После взятия заложников в Москве кажется, что тот прогресс, в который с той поры, как пришел к власти Путин, верили россияне, развалился как карточный домик. Могут ли помочь людям экономический подъем, внутриполитическая стабилизация, и сближение с развитыми странами НАТО, если они не могут пользоваться своими достижениями, поскольку государство не в состоянии гарантировать им безопасность даже в столице? После взятия заложников Россия оказалась вновь в начале тех предпринимаемых с начала 1991 года попыток предстать страной, которая снова может что-то предложить миру и потребовать от него, работать в интересах своих граждан.
Взятие заложников разрушает желаемые представления россиян и готового соглашаться с ним мирового сообщества, будто война в Чечне - почти решенная проблема. При этом подобную ситуацию россияне переживают не в первый раз. Чеченские боевики неоднократно пытались привлечь внимание к ужасающей ситуации в кавказской республике и к своим претензиям на самостоятельность актами насилия. Но только со среды террор действительно пришел в самое сердце России. Нападение именно на театр имеет в данном случае значимость, выходящую далеко за видимые рамки. С давних пор страна значительно больше обращала внимание на свою культуру, чем на экономическую мощь. Она даже объясняла часто обществу неудачи в повседневной работе с высоты высокого значения культуры. В этом плане сословное высокомерие в царской России перекочевало в советские времена, и даже свое обнищание после 1991 года многие россияне объясняли падением уровня культуры. То, что теперь здание предприятия культуры превращено в тюрьму, может являть собой особенно болезненное обстоятельство.
Приводимые со среды сравнения террористического акта в театре в Москве с тем, что произошло год назад в Нью-Йорке с Всемирным торговым центром (ВТЦ), взято не с потолка. Оба здания по-своему являются олицетворением своих обществ, даже если ВТЦ одновременно олицетворял глобальную идею, а театр в Москве отличался блеском лишь местного значения.
Следует добавить, что мюзикл, ставившийся в театре, даже если это учреждение находится вдали от центра города, является своего рода символом того пути, которым Россия идет последние десять лет. В этот период времени классическая культура уступила дорогу ориентированной на Запад шоу-культуре, которую делает себе новый, влиятельный средний класс. Но еще более символичным захват заложников был бы, если бы это коснулось действительно важных учреждений культуры в центре Москвы: например, Большого театра или Пушкинского музея изобразительных искусств.
Прагматизм террористов устоял перед тем, чтобы не пойти по этому пути. Дело в том, что, если террористы в Нью-Йорке искали чисто символического акта разрушения без выдвижения конкретных требований, то боевики из Москвы хотят вполне конкретную вещь: изменения ситуации в практически разрушенной кавказской республике.
