он все же отрицал фрейдистские объяснения сексуального развития человека. Кроме того, сексолог утверждал, что исцеление от некоторых недугов, каковое Фрейд приписывал своим заслугам, можно было объяснить эффектом внушения. Молл считал, что неудачи Фрейда, связанные непосредственно с изучением сексуальной жизни детей, и то, что его теория детской сексуальности основывается исключительно на рассказах взрослых пациентов, привели к чересчур категоричным выводам относительно роли половых факторов в развитии неврозов. Сексолог писал: «У меня сложилось такое впечатление, что теория Фрейда и его учеников достаточна для объяснения истории болезни пациентов, а не для того, чтобы, напротив, история болезни показывала, насколько оправдана эта теория. Фрейд пытается разработать свою теорию, отталкиваясь от психоанализа. Но она несет в себе столько необоснованных суждений, что практически невозможно говорить о доказательствах в строгом понимании этого термина».
Постольку поскольку критика исходила от Молла, ученого, пользовавшегося большим авторитетом, то его обвинения угрожали престижу Фрейда. Первая реакция Фрейда была следующей: он начал жаловаться, что «некоторые пассажи из «Сексуальной жизни ребенка» заслуживали того, чтобы быть названными клеветническими». После этого Фрейд прибег уже к личным выпадам в адрес Молла, заявив своим последователям на заседании Венского общества психоаналитиков, что «характер Молла известен всем. Это мелочный, злорадный человек узких взглядов. Он никогда не высказывает свое мнение четко┘».
После того, как Молл посетил Фрейда в его доме, посоветовав тому поучиться принимать обоснованную критику в свой адрес, отец психоанализа поведал Юнгу (Jung) свою версию этого визита. Фрейд утверждал, например, что заставил Молла «постыдно ретироваться», хотя и сказал, что не почувствовал полного удовлетворения, когда увидел его удаляющуюся спину. «Он оставил после себя в комнате зловоние, напоминающее запах самого дьявола. Из-за недостаточной практики общения с такими существами, а частично и из-за того, что он был моим гостем, я прекратил его бичевать. Теперь, разумеется, от него можно ожидать любых козней».
Бесчисленные разрывы отношений
Как в и случае с Моллом, когда Фрейд прибег к личным оскорблениям и чуть ли не демонизации своего оппонента, отец психоанализа затем постоянно использовал эти же методы во время дискуссий со своими самыми близкими учениками. Первая из многочисленных размолвок, которыми было отмечено самое начало истории психоанализа, произошла между Фрейдом и Альфредом Адлером (Alfred Adler). Возможно, Адлер и не был таким скрупулезным исследователем как Фрейд, но он привлекал своей оригинальностью и вскоре начал развивать собственную версию психоанализа, в которой основной упор делался не на сексуальность, а на стремление к власти. Изначально различия между этими двумя направлениями не казались столь глубокими. Поэтому, когда в 1910 году Венское психоаналитическое общество формально стало членом Международной ассоциации психоанализа, только что основанной Фрейдом, Адлер был избран на должность президента общества. Но именно эти самые организационные изменения, благодаря которым Адлер занял пост президента, и привели, в конце концов, к тому, что он был окончательно изгнан из основанного Фрейдом движения. На самом деле, хотя Международная ассоциация и носила название, в котором не упоминалось ни одного имени собственного, в ее правилах было записано, что целью данной организации было «изучение и развитие науки психоанализа, открытой Фрейдом┘». А это означало, что ассоциация в первую очередь преследовала цель сохранения в неприкосновенности фрейдистской доктрины, и никогда бы не смирилась с опасными отступлениями от этого учения.
Вскоре стало очевидным, что Адлер претендовал на не меньший интеллектуальный авторитет, чем тот, который, как предполагалось, должен был остаться прерогативой Фрейда. После недолгого периода толерантного отношения к оппоненту, Фрейд перешел в контратаку. В одном из писем Оскару Пфистеру (Oscar Pfister) - священнику-протестанту, присоединившемуся к учению психоанализа - он выказал свое отношение к Адлеру в следующих словах:
«(Теории Адлера начинают) слишком сильно отклоняться от истинного пути, и пришло время установить порядок. Он забыл слова апостола Павла, те слова, которые Вы знаете лучше меня: «И я знаю, что нет у тебя любви». Он создал систему мира без любви, и я готов обрушиться на него карающим мечом обиженной богини Либидо. Моим принципом всегда была толерантность, а не насаждение своего влияния, хотя, на практике это не всегда действует».
