Никогда, пишет Александр Солженицын в начале своей книги, он не расставался с надеждой, «что прежде меня найдется автор, который осветит нам ┘ этот каленый клин с обеих сторон». Впрочем, этого хотели и благосклонные читатели. Поскольку «каленый клин», который старый Солженицын обязательно хочет осветить, если не «выковать», и который походит на неудачную метафору, - «вопрос русско-еврейских отношений».
Если говорить об образности, то любой сведущий в российской революционной метафорике человек тотчас же подумает о плакате Эля Лисицкого «Клином красным бей белых» времен гражданской войны. Можно с уверенностью говорить, что Солженицын тоже намекает на это: «белые» (невиновные) - столпившийся русский народ, его рассеивает «каленый клин»┘
Вышедший в прошлом году, а теперь переведенный на немецкий язык первый том книги «Двести лет вместе» не касается событий революционного 1917 года, но он в значительной мере определяет рамки взгляда на историю. Речь идет о несчастьях России и о том, как им способствовали евреи. Иными словами, новая анафема: «Евреи - наше несчастье»? Многие критики прочитали книгу именно так и надо опасаться - сотни тысяч российских читателей Солженицына.
По крайней мере, это не соответствует тому, что автора, собственно, занимает. Солженицын выступает здесь, как и в иных случаях со времени своего возвращения в Россию в 1990 году, одним из тех, кто призывает к размышлению и изменениям в лучшую сторону, - в равной степени евреев и русских, которые в своей перспективе противостоят друг другу в этническом и культурном отношениях. Тональность, отнюдь, не обвинительная и не подстрекательская, она подчеркнуто примирительная, наполненная мягкой, патриархальной строгостью.
Одно лишь то, что это слова патриарха нравственности, в качестве которого Солженицын, разумеется, и выступает, говорит в пользу коллектива: православные русские это не евреи. В общем, он призывает к совести своих овечек, поскольку те в слепой ярости или раздражают себя против евреев или заражаются от евреев их радикализмом и идут на их подстрекательства.
В таком искаженном свете развертывается 200-летняя история, евреи и русские существовали в российской государственной системе «вместе», но ни в коей мере не «совместно». Солженицын твердо придерживается этой досовременной точки зрения как фундаментальный национал-консерватор. Он, в частности, не оспаривает политическое равноправие граждан, но видит зло в растущих масштабах денационализации носившей прежде на себе крестьянский отпечаток России, которой, начиная со средних веков, постоянно правили, определяя ее образ, «инородцы», и которая никогда не была сама собой.
Анахронистический поиск корней своей собственной, неискаженной народности, которую следует восстановить, сочетается с жестами «авторского» всезнающего рассказчика, который уподобляясь Всевышнему, говорит за всех действующих лиц. То, что в гигантском цикле Солженицына «Красное колесо» было только попыткой отобразить историю России художественными средствами, если даже не написать ее заново, в этой историографической работе превращается в самонадеянность и интеллектуальную требовательность.
В этом мало что меняет ложный и скромный жест - дать возможность высказаться источникам, прежде всего, «еврейским источникам». Поскольку всезнающий рассказчик определяет очередность, классифицирует и комментирует их в высшей степени по-своему. Для Солженицына, речь идет, прежде всего, о том, чтобы доказать две вещи. Первое, что российское государство после разделов Польши (последний - в 1795 году) хотело в доброжелательной, пусть и в неподходящей форме ассимилировать вновь обретенных граждан в лице евреев, но при этом ему самому приходилось постоянно сталкиваться с решительной волей новичков к сепаратизму и самоутверждению. И второе, то, что евреи, несмотря на все ограничения и (было, конечно, такое) определенную дискриминацию, были всегда состоятельнее, сильнее и влиятельнее, а на предреволюционном этапе выступили, собственно, уже в качестве настоящих вершителей истории России.
Кое-что в этой сильно сдвинутой перспективе вызывает интерес, на что-то она проливает свет. Действительно, еврейское население Российской империи, составлявшее в 19-м столетии большинство компактно проживавших евреев так называемого «пояса оседлости», «делало историю» самым разным образом. В качестве создателей культуры идиш, двигателя буржуазного, капиталистического и интеллектуального развития России и всей Европы, в качестве самой жизнестойкой группы переселенцев в Америке и в качестве энергичного и определяющего элемента в потоке революционных сил России. Было бы, без сомнения, справедливее для понимания истории 20-го столетия представлять их не только в качестве беспомощных жертв (погромов, дискриминации, преследований), но и научиться видеть в них активных участников мощных исторических процессов.
Между прочим, многие качества и способности евреев, будь то позитивного или отрицательного характера, наделившие их исторической ролью, и привели к преследованиям и их неприятию. Нет сомнений, что они сыграли особую политическую роль именно в моменты исторических переломов, во время и в период после первой мировой войны, при этом в России большую, чем в Германии, Австрии или других европейских государствах. Они обладали той мобильностью, убедительностью и информативностью, которые превращали их в представителей и организаторов крупных масс людей, лишенных «корней» и находившихся в состоянии брожения и движения. И на них же приходился значительный сегмент тех «свободных профессий», который пользовался особым спросом при переходе от старого общественного порядка с его знатью и кастовостью к новому строю со своими республиканскими партиями, союзами и институтами. В этом плане роль, которую еврейские интеллектуалы и «профессиональные революционеры» сыграли в рядах большевиков, никоим образом не выделяется.
Все это, как говорится, в высшей степени интересно и поучительно с точки зрения истории, если подходить к ней с непредвзятым любопытством. Но представления Солженицына от этого далеки. Все находится под знаком трагедии России и выяснения исторической вины. Не только в том плане, что он пытается возложить эту вину исключительно «на евреев» - «русские» и особенно русская интеллигенция тоже выступают в качестве излишне безответственных людей. Даже православный народ низкого происхождения поддался на подстрекательства и уже в годы революции 1905 года совершил грех, устраивая массовые «погромы» в отношении дворянских гнезд. Но «грешна перед народом» и аристократия своей оторванностью от народа и своей склонностью к космополитизму, и особенно зараженная декадентскими настроениями придворная царская знать. Но масштабам всех этих прегрешений и всех зол «евреи» затем придали международное звучание только тогда, когда они заклеймили царское правительство перед всем миром как погромщика и реакционера - например, в лице преступника Богрова, который убил единственного сильного реформатора России Столыпина, - и сами стали во главе революционных интриг.
Эти грубо высеченные, положенные в этнические рамки и отличающиеся своим анахронизмом в виде упоминаний о «вине и грехе» представления позволяют ожидать от нового тома, который вскоре выйдет в свет и где должен быть обрисован период со времени революции 1917 года до распада Советского Союза, новых конфузов. И там, где Солженицын в духе своей старой православной веры наставляет на выяснение и разъяснение и требует, там он, желает того или нет, начинает ковыряться в действительно мутном отстое аффектов и эмоций, которые заставляют забывать его непреходящее достижение как автора - «Архипелаг ГУЛАГ».
