Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Сага семьи Маннов: проклятие гения

Свой слабый организм Томас Манн пичкал бесконечными чашками крепкого кофе в сопровождении бесчисленного количества сигарет: ни то, ни другое не приносило ему здоровья

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Странная смесь из самоубийств, пристрастия к наркотикам, братоненавистничества, отклонений в сексуальной ориентации, бесчинств и изгнаний - вот она история клана Маннов. А фоном ей была трагедия: трагедия, которую Deus ex machina целого племени - Томас Манн - смывал с себя, делая скупые и холодные пометки в своем дневнике. Сколько бы вы не искали в полной событиями истории этой семьи, вы не найдете в ней ни грамма довольства жизнью, хотя все они производили впечатление людей веселых и остроумных. Вероятно, это проклятие гения, проклятие, которое страшнее и безжалостнее проклятия Тутанхамона

Странная смесь из самоубийств, пристрастия к наркотикам, братоненавистничества, отклонений в сексуальной ориентации, бесчинств и изгнаний - вот она история клана Маннов. А фоном ей была трагедия: трагедия, которую Deus ex machina («Бог из машины») целого племени - Томас Манн (Thomas Mann) - смывал с себя, делая скупые и холодные пометки в своем дневнике. Сколько бы вы не искали в полной событиями истории этой семьи, вы не найдете в ней ни грамма довольства жизнью, хотя все они производили впечатление людей веселых и остроумных. Вероятно, это проклятие гения, проклятие, которое страшнее и безжалостнее проклятия Тутанхамона.

И вот этими-то ингредиентами, приправленными многосторонними талантами и причудливым мышлением, судьба наделила Томаса и Генриха (Heinrich) Маннов - великих новеллистов, хотя слава и значение для мировой литературы первого неоднократно превосходят заслуги второго. Братья родились в зажиточной семье, принадлежавшей к кругу богатых буржуа ганзейского города Любек. Ни один из их предков никогда не отличался какими-либо другими способностями, кроме коммерческих, и, насколько известно, никаких странностей или экстравагантностей в семье тоже замечено не было. Отец Томаса и Генриха - сенатор Манн - скончался 13 октября 1891 года в шесть тридцать вечера, через три месяца после сделанной ему операции на желчном пузыре. Он оставил после себя завещание, в котором просил похоронить себя по-простому: «в саване белого шелка, голову слегка склонить набок, а руки должны лежать по бокам туловища, но только не скрещенными на груди; и все, я настаиваю на этом, должно быть совершенно естественно, так, чтобы лучше и сделать было нельзя». Подозревали, что старик совершил самоубийство, потому как за несколько дней до смерти, он словно в бреду предсказал, что именно в этот день и в этот час «должен будет совершить длительную инспекторскую проверку».

У его вдовы - Юлии да Сильва-Брюнс (Julia da Silva-Bruehns) - были немецкие, креольские и португальские корни, и это красочное смешение кровей отразилось и на способностях обоих братьев. Юлия была воспитана, как она сама говорила, «на дикой природе», и вокруг экзотической красоты этой дерзкой и отчаянной сенаторши вращалась вся светская жизнь высшего общества Любека. Она могла быть холодной и серьезной, когда того требовали обстоятельства, и отчаянно кокетничать с гвардейскими офицерами, когда никто даже не ожидал от нее таких поступков. Но несмотря на всеобщее почитание, Юлия Манн постоянно шокировала неторопливое буржуазное общество тихого коммерческого города Любек. Глубокий контраст между родителями братьев Манн, выплеснулся в Томасе и Генрихе в форме самых различных причуд и отклонений.

Генрих - старший из братьев был вынужден всю жизнь отстаивать свое истинное призвание: быть писателем; а Томас с самых ранних лет должен был сдерживать склонность к гомосексуализму. В гимназии он влюбился в своего одноклассника, голубые глаза которого снились ему по ночам, и младший из братьев Манн постоянно жаловался на то, что не может утолить свою страсть. Позднее, справиться с подобными сексуальными отклонениями Томасу Манну помогала жена, однако однополая любовь до конца жила, запрятанная в глубинах его подсознания, и вырывалась на поверхность между строк его произведений. Манн с вожделением смотрел на обнаженное тело своего старшего сына - Клауса, гомосексуализм которого сам писатель позже объявил запретной темой, назвав поведение сына «распутным, ветреным, бесплодным и притворным».