На одном из заседаний Венского общества, на котором Адлер представил свою теорию, Фрейд воспользовался случаем и ответил своему оппоненту в манере, которую Фриц Виттельс (Fritz Wittels) назвал попыткой «уничтожить своего противника». Тогда самые верные ученики сомкнули свои ряды вокруг Фрейда и, как пишет Виттельс, «все вместе набросились на Адлера, это было нечто невиданное по своей ярости, даже в вызывающей столько разногласий области, как психоанализ». Но Фрейд не только набросился на Адлера, он еще и намеренно усугубил обстановку. Позднее, в феврале 1911 года, Фрейд добился и одной из своих целей, когда Адлер покинул пост президента Венского общества. Вместе с ним ушел и Вильгельм Штекель (Wilhelm Stekel), друг и последователь Адлера, занимавший пост вице-президента.
В июне того же года Фрейд настоял на том, чтобы Адлер был изгнан и из всех остальных обществ. В августе 1911 года основатель психоанализа объяснял Эрнесту Джонсу, что размолвка с Адлером была неминуемой, и, если уж кто и несет ответственность за умышленное создание такой «критической ситуации», так это - Адлер. О том, насколько глубока была неприязнь Фрейда к своему ученику можно судить по тем словам, которые он сказал об этом, так называемом «кризисе». «Это мятеж ненормального человека, - писал Фрейд Джонсу, - которого амбиции довели до сумасшествия. Его влияние основано лишь на проявлениях крайнего садизма и терроризма по отношению к другим». Фрейд не хотел довольствоваться лишь частичной победой, поэтому, когда осенью 1911 года состоялось заседание Венского общества, он еще больше усугубил и без того напряженную ситуацию. Именно тогда отец психоанализа объявил, что Адлер ушел в отставку вместе с тремя своими самыми верными последователями, и что они объединились в новую адлерианскую группу.
Требования верности
Опасаясь, что новая организация может ослабить Венское общество извне, Фрейд объявил, что сотрудничество с адлерианской группой не совместимо с присягой на верность психоанализу. Фрейд потребовал, чтобы все присутствующие на заседании определились, к какому учению они желают примкнуть, и в недельный срок сообщили о своем решении. И вновь Фрейду, стремившемуся очистить свое окружение от потенциальных диссидентов, требовались доказательства верности собственной персоне. После того эпизода из общества психоанализа вышли шесть человек, хотя истинные причины их поступка так и остались невыясненными. Питер Гэй (Peter Gay) назвал всех шестерых «сторонниками Адлера». В свою очередь Ганс Сакс (Hans Sachs) полагал, что практически все члены общества, покинувшие его, не разделяли точки зрения Адлера. Решение этих людей основывалось, скорее, на «убеждении, что подобные методы разрешения разногласий являются нарушением права «свободного изъявления своей точки зрения»».
Фрейд же радовался плодам, своих последовательных действий. Он писал Юнгу: «Несколько устав после сражения и победы в нем, настоящим уведомляю тебя, что вчера заставил всю группу Адлера (шестерых человек) выйти из состава Общества. Я был непреклонен, хотя и не думаю, что несправедлив». Тем не менее, даже после победы, неприкрытая ненависть Фрейда к Адлеру отвергала саму возможность перемирия. В 1914 году основатель психоанализа писал Лу Андреас-Саломе (Lou Andreas-Salome) об «особой ядовитости» Адлера, которого называл не иначе как «отвратительный индивидуум». Позднее, в письме к Стефану Цвейгу (Stefan Zweig), Фрейд описывал, насколько грубо Адлер вторгся в христианскую культуру своего окружения, а, кроме того, и в - вопросы, связанные с антисемитизмом. Когда Адлер внезапно скончался во время проходившего в Абердене научного конгресса, Фрейд написал: «Для еврейского мальчика, вышедшего из венского пригорода, окончить свои дни в Абердене уже само по себе - карьера, доказательство того, как далеко он зашел. Мир воистину наградил его необычайно щедро за ту услугу, которую тот ему оказал, противореча психоанализу».
