4 октября 2002 года. Вчера сотрудничество России в войне против терроризма было поставлено под сомнение, когда один высокопоставленный чиновник Министерства иностранных дел заявил, что Россия не может согласиться с формулировками американо-английского проекта резолюции Организации Объединенных Наций (ООН) по Ираку. Президент России Владимир Путин вполне мог попытаться обосновать свой довод о том, что Россия имеет право преследовать "террористов" в соседней Грузии. Он, возможно, хотел заверений, что будут защищены российские экономические интересы в Ираке. Или же он просто поддался влиянию близких к Кремлю твердолобых, которые всегда ищут повод для того, чтобы не расставаться со старыми советскими друзьями вроде Ирака и Северной Кореи.
Поддержка г-ном Путиным Америки после 11 сентября прошлого года заставляет считать, что он придает более важное значение партнерским отношениям России с Соединенными Штатами и тем возможностям, которые из этого проистекают, чем всем прочим связям. Но его угрозы военной интервенции в Грузии и продолжающаяся война в Чечне являются напоминанием о том, что, быть может, является самым большим препятствием на пути партнерских отношений Запада с Россией и прогресса самой России: о российских военных.
В период после "холодной войны" профессионалы внешней политики США и НАТО (Организация Североатлантического договора - прим. пер.) придавали меньшее значение тому, что происходило внутри России, предпочитая фокусировать свое внимание на поведении России на международной арене, которое служило им барометром. В такой стратегии есть множество достоинств; безусловно, годы правления президента Клинтона (Clinton) характеризовались преувеличенным ощущением своего влияния. Но, как заставляет предположить военный кризис в России, некоторые внутренние распри имеют более широкие последствия.
Когда-то могущественная Красная Армия в последнее десятилетие все быстрее разлагается. Россия продолжает содержать вооруженные силы общей численностью свыше 1 миллиона, а ее оборонный бюджет примерно равен оборонному бюджету Швейцарии. Кризис, которым охвачены эти силы - солдаты, едящие траву, взлетно-посадочные полосы аэродромов, непригодные к эксплуатации ввиду повреждений, нехватка горючего для военных машин и ужасающие условия работы многих солдат и офицеров - хорошо задокументирован. Но более тревожащими, чем та картина, которая создана жестокой нехваткой ресурсов, являются утрата профессионализма и контроля за военными.
Примерно 20% срочнослужащих имеют проблемы с наркотиками или с алкоголем; третья часть не получила даже начального образования. Как подробно рассказывает в своей статье на страницах сегодняшнего номера нашей газеты Майкл Орр (Michael Orr), вместо военного этноса мы имеем в вооруженных силах России узаконенную коррупцию, политизацию и полный распад системы управления войсками.
Одним из самых страшных несчастий с момента распада Советского Союза стало недавнее сбитие чеченскими повстанцами неподалеку от российской военной базы Ханкала вертолета Ми-26, в результате чего погибли по меньшей мере 116 человек. Но это был также и типичный случай. Нехватка запчастей и горючего означает, что пришлось использовать одно транспортное средство там, где нужны были два или три.
Война в Чечне, продолжающаяся вот уже четвертый год, не только является отражением этой дисфункциональности российских военных, но и способствует ее углублению. Пока у российских генералов "старой гвардии" есть война, которую нужно вести, они смогут противиться любым реформам, затыкать рты критикам и требовать своего куска из бюджета. Если эта война пойдет плохо, они попытаются найти себе какую-нибудь другую войну (как это они едва не сделали в Грузии). Те военные, от которых нет никакой пользы на войне, оказались на удивление яростными при защите своих бюрократических привилегий.
В одной из статей, опубликованных в "Российской Газете" в прошлом месяце, бывший премьер-министр Евгений Примаков говорит то, о чем вот уже какое-то время размышляют некоторые аналитики - что военные уже больше не находятся под контролем гражданского руководства страны. "Не должно быть такого, чтобы военные имели решающий голос в таких делах, как масштабы военных действий или их прекращение", - написал г-н Примаков.
Часто говорят, что президент Путин в долгу перед своими военными, поскольку на волне античеченских настроений он поднялся прямо в Кремль. Также говорят, что создание профессиональной армии обойдется России дороже, чем она сегодня может себе позволить, и потребует многих лет. Однако ни то, ни другое не является сущей правдой. Военные слишком слабы и разобщены, чтобы бросить серьезный вызов президенту, и, как пишет г-н Орр, военные склонны преувеличивать стоимость профессионализации армии. Нет другого, более точного теста для г-на Путина как демократа, чем если он положит конец войне в Чечне и реформирует вышедших из-под контроля российских военных.
В рассуждениях с нулевой суммой, которые преобладали в годы "холодной войны", печальное состояние российских вооруженных сил могло казаться чуть ли не утешением. Ведь, в конце концов, если российские военные неэффективны, значит они не могут представлять угрозы. Такой вывод сегодня был бы неразумным. Демократическая стабильность России, ее экономические перспективы и ее отношения с Соединенными Штатами и с НАТО могут быть только лишь подорваны тем обстоятельством, что столь большой арсенал вооружений находится в руках столь неподготовленных и политизированных военных.