Через десять лет после смерти отца Томас Манн опубликовал одно из своих величайших произведений - «Будденброки», в котором дал острое и безжалостное описание традиционной семьи богатых коммерсантов. Книга сразу стала мировым бестселлером, на всю оставшуюся жизнь решила экономические проблемы Манна и положила начало его международной известности как писателя. Книги его старшего брата тоже сразу становились бестселлерами в Германии, хотя имя Генриха Манна оставалось практически не известным за границей. Ни Томас, ни Генрих не закончили своего обучения: им хотелось лишь одного - писать, и подобное призвание было совершенно необычным для семьи сенатора ганзейского города Любек.

Генрих перебрался в Америку, но там его книги практически не продавались, и жизнь в Штатах старшего из братьев вряд ли можно назвать процветающей: отчаяние и смерть жены почти полностью сломили его. Томас из-за политических разногласий не разговаривал с Генрихом на протяжении долгих лет, но, когда тот попал в беду, пришел ему на помощь и спас от полной нужды. Ведь всем известно, что Томас Манн был самым состоятельным немецким интеллектуалом, спасшимся от нацистского режима и получавшим большие гонорары от продажи своих книг. Генрих всегда придерживался либеральных взглядов, а Томас же, напротив, в самом начале своей жизни был ревностным националистом. Но жизнь при правлении фашистов и последующее изгнание сделали из него демократа, этих взглядов он и придерживался до конца своей жизни.

Между тем, в Германии произведения Томаса Манна оставались популярными даже несмотря на то, что писатель покинул страну по политическим мотивам: его книги избежали печальной участи многих других и не были сожжены на гигантских кострах «Хрустальной ночи» 1938 года. Популярности Томаса Манна в Германии смогла положить конец лишь едкая критика его сына Клауса, который издавал антифашистский журнал в эмиграции. После войны немцы все равно не захотят читать книг Томаса Манна, уже ставшего на тот момент гражданином Соединенных Штатов Америки, хотя именно он, одним из первых, понял катастрофическую участь, которая была уготована Германии по милости нацистов, и известил об этом весь мир, опубликовав еще в тридцатых годах свое знаменитое эссе - «Avertissement a l╢Europe» («Предупреждение Европе»).

Самоубийство как избавление.

Любимая сестра Томаса Манна - Лула (Lula) - настолько же не приспособленная к жизни как и брат, называвший ее «мое женское Я», покончила жизнь самоубийством, потому как не могла вынести своего мужа-банкира в постели, хотя и принимала для воодушевления морфий. Другая сестра - Карла (Carla) - любимица Генриха, элегантная и веселая, не слишком известная актриса, покончила жизнь самоубийством в возрасте 27 лет во время приступа хандры. Генрих Манн сохранил одну из фотографий Карлы - лежащая в своей спальне на постели, накрытая белым саваном, в белой рубашке и венке из цветов девушка. «Это моя Офелия, Офелия без Гамлета», - часто говорил о сестре Генрих. Томас Манн воспринял самоубийство Карлы как предательство: «Это был поступок, лишенный чувства единства». Знаменитый писатель опасался самоубийств в своем окружении, потому как именно такая форма смерти безжалостнее всего бьет по сознанию человека. Но, когда в Америке счеты с жизнью свела жена его брата Генриха - Нелли (Nelly) - Томас не испытал другого чувства, кроме облегчения. В своем дневнике он записал: «Я рад за Генриха». По убеждению писателя, преступление Нелли состояло в том, что она была надоедливой и самой заурядной личностью, много пила, кричала, любила пустые разговоры, но, прежде всего, - в том, что она работала официанткой в ночном клубе.

Томас женился на Кате, известной специалистке по Вагнеру, которая родила ему шестерых детей: Монику (Monica) - молчунью, Михаэля (Michael) - нежеланного, Элизабет (Elisabeth) - любимицу отца, Клауса (Claus) - отверженного, Эрику (Erika) - холодную и Голо (Golo) - нелюбимого, чье изображение почти никогда не появлялось на семейных фотографиях. Эрика и Клаус, как и их великий отец пробовали себя на литературном поприще. Гомосексуалист Клаус обручился с лесбиянкой Памелой Ведекинд (Pamela Wedekind), а лесбиянка Эрика вышла замуж за гомосексуалиста Густафа Грюндгена (Gustaf Gruendgen). И ни один из этих поступков не привел к скандалу в семье, хотя за ее пределами все судачили именно о причудах Маннов. Ни один из упомянутых супружеских союзов долго не просуществовал.