Несмотря на то, что Фрейду удалось изгнать Адлера, он так и не смог найти покоя. Хотя основателю психоанализа и удалось очистить Общество от неверных, диссидентство все еще продолжало оставаться угрозой. Наибольшие подозрения у Фрейда вызывал Вильгельм Штекель (Wilhelm Stekel), который, несмотря на свои симпатии к Адлеру, не захотел выйти из состава Общества. Штекель в своей научной методике, объясняющей различные случаи заболеваний пациентов, шел гораздо дальше Фрейда, показывая тем самым, насколько он оригинальнее самого основателя психоанализа. Поэтому вполне возможно, что ненависть, которую Фрейд испытывал к этому человеку, была следствием недостатков его собственной методики. И, наблюдая методы Штекеля на практике, он осознавал свои ошибки. В действительности же, Фрейд в своем гневе часто выходил за грань рационального. Если раньше Фрейд говорил о Штекеле как о благородном человеке, то затем изменил свое отношение к нему и заявил, что стремления Штекеля «низменны и глупы». Фрейд написал письмо к Эрнесту Джонсу, в котором давал уничижительную характеристику Штекелю, называл «лгуном», «человеком, которого невозможно хоть чему-нибудь научить» и «свиньей», он так и писал «эта свинья Штекель». Фрейд не только оскорблял Штекеля, говоря, что тот отвратителен и грязен, но и, казалось, испытывал внутреннюю потребность унижать его, представляя его существом мелким и незначительным. Однажды Фрейд заявил, что по своим размерам Штекель вряд ли превышает «размеры горошины». В другой раз Фрейд резко отреагировал на нескромное фанфаронство Штекеля, заявившего, что зачастую карлик, стоящий на плечах великана, видит дальше самого гиганта. Фрейд прокомментировал фразу Штекеля так: «Возможно, это и правда, только вот вошь на голове астронавта не видит абсолютно ничего».
Спорный обзор
Окончательный разрыв со Штекелем произошел, когда Фрейд пожелал, чтобы один из его последователей - Виктор Тауск (Victor Tausk) - занимался обзором книг в журнале «Zentralblatt», основателем и соиздателем которого являлся Штекель. Штекель вовсе не был намерен идти какие-либо уступки, и отказался принять Тауска в редакцию. Продолжая исполнять обязанности редактора, Штекель вышел из состава Венского общества. Стоит посмотреть, как Фрейд исказил истинную причину разногласий, в письме к одному из своих учеников - Карлу Абрахаму (Karl Abraham) из Берлина - он написал: «Разрыв в наших отношениях произошел не только на почве науки. Он [Штекель] начал подозрительно относиться к другому члену нашего Общества, потому как не хотел, чтобы тот отвечал за книжный обзор в «его журнале». Вынести этого я не мог». Таким образом, Фрейд, поступок которого вовсе нельзя было назвать благородным, представил стремление Штекеля отстоять независимость своего издания как попытку насаждения цензуры. Вне всякого сомнения, отказ Штекеля больше всего оскорбил не Тауска, а самого Фрейда. И тот, кто осмелился оспорить авторитет основателя психоанализа, должен был понести наказание. Как и во многих других случаях разрыва дружеских отношений между Фрейдом и его учениками - от Брейера (Breuer) до Флисса (Fliess) - отец психоанализа дал нелицеприятную характеристику своему бывшему другу, теперь уже превратившемуся во врага. Так в 1924 году он написал, что Штекель страдал от «морального слабоумия». Когда Штекель попытался восстановить отношения, Фрейд не удержался от прямых нападок на своего ученика. «В том, что ни я, ни мои друзья не могут сотрудничать с тобой, виноват исключительно ты и твои личные качества».
Та ярость, с которой Фрейд нападал на своих самых независимых учеников, предавая их анафеме исключительно за то, что те осмеливались оспаривать его учение, лишь стимулировала к сравнению психоанализа с религиозным культом. Своими высказываниями Фрейд только усиливал это сходство. Когда, например, Людвиг Бинсвангер (Ludwig Binswanger) спросил у Фрейда о причине разрыва между ним и его самыми старыми и талантливыми учениками, вспомнив, прежде всего, о Юнге и Адлере, основатель психоанализа ответил ему: «Именно потому, что они тоже хотели быть Папами».
В 1924 году Фрейд, давая характеристику Юнгу и Адлеру, вновь прибег к религиозной метафоре, назвав их «еретиками». Используя подобные термины, он, сам того не осознавая, подтверждал тот анализ, который позже провел Макс Граф (Max Graf):
«Фрейд настаивал на том, что последователи Адлера, отказывающиеся признавать, что в основе человеческой психологии лежит сексуальность, не являются истинными фрейдистами. В довершение всего, Фрейд в качестве официальной главы своей церкви, изгнал Адлера из ее лона. На протяжении нескольких лет я был свидетелем развития Церкви: от первых проповедей перед маленькой группой апостолов до споров между Арием и Афанасием┘».