Клаус написал удивительное произведение «Мефисто», в котором рассказывал о жизни знаменитого актера, сблизившегося с национал-социалистами и ставшего в результате их жертвой. В какой-то степени эта повесть является карикатурой на судьбу Фауста, но можно сказать, что в ней отражена жизнь композитора Адриана Леверкюна (Leverkuehn) - главного героя романа его отца «Доктор Фаустус». В четырнадцать лет Клаус написал в своем дневнике: «Ночь смыкается надо мной. Я должен стать знаменитым. Мой Олимп населяют больные и грешники». Его жизнь взрослого человека - это любовь, снобизм, меланхолия, выпитый им алкоголь и рожденные без мук книги. И конечно же он покончил жизнь самоубийством: находясь в Каннах принял снотворное. На похороны приехал лишь его младший брат Михаэль - известный музыкант, который упав на колени перед гробом Клауса сыграл похоронную мелодию. Томас Манн воспринял смерть своего сына лишь как доказательство безответственности. Михаэль тоже покончит жизнь самоубийством, приняв снотворное и выпив много спиртного. Но это произойдет лишь через тридцать лет, а перед смертью он опубликует дневники своего отца, который уничижительно называл сына der beisser ("кусака" - от нем. beissen - кусать - прим. пер.).

Моника вышла замуж за венгерского историка; когда супруги пытались спастись от режима нацистов, немецкий торпедоносец подорвал корабль, на котором они плыли в Соединенные Штаты. Выжила лишь одна Моника, проведя 20 часов в ледяных водах Атлантического океана. В тот день Томас Манн сделал в своем дневнике запись: «Как печально, такая нежная девочка». И немного ниже, после посещения вечеринки в Голливуде, где собрались все знаменитости шоу-бизнеса: «Невинные забавы, несколько приятных встреч. Я смеялся». И, конечно, он мог смеяться. Писатель, одержимый лишь одной мыслью - избегать любого проявления смерти, постоянно держа в уме запрет на зловещие пророчества, как в своей жизни, так и в своей литературной деятельности.

Смерть звонит в дверь

Его мать - экзотическая бразильянка Юлия, провела последние годы своей вдовьей жизни в странствиях по донацистской Германии, путешествуя из города в город с грузом вины - реальной и вымышленной. Она не хочет жить со своими детьми. Все средства, которые они дают ей, Юлия тратит на переезды из одного пансиона в другой, пока не находит спокойную смерть в маленькой скромной гостинице в Баварии. По обе стороны ее постели сидели и прощались с нею Томас и Генрих: братья пили чай и рассказывали матери о своих детях - ее внуках, а она умирала с ощущением счастья оттого, что оба ее сына разговаривают с ней после стольких лет разногласий.

Последние годы своей жизни Томас Манн провел в изгнании в Швейцарии, разгоревшаяся к тому времени холодная война казалась ему «борьбой между деньгами и фанатизмом». Писатель предложил «интеллектуалам кончать жизнь самоубийством, возможно так им удастся испугать народ и вывести его из состояния ступора». Наконец, в 1955 году пробил час и самого Томаса Манна. Ему было восемьдесят лет, он прожил долгую жизнь, никогда не отличался крепким здоровьем, имел громкий успех и пережил страшные трагедии, которые, в общем-то, ему никогда и не казались таковыми. Свой слабый организм он пичкал бесконечными чашками крепкого кофе в сопровождении бесчисленного количества сигарет: ни то, ни другое не приносило ему здоровья. Оставленное им наследие огромно, оно наполнило всю западную культуру и в ближайшем будущем именно его книги будут считать той самой гениальной гранью, которая разделяет две формы создания литературного произведения. Но тело самого Манна, усохшее от старости, спокойно поместилось в маленьком гробу. Последняя запись в его дневнике: «Я предпочел бы остаться в неведении и не знать, сколько еще продлится это существование. Медленно появляется свет. Сегодня мне придется встать и провести некоторое время сидя в кресле. Боли в желудке и вся эта тягомотина не проходят».